<<<     ΛΛΛ     >>>   

Индивид, имеющий более высокий социальный статус, вовсе не обязательно отличается большими способностями, инициативой или даже самоуважением. В классовом обществе, повторим еще раз, социальное положение мало зависит от индивидуальных способностей. Но социально-психологически существует нечто вроде «права» на индивидуальность и собственное я. Атрибуция мотивов и ответственности варьирует не только с тем, смотрим ли мы на человека «снаружи» или «изнутри», но и с тем, смотрим ли мы на него «снизу» (боги, герои, «великие люди») или «сверху» («человек из толпы»). Сообразно (но не обязательно адекватно) общественному положению лица, варьируют уровень его притязаний и критерии самооценок.

От количества к качеству

Было бы, однако, серьезной ошибкой сводить проблему генезиса Я к более или менее количественным свойствам, производным от уровня когнитивного развития индивида и социальной структуры его деятельности.

Бесспорно установлено, что поведение индивида зависит не только от уровня его самосознания, но и от того, направлено ли оно вовне, на содержание его деятельности, или внутрь, на свои субъективные состояния и пережива-ния25 # Причем это может быть и временное, периодиче-

246

ское переключение внимания, и устойчивый, экстраверти-рованный или интравертированный тип самосознания.

Это различие имеет свой культурологический эквивалент. По мнению Ю.М. Лотмана, одни культуры ориентируются преимущественно на сообщение в системе «Я — Он», другие — на автокоммуникацию в системе «Я — Я», причем первые более подвижны и динамичны в социальном смысле, но подвержены опасности духовного потребительства, тогда как вторые могут развивать высокую духовную активность, но малоподвижны социально-экономические, Применительно к художественному творчеству установлены или, во всяком случае, предполагаются и более конкретные взаимозависимости. Например, для художественных культур, в которых личности приписывается высокий статус (ценность), таких, как барокко, романтизм и модернизм, «характерно ощущение плюралистич-ности мира, сдвиг в сфере семантики с установки на сообщение на установку на код, интерес к метаязыковым ощущениям индивида»27.

Историко-психологические и культурологические данные (история автобиографии, портрета и т.д.) показывают, что личностное самоощущение, фокусом которого является вопрос «Кто я?», наиболее обостряется в поворотные, кризисные моменты индивидуальной и общественной жизни, когда людей перестают удовлетворять традиционные ответы на важнейшие смысложизненные вопросы.

Очень велики и межкультурные вариации. Люди, воспитанные в традициях «западного» индивидуализма, склонны считать Я положительной ценностью; «восточная» установка на элиминирование эмпирического Я, например, буддистский принцип «освобождения от самости», кажется им антиперсоналистической. Но дело здесь не в уровне умственного или социального развития, а в качественно разном понимании личностного начала бытия. Нагляднее всего это проявляется в сопоставлении западноевропейского и японского канона Я.

Европейская культурная традиция, утверждающая человека автономным субъектом деятельности, подчеркивает, главным образом, единство, цельность, тождественность Я во всех его проявлениях; раздробленность, множественность Я воспринимается как нечто болезненное, ненормальное. Напротив, традиционная японская культура, подчеркивающая зависимость индивида и его принад-

247

лежность к определенной социальной группе, воспринимает личность скорее как множественность, как совокупность нескольких автономных «кругов обязанностей»: « chu » — обязанности по отношению к императору; «ко» — обязанности по отношению к родителям; « giri » — обязанности по отношению к людям, которые что-то для него сделали; « jin » — обязанности человечности и верности; « ninjo » — обязанности по отношению к самому себе. Европейцы привыкли оценивать личность в целом, считая ее поступки в разных ситуациях проявлениями одной и той же сущности. В Японии оценка человека обязательно соотносится с «кругом» оцениваемого действия, «Японцы избегают судить о поступках и характере человека в целом, а делят его поведение на изолированные области, в каждой из которых как бы существуют свои законы, собственный моральный кодекс»28. Европейская мысль стремится объяснить поступок человека «изнутри»: действует ли он из чувства благодарности, из патриотизма, из корысти и т.д.; в нравственном плане решающее значение придается мотиву поступка. В Японии поведение выводится из общего правила, нормы. Важно не то, почему человек так поступает, а только поступает ли он соответственно принятой обществом иерархии обязанностей. •

Эти различия, разумеется, связаны с целым комплексом социальных и культурных условий. Традиционная японская культура, сформировавшаяся под сильным влиянием конфуцианства, неиндивидуалистична. Личность рассматривается в ней не как нечто самоценное, а как узел частных, партикуляристских обязательств и ответственности, вытекающих из принадлежности индивида к семье и общине. В традиционной Японии «образ Я» «сливался с некоторой концепцией ожидаемого ролевого поведения, которое в сознании японца часто идеализировалось как система интериоризованных норм или предписаний. Поэтому, говоря психологическим языком, его «Я-идеал» концептуализировался как некая особая форма идеализированного ролевого поведения. Японец чувствовал бы себя

неуютно, представляя свое Я как нечто отдельное от его роли»29.

Концепция эта очень похожа на представления, существовавшие в средневековой Европе. Развитие капитализма в Японии, особенно в послевоенный период, в известной мере подорвало ее. Сегодняшняя японская городская моло-

248

дежь более эгоцентрична и придает больше значения мотивам личной самореализации, которые в прошлом символизировались бы в понятиях семейной принадлежности или лояльности к организацииЗО. Тем не менее традиция живет и в способах организации жизни, и в умах людей. При сравнении самоописаний 6, 10 и 14-летних детей одиннадцати разных национальностей (американцев, французов, немцев, англо— и франко-канадцев, турок, ливанцев, банту и др.), отвечавших на вопросы: «Кто ты такой?», «А еще кем ты являешься?», «Что еще ты можешь сказать о себе?», — японские дети резко отличались от остальных тем, что использовали значительно меньший набор самохарактеристик, хотя в выборке были представлены и народы, по уровню своего социально-экономического развития стоящие гораздо ниже японцев31.

Не говорит ли.это о меньшей выраженности у японцев «личностного» начала или о нежелании выражать Я в объективных терминах? Дзэн-буддизм формулировал, проблему человека не в объективно-аналитическом («Что такое человек?»), а в субъективно-интуитивном («Кто я?») клю-чс32. При такой постановке вопроса, характерной и для многих других религиозно-философских течений Востока, объективное самонаблюдение не представляет ценности и не поощряется, а эмпирическое экзистенциальное Я стремится раствориться в неопределимом и необусловленном абсолютном Я. Разумеется, философско-идеологическую конструкцию нельзя отождествлять с социально-психологическими реалиями. Но ценностные ориентации культуры всегда связаны с экспрессивным поведением. По данным психологических тестов, японцы выглядят значительно более интравертированны ми, чем, например, англичанеЗЗ. Так что, вероятно, дело не в том, что японцы не могут объективно описать себя, а в том, что понятие Я вызывает у них другие ассоциации, требующие иных способов выражения.

Но если это верно в отношении японцев, может быть, и «плюрализм» «африканской личности» объясняется не только и не столько уровнем социального и когнитивного развития, сколько иным аксиологическим отношением к природе и социуму?

Я далек от намерения умалять значение «европейской» модели Я, взывать к «опрощению», «слиянию с природой» и т.д. Но разве Тагор или Вивекаиаида, усматривающие

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Становление новой часто порождает конфликтные моменты в отношениях между подростком
У африканцев моей существует несколько разных терминов для обозначения материнства мать
Можно только обусловить его включение в деятельность
чем к собственным родителям
Ребенок относит свои ножки к себе