Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
335 мают клейма «второсортности», нередко вызывает взрыв крайнего национализма. Но важнее всего — общий духовный климат. Безличность и бездушность капиталистического города, стандартизация духовного производства, неуверенность в завтрашнем дне, бессилие индивида перед лицом громадных бюрократических организаций — все это вызывает у многих настроения ностальгии, скорбь о погибшем патриархальном прошлом, которое чаще всего представляется в совершенно идеализированном виде. Такой романтизм и традиционализм особенно распространены среди гуманитарной интеллигенции. Писатели, художники, философы профессионально заняты осмыслением наличной исторической ситуации, и, если настоящее кажется бесперспективным, им только и остается черпать вдохновение в прошлом. Нет ничего удивительного, что у многих представителей интеллигенции, особенно у выходцев из сравнительно патриархальной среды (не обязательно крестьянской — такие чувства типичны и для отпрысков сельского дворянства, духовенства, мелкой буржуазии), это вызывает повышенный интерес и симпатию к прошлому.. Эта тенденция, весьма распространенная в литературе, философии и социологии (бесчисленные теории «массового общества», «массовой культуры», глобального отчуждения и т.п.), нередко несет в себе острую критику капиталистического общества. Но критика этого рода, сколь бы ни была она справедлива в частностях, объективно остается критикой справа. Здесь как нельзя более уместно вспомнить ленинскую оценку народничества: «Увлеченный желанием задержать и прекратить ломку вековых устоев капитализмом, народник впадает в поразительную историческую бестактность, забывает о том, что позади этого капитализма нет ничего, кроме такой же эксплуатации в соединении с бесконечными формами кабалы и личной зависимости, отягчавшей положение трудящегося, ничего, кроме рутины и застоя в общественном производстве, а следовательно, и во всех сферах социальной жизни. Сражаясь со своей романтической, мелкобуржуазной точки зрения против капитализма, народник выбрасывает за борт всякий исторический реализм, сопоставляя всегда действительность капитализма с вымыслом докапиталистических порядков»^. 336 Любые «истоки» прекрасны, если брать их лучшие проявления. Но историческое прошлое — это не только нетленные химеры Нотр-Дам, романские базилики и мрамор Тадж-Ма-хала. Это и вонючие лачуги, в которых жили строители этих прекрасных сооружений, и религиозные войны, во имя которых гибли люди и разрушались памятники. Идеологи национал-романтизма зачастую сами имеют весьма смутное представление о воспеваемых ими «погибших и поруганных» ценностях. Получи они возможность вернуться в это «прекрасное прошлое» *— они с ужасом бежали бы из него, как это случилось о героем сказки Андерсена «Волшебные калоши», попавшем в любезное его душе средневековье. Эти настроения не диагноз, а лишь симптом социальной и идеологической болезни. «Романтическая» критика современного общества не случайно, при всей ее «антибуржуазной» направленности, с готовностью воспринимается, перелицовывается и используется — с куда большей экспрессией! — идеологами фашизма. Критика «плоского рационализма» превращается при этом в культ иррационального, стремление восстановить духовную связь с предками становится «голосом крови» и «мистическим единством народного духа», а лишенная всякого шовинизма любовь к своему народу оборачивается жгучей ненавистью к «чужакам». Но там, где романтик господствующей нации видит всеобщее поглощение деревни городом, разрушение природы, дегуманизацию человеческих отношений вообще, там представитель угнетенной нации усматривает сверх того потерю своей национальной самобытности. Рост городов, миграции населения, разрушение патриархальных связей, выравнивание условий быта — все эти объективные и интернациональные по своей сути процессы кажутся ему направленными в первую очередь против его собственной этнической группы. Почему именно наша национальная культура ослабевает, наш язык теряет свое былое значение, наши традиции уступают место чужим? Эти и подобные вопросы задают себе представители любых национальных меньшинств, затронутых процессом ассимиляции. И чем выше волна великодержавности, тем сильнее «местный» национализм. Из песни слова не выкинешь, национальные традиции не вырвешь из их исторического контекста. Прошлое лю- 337 бой великой нации включает в себя как неотъемлемую - часть историю завоевания и покорения нынешних национальных меньшинств. Надо ли удивляться, что апология этого прошлого, каковы бы ни были ее намерения, болезненно воспринимается меньшинствами, переживается как направленная против них? . Отсюда рост крайних форм национализма у национальных меньшинств. Выступая против всякого сближения наций, экстремисты пытаются превратить весь мир в систему изолированных гетто, их не смущает колючая проволока, лишь бы колючки торчали в другую сторону! Неудивительно, что они во многом практически смыкаются с великодержавными черносотенцами и что среди них также сильны фашистские настроения.
Буржуазная мысль ставит вопрос так: или полная ассимиляция наций, конец всякого национального своеобразия (подобная перспектива вызывает протест и негодование меньшинств, которым это угрожает в первую очередь), или сохранение и усугубление всех и всяческих национальных особенностей (а это явно несовместимо с растущей интернационализацией общественной жизни). Но правомерна ли такая постановка вопроса? Начнем с некоторых американских фактов. Соединенные Штаты с самого начала формировались как многорасовое, многонациональное и многорелигиозное общество. Но это общество также изначально было заражено расизмом и всевозможными этническими предрассудками. За несколько лет до того, как Авраам Линкольн занял президентский пост, он писал своему старому другу: «Прогресс нашего вырождения кажется мне удивительно быстрым . Как нация, мы начали с декларации, что «все люди созданы равными». Теперь мы практически читаем это так: «все люди созданы равными, кроме негров». Когда невежды захватят контроль, это будет звучать: «все люди созданы равными, кроме негров, иностранцев и католиков». Когда дойдет до этого, я предпочел бы эмигрировать в какую-нибудь другую страну, в которой хоть не притворяются свободолюбивыми, например, в Россию, где деспо- 338 Одновременно теоретико методологическое направление изучение развития человека на всем протяжении его жизни |
|
|
|
|
