<<<     ΛΛΛ     >>>   

Культура 2 тратила много усилий на выявление специфики (или индивидуальности) разных типов архитектурных сооружений — жилые дома < следовало проектировать одним способом, общественные — другим. Одни архитекторы работали над образом жилого дома, другие — над образом учебного заведения, третьи — над образом советского учреждения. Но когда специфический образ каждого типа был, наконец, найден, оказалось, что эти образы почти невозможно отличить друг от друга: среди одинаковых высотных домов есть и жилые дома, и гостиницы, и министерства, и

159

университет. Одно из двух: либо функционально в культуре 2 не было разницы между гостиницей, жилым домом и учреждением, либо художественная функция высотных домов (создание «высотного силуэта Москвы») была для культуры 2 значительно важнее всех бытовых функций.

Архитектурной кульминацией эпохи и одновременно ее распадом можно считать проект реконструкции Люсиновской улицы, выполненный в 1953 г. Г. А. Захаровым. По этому неосуществленному проекту улица застраивалась шестью абсолютно одинаковыми 16-этажными ступенчатыми зданиями, увенчанными шпилями. Выстроенные высотные здания Москвы все-таки слегка отличаются друг от друга, их можно считать поисками окончательного варианта Дворца Советов. Высотные дома на Люсиновской улице должны были повторять друг друга до мельчайших деталей. Это, в сущности, последний эпизод проектирования Дворца Советов, последняя точка культуры 2. Но одновременно этот проект, где дома не образуют сплошного фасада, а расставлены на некотором расстоянии друг от друга, почти как в строчной застройке Эрнста Мая, принадлежит уже культуре 1.

Однако складывающаяся в 50-х годах культура 1 не признала этот проект своим. Г. Захаров и его проект были одним из главных объектов критики на Всесоюзном совещании строителей в декабре 1954 г. А 13 апреля 1955 г. Г. Захарову уже пришлось написать заявление с просьбой освободить его от обязанностей секретаря ССА «На бюро МГК КПСС и Всесоюзном совещании строителей в Кремле моя творческая деятельность была справедливо подвергнута резкой критики?, которая мною глубоко осознана и воспринята» (ЦГАЛИ, 674, 2, 25, л. 88). Захаров был назначен проректором Строгановского училища, а ректором — бывший ученик А Родченко по ВХУТЕМАСу 3. ?. Быков. Около 1967 г. Г. Захаров стал ректором училища, а в 1969 г., когда я защищал дипломный проект — универсальный набор радиоблоков в стиле ульмского функционализма, Захаров недовольно морщился и говорил: — Не вижу здесь красоты!

Сейчас я понимаю, что его смущала не одинаковость моих радиоблоков, не отсутствие в них индивидуальности, а скорее отсутствие на них шпилей.

3. Грамматика подлинника сохранена.

160

6. Неживое — живое

Культура 2 постоянно прокламирует свою заботу о живом человеке. «В чем же заключается грубейшая ошибка Мая и его сподвижников, — писал А. Мостаков, — в чем органическая порочность его «системы»? Прежде всего в том, что Э. Май исключает из своей «архитектурной* концепции... человека. Он подменяет человеческую личность некоей суммой биологических и технологических требований» (Мостаков, 1937, с. 62). Культура 2 очень ясно различает биологическое и живое. Биология для нее вообще равнозначна технологии. Живое имеет какую-то особую внебиологическую природу.

Строго говоря, теория «живого человека» принадлежит писателям РАППа. Лозунг «показа живого человека» бьи провозглашен в 1928 г. на Первом съезде пролетарских писателей, и после ликвидации РАППа в 1932 г. эта теория упоминалась только с эпитетом «пресловутая». Но, уничтожив РАПП и (частично) его идеологов, культура 2 как бы приняла знамя «живого человека» из слабеющих рук поверженного противника.

В культуре 2 «живое» постоянно употребляется с положительным знаком и противопоставляется при этом «механическому» предыдущей культуры. В известном смысле культура 2 права, потому что пафос механического в той культуре действительно присутствовал. «После электричества, — писал в 1922 г. Маяковский, — совершенно бросил интересоваться природой. Не усовершенствованная вещь» (Маяковский, 1, с. 11). Одержимость культуры электричеством можно увидеть даже в ленинском плане электрификации страны (1920). Одержимость культуры 1 техникой можно увидеть даже в сталинском лозунге «Техника решает все» (4 февраля 1931 г.), но этот лозунг очень быстро сменяется другим: «Кадры решают все» (4 мая 1935 г.). Кадры — это люди, культура 2 противопоставляет их технике, а культура 1 с ними вообще старалась иметь как можно меньше дела. Мейерхольд превращал актеров в кукол, заставляя их заниматься биомеханикой (а в культуре 2 такое отношение к актеру пародировалось в сказке Алексея Толстого «Золотой ключик» в образе Карабаса Барабаса — см. Петровский, с. 245). Архитекторы противопоставляли человеку технику (или архитектуру, понятую как технику). «Прабабушки верили, — писал в 1926 г. член АСНОВА Лисицкий, — что... человек — мера всех вещей» (ПА, с. 8)

161

«В сущности лучшая библиотека по современной архитектуре, — писал в том же году член ОСА Гинзбург, — собрание последних каталогов и прейскурантов технических фирм» (СА, 1926, 2, с. 44). Пафос техники, противопоставленной человеку, разделяют враждующие архитектурные направления. Когда А. Мостаков писал в 1937 г. о человеке как «сумме биологических и технологических требований», он, кроме Эрнста Мая, безусловно, имел в виду и конструктивистов и рационалистов, все хорошо помнили тогда слова Гинзбурга об «экономии живой силы человека» (Гинзбург, 1927, с. 18) и слова Ладовского об «экономии психической энергии» (МСАА /I/, с. 353). И в том и в другом случае человек, его биология и его техника трактовались чисто технически.

В культуре 2 мерой всех вещей снова становится человек (см. АС, 1937, 10, с. 12), а главной ценностью становится «живое». В архитектуре постоянно говорится о необходимости создания «живого архитектурного образа» (АС, 1933, 3-4, с. 8), а наследие предыдущей культуры воспринимается как «мертвящее». «Советская архитектура... сбрасывает с себя печать мертвящей скуки и сухости, столь характерных для "домов-коробок" недавних лет» (АС, 1934, 8, с. 1). Культура отрекается не только от архитектурного авангарда прошлых лет, но и от «мертвого археологизма» реставраторов классики, противопоставляя им «дух живого творчества» (Б. Михайлов, с. 6).

Слово «живое» часто употребляется в культуре просто как синоним положительного качества. Один завод, например, сумел уменьшить отклонение по толщине в плитах «дифферент» (используемых в домах А. Мордвинова) с трех миллиметров до одного; с точки зрения культуры это произошло потому, что «живых людей всегда увлекает живое дело» (Былинкин, с. 7).

Естественно, что на Западе, по ту сторону границ «нашего» мира, «исчезло живое, активное восприятие мира, исчезла радость существования, гордость быть человеком». Это пишет в 1947 г. Е. Кригер, он разъясняет дальше, что советские архитекторы и западные — это примерно как пушкинские Моцарт и Сальери. «Музыку архитектуры, разъятую как труп, — пишет Кригер, — мы видели, когда... Корбюзье выстроил в Москве на улице Кирова дом со стеклянными стенами» (Кригер, с. 335, 336). «Дому-трупу» Кригер противопоставляет «живые» сооружения культуры 2. Он приводит слова Алабяна: «Парфенон рано утром просыпается вместе с солнцем, живет и меняется в течение дня и засыпает с наступлением ночи»

162

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Возобновлен журнал архитектура
С 573 576о перестройке литературных организаций постановление цк вкп