<<<     ΛΛΛ     >>>   

Теэтет. Видимо.

Сократ. Тогда я прибавлю еще безветрие и затишье и тому подобное - то, что загнивает и
гибнет от покоя и сохраняется от противоположного. А в довершение всего я притяну
сюда еще и золотую цепь, которая, по словам Гомера, есть не что иное, как Солнце. Он
объясняет также, что, пока есть Солнце и круговое движение, все существует и сохраняется
и у богов и у людей. А если бы вдруг это стало как вкопанное, то все вещи погибли бы и,
как говорится, все перевернулось бы вверх дном.

Теэтет. И мне кажется, Сократ, что он объясняет это именно так, как ты его толкуешь.

Сократ. Итак, славный юноша, попробуй уразуметь вот что. Прежде всего, что касается
наших глаз: ведь то, что ты называешь белым цветом, не есть что-то инородное, вне твоих
глаз, но ведь и в глазах его тоже нет, и ты не назначишь ему какого-либо определенного
места, ибо тогда, оказавшись как бы в строю, оно пребывало бы на месте, а не оказывалось
бы в становлении.

Теэтет. Как это?

Сократ. Будем исходить из того недавнего рассуждения, что ничто не существуют само по
себе как одно, - и тогда черное, белое и любой другой цвет представится нам
возникающим благодаря тому, что глаз обращается на приближающееся движение, а все
то, что мы называем цветом, не есть ни обращающееся, ни предмет обращения, - это нечто
особое, возникающее посредине между тем и другим. Или ты будешь настаивать, что
каким тебе кажется каждый цвет, таков же он и для собаки, и для любого другого живого
существа?

Теэтет. Клянусь Зевсом, я - нет.

Сократ. То-то. А другому человеку что бы то ни было разве представляется таким же, как
и тебе? Будешь ли ты настаивать на этом или скорее признаешь, что и для тебя самого это
не будет всегда одним и тем же, поскольку сам ты не всегда чувствуешь себя одинаково.

Теэтет. Я скорее склоняюсь ко второму, чем к первому.

Сократ. Далее, если бы мы измерили или потрогали что-то и оно оказалось бы большим,
или белым, или теплым, то, попав к кому-либо другому, оно не стало бы другим, во всяком
случае если бы само не изменилось. А с другой стороны, если бы то, что мы измерили и
потрогали, действительно было бы всем этим, то оно не становилось бы другим от
приближения другой вещи или от каких-либо ее изменений, поскольку само не претерпело
никаких изменений. А вот мы, мои друг, принуждены делать какие-то чудные и потешные
утверждения с легкой руки Протагора и всех тех, кто заодно с ним.

Теэтет. Что ты хочешь этим сказать? И к чему это?
{12}
Сократ. Возьми небольшой пример и тогда поймешь, чего я добиваюсь. Представь, что у
нас есть шесть игральных костей. Если мы к ним приложим еще четыре, то сможем
сказать, что их было в полтора раза больше, чем тех, что мы приложили, а если прибавим
двенадцать, то скажем, что их было вполовину меньше. Иные же подсчеты здесь
недопустимы. Или ты допустил бы?

Теэтет. Я- нет.

Сократ. Что же в таком случае? Если Протагор или кто-нибудь другой спросит тебя,
Теэтет, может ли . что-то сделаться больше размером или числом и в то же время не
увеличиться, что ты ответишь?

Теэтет. Если бы нужно было ответить, как сейчас мне это представляется, то я бы сказал,
что не может. Но если бы меня спросили об этом во время прежнего нашего рассуждения,
то тогда, стараясь не противоречить себе, я сказал бы, что может.

Сократ. Вот это чудесно, друг мой, клянусь Герой! Однако если ты ответишь, что может,
то получится, видимо, почти по Еврипиду: язык наш не в чем упрекнуть, ну а вот сердце
есть в чем.

Теэтет. Правда.

Сократ. Дело в том, что если бы мы с тобой были великими мудрецами, изведавшими все
глубины сердца, и нам от избытка премудрости оставалось бы только ловить друг друга на
софистических подвохах, то, сойдясь для такого поединка, мы могли бы отражать одно
рассуждение другим. На самом же деле, поскольку мы люди простые, давай-ка прежде
разберем предмет наших размышлений сам по себе - все ли у нас согласуется между собой
или же нет?

Теэтет. И я очень хотел бы этого.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Об этом человеке
Стала бы делом повитух
Ни предмет обращения сказать изменений