1 | 2

РАЗРАБОТКА ОСНОВ РЕДАКТИРОВАНИЯ В XVIII ВЕКЕ

С XVIII в. мы наблюдаем в книжном деле такие процессы, развитие которых прослеживается вплоть до наших дней. Именно тогда закладываются те логические и лингвистические основы теории редактирования, те традиции в работе над текстом, многими из которых мы руководствуемся и по сей день, происходит дальнейшее формирование различных типов книг, вырабатываются приемы, посредством которых редактор проявляет свое отношение к содержанию книги.

Три имени должны, прежде всего, привлечь наше внимание, когда мы говорим о первых ступенях в развитии научного подхода к редакторской работе над авторским текстом, над подготовкой книги к изданию. Это А.Д. Кантемир, В.К. Тредиаковский и М.В. Ломоносов.

XVIII в. – время, когда благодаря развитию книгоиздательского дела книга, литературные произведения, делаются доступными всем грамотным людям. Складывается понятие общенациональной языковой нормы. Писатель начинает писать для читателя, которого, правда, еще не всегда представляет себе точно, но все же он пишет для читателя, для печати. Этот писатель уже заботится о том, как привлечь и удержать внимание читателя, стремится заинтересовать, в чём-то убедить или переубедить его.

Рис. 20. А.Д. Кантемир

Парадный портрет

А.Д. Кантемира называют первым русским писателем в современном смысле этого слова, хотя при жизни он напечатал только переводы Горация и Фонтенеля. Но его читали. Сатиры Кантемира ходили по рукам в списках. В Сатире VIII Кантемиром изложены мысли о языке, о труде писателя: слово должно точно выражать понятие, ценность слова – в содержании.

Сличение редакций сатир Кантемира показывает, как этот принцип воплощался в творческой практике писателя. Сравним два дошедшие до нас варианта Сатиры III.

Вариант первый:

Мудрый первосвященник, ему же Минерва

Откры вся сокровенна и все, что исперва

В твари быть и днесь яже мир весь исполняют,

Показа, изъяснив ти, отчего бывают...

Более поздний вариант:

Мудрый первосвященник, которому сила

Высшей мудрости свои тайны все открыла

И все твари, что мир сей от век наполняют,

Показала, изъяснив, отчего бывают!

Это один из самых ранних дошедших до нас примеров авторедактирования, явной целью которого было освободить текст от славянизмов, сделать его понятнее и доступнее читателю, приблизить язык сатиры к языку разговорному, сблизить речь книжную и речь разговорную.

Кантемир оставил нам и образцы научной прозы, в частности, в своих переводах. Предисловие к «Разговору о множестве миров» Фонтенеля свидетельствует, что проблемы перевода серьезно занимали его[1]. «Мы до сих пор недостаточны в книгах философских, потому и в речах, которые требуют к изъяснению тех наук»[2], – писал он. В переводах Кантемира мы впервые встречаем термины теории литературы: аллегория, критиковать, лирический, метафора, роман, эпическое стихотворение. Эти новые для русского читателя термины требовали объяснений. И Кантемир дает их, основываясь на правилах логики, «Есть же романц баснь, в которой описуется острыми выдумками какое любовное дело по правилам эпического стихотворения, для забавы и наставления читателей». Содержание нового понятия раскрыто при помощи понятия, уже известного, – «баснь» [быль. – К.Н.], перечислены признаки, характеризующие содержание романа, приемы изображения ситуаций, цель автора. «Изъяснения», которыми Кантемир снабжал свои переводы, вводили в литературный обиход новые понятия, обогащали читателей новыми знаниями. Привлечение знаний из области логики оказало в дальнейшем влияние на формирование теории и практики редактирования.

Интересны теоретические положения, касающиеся перевода, которые сформулировал Кантемир. Задача переводчика – точно передать подлинник. Отступления от него возможны только в нескольких случаях: если на своем языке можно сказать короче и лучше, если описываются непонятные и незнакомые читателю предметы (в этом случае в сравнениях и метафорах допускается замена незнакомого знакомым), если выражения неприемлемы в их буквальной передаче и, наконец, в тех случаях, когда текст совсем не поддается буквальному переводу. Эти правила нашли подтверждение в переводах самого Кантемира и оказали заметное влияние на литературную практику своего времени, в частности на практику редакторской работы.

В середине XVIII в. теория и практика перевода получила дальнейшее развитие. В 1768 г. Екатериной II было учреждено «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг». Императрица выплачивала Собранию 5 тысяч рублей ежегодно. Во главе его были поставлены директор Академии наук граф В.Г. Орлов, ученый переводчик Г.В. Козицкий и стихотворец граф И.И. Шувалов. Практическим работником был Козицкий, опытный переводчик, знаток русского языка, имевший практику редакторской работы (Козицкий сотрудничал в «Ежемесячных сочинениях» и других журналах). В 1769 г. Екатерина II доверила ему редактирование своего журнала «Всякая всячина». Всего с 1769 по 1783 гг. Собранием было издано 112 названий переводных книг, составивших 173 тома.

Особого подъема работа Собрания достигла в 1773 г., когда изданием переводов занимался Н.И. Новиков. Много для издания переводов сделал академик И.И. Лепехин, видный ботаник. Он не состоял членом Собрания, а был приглашен лишь для рассмотрения переводов. Его обязанностью было давать заключение, могут ли они быть напечатаны. Он же просматривал последнюю корректуру и подписывал переводы в печать. Лепехин именовался «редактор перевода» и получал 4000 рублей в год.

Постоянных переводчиков в Собрании не было. В «Санкт-Петербургских ведомостях» печатались объявления, в которых указывалось, какие книги назначены для перевода. Желающие должны были уведомить цензора и издателя (И.И. Лепехина), какую книгу они берутся перевести, и приложить образец перевода. Взяв для перевода книгу, переводчик должен был сообщать Собранию о ходе работы. Переводчики получали от пяти до восьми рублей за лист – вознаграждение по тому времени щедрое. Переводы делались в основном с французского и немецкого языков. Переводчиков с английского языка было мало. Переводчик с итальянского был один – Я.Б. Княжнин. Переведенные книги в академической типографии печатались медленно, расходились они плохо. Их тираж, сначала установленный в 1200 экземпляров, был впоследствии значительно сокращен. Успехом пользовались лишь некоторые издания, которые выходили по нескольку раз: «Кандид» Вольтера, «Путешествия Гулливера» Свифта, «Древности иудейские» Флавия, книга Амоса Каменского «Свет, зримый в лицах».

Поэтическое наследие В.К. Тредиаковского уже при жизни его воспринималось современниками как анахронизм. Это дало повод долгое время пренебрежительно относиться и к его научным изысканиям. В 1750 г. Сумароков поставил при дворе памфлетную комедию «Тресотиниус», где Тредиаковский выведен смешным педантом, занятым спором – как следует писать букву «Т»: с одной или с тремя ножками. В комедию была включена пародия на книгу Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов», написанную в 1735 г., которая к 1750 г. уже безнадежно устарела. Но, несмотря на это, невозможно сегодня отрицать заслуги Тредиаковского как ученого-филолога, да и поэзии его мы находим место в истории нашей литературы. Напомним, что в осмеянном современниками труде «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» Тредиаковский писал, что имел «желание сердечное... чтоб и в России развелась наука Стихотворная, через которую многие народы пришли в высокую славу», что Тредиаковский издал первый в России светский роман – перевод «книги сладкия любви», роман П. Тальмана «Езда в остров любви», написанный «самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим».

Написав еще во времена Анны Иоанновны ученое исследование по истории и теории словесности, Тредиаковский много трудился над переводами. Над ним смеялись, но к мнению его не могли не прислушиваться. При поступлении на службу в Академию наук Тредиаковский получил поручение: «Вычищать язык русский, пишучи как стихами, так и не стихами. Давать лекции, ежели от него потребовано будет. Окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочими над дикционарием русским. Переводить с французского на русский язык все, что ему дастся»[3].

Тредиаковскому принадлежит первый научный труд по русской орфографии – «Разговор между чужестранным человеком и русским об орфографии старинной и новой и всем, что принадлежит к сей материи», изданный в Петербурге в 1748 г.

Ломоносов «стоит впереди наших поэтов, как вступление впереди книги»[4], писал Гоголь. Уже первое полемическое выступление Ломоносова – «Письмо о правилах российского стихотворства» – утверждало самобытность русского стихосложения, самобытность культуры русского слова: «Первое и главное мне кажется быть сие: российские наши стихи надлежит сочинять по природного нашего языка свойству; а того, что ему не свойственно, из других языков не вносить»[5]. Его «Российская грамматика» стала первой русской научной грамматикой и заложила основы изучения нашего литературного языка. «И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но недовольному в нем своему искусству приписывать долженствуем»[6], – эти слова Ломоносова и сегодня актуальны для редактора.

Ломоносовская теория трех штилей продолжила разработку им литературного языка, изучение богатства и разнообразия его стилистических возможностей, а «Риторика» Ломоносова была настольной книгой русского читателя на протяжении всего XVIII и начала XIX в.

«Искусство красно говорить» складывалось, по мысли Ломоносова, из трех составляющих: изобретения, украшения и композиции или расположения. Сформулированные им правила, показывающие путь к красноречию, были, если следовать его собственной терминологии, «кратки, порядочны и удовольствованы примерами».

За каждым литературным направлением всегда стоит определенное эстетическое отношение к действительности. В теоретических работах Ломоносова, в его поэтической практике проблема соотношения явлений действительности и способов их выражения решалась с позиций классицизма. В своей «Риторике» Ломоносов стремился к уравнению слова и понятия, к подчеркнуто логической связи между понятиями. Эта книга вооружала пишущих ценнейшим инструментом, не потерявшим своего значения и в наши дни. Умение выявить логические связи в тексте особенно ценно для тех, кто работает в области научной, деловой прозы. Важно оно и для совершенствования культуры речи, необходимо редактору.

Во второй четверти XVIII в. издательским центром России стала Петербургская академическая типография. Деятельность Академии наук определялась конкретными нуждами и требованиями времени. Энциклопедизм, характерный для всей деятельности Академии наук, был присущ и ее издательству. Академическая типография печатала книги, газету «Санкт-Петербургские ведомости», первые русские журналы, календари. Именно академической типографией были закреплены правила русского правописания, которые оставались в силе почти два столетия. Для «исправления языка русского, сочинения грамматики и лексиконов», а также перевода на русский язык лучших иностранных образцов при Академии наук в 1735 г. было образовано так называемое «Российское собрание». «Разговор об орфографии» Тредиаковского был доложен им впервые именно здесь. Постановления собрания, касающиеся правописания, передавались в типографию. Академические корректоры должны были строго следовать им во всех изданиях, служивших образцом для других издательств.

1 | 2