<<<     ΛΛΛ     >>>   

пропасть, разделяющая две культуры. По-видимому, смысл обоих приведенных постановлений об индпошиве именно в указании рубежа культур. Культура 2 этими постановлениями, донесенными до населения с помощью радио, кино и печати, как бы публично открещивалась от эгалитарного, коллективистского, ориентированного на стандарт наследия прошлой культуры. Это было символическим жестом, что подчеркнуто фразой последнего постановления о «систематической информации населения о ходе работ по пошивке». Размноженный средствами массовой информации индивидуальный пошив до некоторой степени перекликается с размноженными печатью перелетами через Северный полюс. Между этими двумя явлениями есть разница: в одном случае у населения отнималось право передвижения, и это компенсировалось печатно размноженными передвижениями героев, в другом случае населению ~ дарилось отнятое у него предыдущей культурой право индивидуального выбора, но дарилось оно тем немногим, кто этим правом мог воспользоваться. Общее у этих двух случаев то, что потребителями s благ и там и там выступают особые представители ) населения, а само население сопереживает им с помощью средств массовой информации. И провозглашаемая культурой 2 индивидуальность была индивидуальностью как раз тех представителей, а отнюдь не каждого жителя страны. Распределение индивидуальности, как мы видим, повторяет ту самую структуру иерархии, описанную в предыдущем разделе.

Особенно отчетливо проявилось это новое иерархическое распределение индивидуальности — в противовес прежнему равномерному ее отсутствию — в области кино. В фильмах С. Эйзенштейна 20-х годов культуру 2 особенно раздражает, что субъектом действия там является масса, в этом культура 2 справедливо усматривает связь с идеологией Пролеткульта. «Мы придаем сейчас, — пишет киножурнал в 1934 г., — первостепенное значение изображению индивидуальных характеров» (СК, 1934, 1—2, с. 7). Это требование индивидуальности журнал относит не ко всем героям, а только к образам коммунистов. В прошлой культуре, как полагает журнал, коммунисты «рисовались одним мазком, их характеристика сводилась обычно к одной черте, никаких расщеплений, никаких противоречий в характере, монолитный кусок, а проще говоря, манекен, двигающийся всегда в одном направлении» (там же, с. 9). Тем большее количество индивидуальности (и соответственно большее ': количество «расщеплений» и «противоречий»)

151

может быть позволено в изображении человека, чем лучше он с точки зрения культуры 2. Однако, чтобы достичь такого понимания индивидуальности, Сергею Эйзенштейну, по его словам, пришлось «серьезно работать над собственным мировоззрением»; новая картина виделась ему в 1937 г. такой: «Героическая по духу, партийная, военно-оборонная по содержанию и народная по стилю, — независимо от того, будет ли это материал о 1917 или 1937 г.,— она будет служить победоносному шествию социализма» (Шуб, с. 132). В «Стачке» по экрану металась толпа, теперь же, в 1947 г., во главе победного шествия социализма стоит достаточно «расщепленная» и «противоречивая» индивидуальность, «великий и мудрый правитель», который — как сказал о нем Сталин, — «ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию» (Черкасов, с. 380), — царь Иван Грозный.

В области архитектуры тема индивидуальности звучит в культуре 2 чаще всего в связи с индивидуальным жилищным строительством. Вскользь о нем упоминалось уже в 1928 г. в постановлении ЦИК и СНК СССР «О жилищной политике» (РППХВ /I/, с. 696). В 1933 г. эта тема прозвучала в постановлении СНК «О развертывании индивидуального рабочего огородничества», согласно которому рабочим предлагалось обзавестись небольшими огородами для работы на них в свободное время, а для этого в ассортимент рабочих магазинов предлагалось включить «лопаты, вилы, грабли, сапки и т.д..» (СЗ, 1934, 1, 8). Конечно, в этом постановлении можно увидеть лишь практическую меру: рабочим надо что-то есть, а коллективизируемое сельское хозяйство не в состоянии производить достаточное количество пищевых продуктов. Но можно увидеть и большее, а именно иерархическое распределение индивидуальности. Крестьянство, которое в России традиционно помещалось в самом основании общественной лестницы, этой индивидуальности лишено, ему позволено лишь коллективное существование1, рабочим же — и в этом есть известная доля инерции культуры 1 — дано в этом смысле гораздо больше, индивидуальное сельское хозяйство. Можно предположить, правда, что этим правом могли пользоваться чаще всего не рабочие, а те, кого в старой России называли «дворовыми людьми», — шоферы ЦК, курьеры СНК, уборщицы ОГПУ.

На более высоком уровне проблема индивидуального огородничества решалась системой дач. «Вокруг Москвы, — с удовлетворением отмечал в 1934 г. архитектурный журнал, — можно

1. Коллективизация крестьянства носит скорее символический характер и происходит, пожалуй, в ущерб хозяйственным интересам страны — как семьдесят лет назад в ущерб хозяйственным интересам страны происходило освобождение крестьянства

152

наблюдать усиленное строительство дач и дачных поселков». И это строительство, как считает журнал, «имеет грандиозное значение» (Калмыков, с. 26). Раздача, говоря тавтологически, дач, в миниатюре повторяющая раздачу земель во временное пользование, начавшуюся в Московском государстве с конца XV в. (Милюков, 1, с. 147), особенно интенсивно происходила с середины 30-х годов. Архитекторы столкнулись с этим процессом по двум линиям. С одной стороны, тема индивидуального деревянного дома и дачного поселка занимает все более солидное место в архитектурном проектировании, с другой — архитекторы сами включились в борьбу за дачные участки. Косвенные следы этой борьбы можно увидеть в пункте протокола заседания секретариата оргкомитета ССА 26 мая 1936 г.: «Расходы по строительству и покупке дач увеличить на 100 тысяч рублей и принять в сумме 300 тысяч рублей» (ЦГАЛИ, 674, 2, 12, л. 30 об.).

В 1946 г. Управлением по делам архитектуры при СНК РСФСР и Наркомгражцанстроем РСФСР проводился специальный конкурс на лучшие индивидуальные жилые дома (АС, 1946, 13, с. 13—19). Послевоенный пятилетний план предусматривал «всемерную помощь населению в строительстве индивидуальных жилых домов» (ГХМ, 1948, 2, с. 29). В 1948 г. право граждан «на покупку и строительство индивидуальных жилых домов» подтверждается постановлением Совета Министров СССР (СП, 1948, 5, 62).

Чтобы вполне ощутить разницу между отношением двух культур к коллективному и индивидуальному быту, сопоставим кузьминские коллективные спальни со следующим описанием идеального «советского рабочего индивидуального жилья», относящимся к 1939 г.: «Конструкция стен — каркасная из деревянных стоек, столбов с обвязкой на каменных или кирпичных фундаментных столбах. Желательно в части здания устроить небольшой погреб в кирпичных или каменных стенах, например, под кухнею, с лестницей из кухонных сеней. В этом погребе может храниться зимний запас овощей и соленья» (Дьяченко, с. 60). Кстати говоря, в роскошно изданной перед войной «Книге о вкусной и здоровой пище» — задача которой была противопоставить «голоду и постоянному недоеданию народных масс» при капитализме пищевое изобилие в СССР — соленьям, вареньям и другим домашним заготовкам был посвящен специальный раздел. Нетрудно представить себе, каким диким показался бы весь этот быт — с домашними заготовками, с погребом, с каменными фундаментами — культуре 1 с ее

153

коллективизмом. Для нее этот быт ничем не отличался бы, скажем, от образа жизни гоголевских старосветских помещиков, время которых проходило «в солении, сушении, варении бесчисленного количества фруктов и растений». С этой точки зрения между идеальным советским рабочим культуры 2 и его супругой должны были бы происходить примерно такие диалоги: « — Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом или пирожков с маком или, может быть, рыжиков соленых? — Пожалуй, хоть и рыжиков, или пирожков».

(Гоголь, 2, с. 12 — 15)

Кузьминские коллективные спальни и полностью обобществленный быт, повторяющий идеал Угрюм-Бурчеева, культура 2 с негодованием отвергает, как бы солидаризируясь тем самым с М. Е. Салтыковым-Щедриным. Патриархальное существование гоголевских старосветских помещиков, напротив, оказывается в какой-то степени созвучным устремлениям культуры. Может Ъытъ, поэтому культуре оказались нужны, как сказал Г. Маленков на XIX съезде ВКП(б), «Гоголи и Щедрины»?

Дальнейшее развитие темы индивидуального сельскохозяйственного быта идет по уже понятной схеме. Возрожденная в 60-е годы культура 1 этот быт отвергает. Постановление Совета Министров I960 г. требует «запретить повсеместно отвод гражданам земельных участков под индивидуальное дачное строительство» и «прекратить продажу гражданам дачных строений» (СП, 1961, 1, 2). Складывающаяся на наших глазах культура этот быт скорее приветствует (хотя практически купить дачу под Москвой становится все труднее). А вот как описывает газета «Правда» образцовое жилище совхозного механизатора: «Дом настоящий, сельский (обратим внимание на запятую. — В. П.). Есть подвал, помещения для хранения картофеля, овощей, кормов для животных и птицы. Можно разместить столярную, токарную или слесарную мастерскую. Дому приданы так называемые надворные постройки, приусадебный участок... Каждый дом — единственный в своем роде» (1979, 20 июня). Не правда ли, быт идеального рабочего 1939 г., на досуге занимающегося сельским хозяйством, и быт идеального совхозного механизатора 1979 г., на досуге занимающегося токарными работами, очень похожи?

JHeraTHBHoe отношение культуры 2 к коммунальному коллективному быту прямо или косвенно работает на укрепление традиционной

154

Культура 1, старавшаяся уничтожить разницу между мужчиной и женщиной, казалась культуре 2 чересчур •холодной' и «бесполой». Культура 2 противопоставляет этому повышенную плодовитость. Культура начинает различать мужчин и женщин В ней появляются женъч, «спальни'; промышленность осваивает выпуск двуспальных кроватей.

семьи. Это проявилось, в частности, в ясном различении культурой мужчин и женщин. Культура 1 со свойственными ей эгалитарно-энтропийными устремлениями старалась всячески нивелировать разницу между мужчинами и женщинами. Позиция В Кузьмина, изложенная им на страницах журнала <·СА·> и в сильной степени перекликающаяся со «Что делать?» Чернышевского, достаточно характерна для всей культуры: «Женщина — человек. Если сейчас вы, мужчины, даете ей средства к существованию, то от нее вы за это требуете рабской работы, таскания ночных горшков, ухода за вами и наслаждений для вас. Вы забываете, что женщина может быть общественно полезной работницей» (Кузьмин, 1928, с. 83). В этой же связи следует рассматривать и введенное в 1918 г. совместное обучение в школах мальчиков и девочек (СУ, 1918, 38, 499), которое было отменено культурой 2 (1943) и вновь введено , в 1954 г.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В доме архитектора открыта выставка рисунок архитектора
Культура 2

Культура 2 противопоставляет плану