1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44

Я в другую: Мужик, хорошо ли ешь, пьешь?

Голодно, странничек, голодно,

Голодно, родименький, голодно! –

Чернышевский писал: «Жалкие ответы, слова нет, но глупые ответы. «Я живу холодно, холодно». – А разве не можешь ты жить тепло? Разве нельзя быть избе теплою? – «Я живу голодно, голодно». – Да разве нельзя тебе жить сытно, разве плоха земля, если ты живешь на черноземе, или мало земли вокруг тебя, если она не чернозем, – чего же ты смотришь?.. Ответы твои понятны только тогда, когда тебя признать простофилею. Не так следует жить и не так следует отвечать, если ты не глуп» (VII, 874).

Но большинство крестьян 60-х годов не могло отвечать иначе. И это хорошо понимал Чернышевский, когда писал о «жалкой нации, нации рабов» и произносил слова великого отчаяния: «сверху донизу – все рабы». «Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии), – говорил Ленин, – не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения. Тогда ее не было»[46]. Вся деятельность «Современника» была направлена на то, чтобы воспитать в народе эту революционность, пробудить в нем классовое самосознание и вывести на путь революции.

«Современник» не ограничивался печатной пропагандой. Как верно замечает М.В. Нечкина, в само «понятие революционного демократизма органически входит проблема революционного действия»[47]. На огромное значение организаторской деятельности руководителя «Современника» Чернышевского впервые указали классики марксизма-ленинизма. Об этом не один раз говорил К. Маркс. В 1901 г. Ленин писал о натиске на царизм революционной «партии», во главе которой стоял Чернышевский[48]. Можно с уверенностью полагать, что незадолго до реформы 1861 г. на почве бурного роста крестьянских восстаний, под все возрастающим влиянием легальной и нелегальной пропаганды, которая проводилась революционными демократами, представители разночинной молодежи стали создавать кружки не только в Петербурге и Москве, но и в Вятке, Казани, Перми, в Белоруссии, Польше. Объединяющим идейным центром революционного движения становится журнал «Современник», а его вдохновителем и организатором – Чернышевский.

Накануне реформы «Современник» был связан крепкими нитями не только с другими передовыми журналами, но и с различными кружками в студенческой среде; журнал пользовался большой популярностью среди передовой части русского офицерства. Известное распространение в военной среде получили кружки так называемых «чернышевцев» – последователей Чернышевского. Трезвый политик, Чернышевский хорошо понимал, что в грядущей революции офицерство может сыграть крупную роль, если наиболее радикально настроенные его представители перейдут на сторону революционной демократии. С этой целью он приблизил к «Современнику» значительную группу офицеров. В нее входили Шелгунов, Обручев, Сераковский и др. В 1858 г. Чернышевский согласился редактировать «Военный сборник», вероятно, преследуя все ту же цель: пробудить в передовом русском офицерстве сознание необходимости революционных действий.

В период революционной ситуации связи Чернышевского с общественными кругами расширились. Он не упускал малейших легальных возможностей и влиял на слушателей так называемых «воскресных школ» и участников «Шахматного клуба» в Петербурге. К концу 1861 г. относится возникновение тайной революционной организации «Земля и Воля», в которую вошли активные участники «Современника» – А. и Н. Серно-Соловьевичи, Н. Обручев и др.

Подготовка крестьянской социалистической революции требовала сплочения сил внутри и вне страны. Этому служила легальная и нелегальная деятельность революционных демократов; тем же целям была посвящена борьба Чернышевского и его соратников за Герцена и Огарева, которая завершилась в 1861 г. переходом бесцензурного «Колокола» на последовательные революционно-демократические позиции.

Путь «Колокола» в лагерь революционной демократии был, однако, далеко не легким и совсем не простым. Его столкновение с «Современником» в первой половине шестидесятых годов достигло немалой остроты и заставило многих думать над причиной происшедшего.

Поводом для конфликта между «Колоколом» и «Современником» явилось их принципиально различное отношение к либерально-обличительной литературе и журналистике в период подготовки крестьянской реформы. Резкие полемические статьи Герцена в «Колоколе» появились после того, как «Современник» стал нападать на «гласность» и обличителей. Причиной серьезных разногласий было различное понимание «Колоколом» и «Современником» крестьянского вопроса.

На страницах «Колокола» всесторонне обсуждались условия ликвидации крепостничества. Критикуя различные проекты реформы, Герцен и Огарев выдвинули и свои предложения. Они требовали одновременно и повсеместно освободить крестьян от крепостной зависимости, уничтожить феодальные повинности, передать крестьянам всю ту землю, которою они пользовались до реформы, и предоставить им гражданские права. Все это как будто близко подходило к тому, что отстаивали в «Современнике» Чернышевский и его друзья. Но программа Герцена и Огарева в дореформенный период была противоречивой, защита интересов крестьян сочеталась в ней с либеральными тенденциями. До 19 февраля 1861 г. и некоторое время после реформы Герцен и Огарев рассчитывали на мирное решение крестьянской проблемы. Они очень боялись крестьянского «топора», наивно веря, что освобождение «сверху» при всех условиях обойдется стране не так дорого, как крестьянское восстание.

Это были серьезные колебания Герцена и Огарева между демократизмом и либерализмом, сущность и причину которых вскрыл Ленин. Герцен «принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда, – писал Ленин, – его либеральная апелляция к «верхам»[49].

Программа «Современника» и Чернышевского была революционнее, последовательнее, чем программа Герцена и Огарева в «Колоколе». Даже в условиях цензурного гнета «Современнику» удалось уйти далеко вперед. Чернышевский, указывал Ленин, «сделал громадный шаг вперед против Герцена»[50], а «Современник» полнее отражал интересы широких масс крестьянства, чем «Колокол». В отличие от Герцена и Огарева, Чернышевский никогда не питал либеральных иллюзий, отлично сознавал, что царское правительство ни при каких условиях не сможет удовлетворить крестьян. Именно поэтому, даже лишенный возможности прямо излагать свою программу, «Современник» все же последовательно защищал интересы крестьян, выступал пропагандистом революции. «Нужна была именно гениальность Чернышевского, – писал Ленин, – чтобы тогда, в эпоху самого совершения крестьянской реформы <...> понимать с такой ясностью ее основной буржуазный характер, – чтобы понимать, что уже тогда в русском «обществе» и «государстве» царили и правили общественные классы, бесповоротно враждебные трудящемуся и безусловно предопределявшие разорение и экспроприацию крестьянства»[51].

Конфликт «Колокола» с «Современником» означал столкновение представителей двух видов революционности: дворянской – Герцена и Огарева и разночинской – Чернышевского, Добролюбова, Серно-Соловьевича и других деятелей нового этапа освободительного движения в России. Однако ни острота противоречий, существовавших между «Современником» и «Колоколом» в первой половине шестидесятых годов, ни либерально-реформистские тенденции Герцена и Огарева в этот период не должны привести к выводу, будто «Колокол» и «Современник» накануне реформы «сражались на разных сторонах баррикады», так как якобы защищали интересы враждующих классов. Увидев, к чему привело «освобождение», Герцен и Огарев окончательно избавляются от либеральных иллюзий, а бесцензурный «Колокол» становится верным союзником «Современника» в борьбе против царского самодержавия за подготовку крестьянской революции.

Когда начались репрессии и «Современник» был закрыт, а Чернышевский осужден на каторгу, Герцен писал в «Колоколе»: «Чернышевский осужден на семь лет каторжной работы и на вечное поселение. Да падет проклятием это безмерное злодейство на правительство, на общество, на подлую подкупную журналистику...». «Жалкими людьми», «людьми-травой», «людьми-слизняками» назвал Герцен либералов, которые оправдывали царизм – душителя всего передового и прогрессивного.

в начало

ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЕ МАСТЕРСТВО ЧЕРНЫШЕВСКОГО И ДОБРОЛЮБОВА

Сумев понять объективные потребности времени, публицисты «Современника» сделали, казалось бы, невозможное – в условиях жесточайшей цензуры и полицейских репрессий они смогли из номера в номер вести продуманную, целеустремленную пропаганду своих взглядов. Яркое, правдивое, страстное, убежденное слово революционных демократов имело неотразимое влияние в обществе.

В основе публицистики Чернышевского и Добролюбова – высокая идейность, стремление верно служить родине, неподдельный патриотизм. Эти черты имели своим источником творчество Белинского, на идеях которого они воспитывались. Традиции великого критика, его наследие питали творчество публицистов «Современника» 60-х годов. С пристальным вниманием ученого Чернышевский исследовал все, что было связано с деятельностью Белинского. Он, например, изучал содержание номеров «Телескопа» и «Московского наблюдателя», вышедших в то время, когда ведущую роль играл в редакции Белинский. Позже автор «Очерков гоголевского периода русской литературы», оценивая деятельность Белинского, скажет: «Он должен был прежде всего объяснить нам, что такое литература, что такое критика, что такое журнал, что такое поэзия и т.д.»[52]. Беспредельно чтивший Белинского Добролюбов в 1859 г. в связи с выходом первого собрания сочинений критика написал: «...В Белинском наши лучшие идеалы, в Белинском же история нашего общественного развития... Идеи гениального критика и самое имя его – были всегда святы для нас, и мы считаем себя счастливыми, когда можем говорить о нем»[53].

Многое в публицистике Чернышевского и Добролюбова – не только по содержанию, но и по форме, в какой оно воплощалось, – прямо идет от Белинского. Это, прежде всего, тенденциозность в отстаивании жизненно важных проблем, постоянное стремление глубоко изучить то, о чем пишешь, величайшая страстность, непримиримость, смелость в борьбе с идейными противниками. Герцен как-то сказал, что Белинский «пишет своею кровью»[54]. Слова эти вполне можно отнести к Чернышевскому и Добролюбову. Их отличали такие качества, как стремление к глубокому анализу происходящих процессов, уменье находить главную проблему и делать ее центром рассуждения, искусство мыслить диалектически.

Но, подчеркивая преемственность традиций, необходимо вместе с тем видеть те стороны публицистики Чернышевского и Добролюбова вместе и каждого в отдельности, объяснить которые можно не только обстоятельствами времени, новыми задачами освободительной борьбы, но и особенностями каждого публициста как творческой личности.

Необходимо отметить веру Чернышевского и Добролюбова в силу революционного слова, их ненависть к фразерству и болтовне. «Не надо нам слова гнилого и праздного, погружающего в самодовольную дремоту и наполняющего сердце приятными мечтами, а нужно слово свежее и гордое, заставляющее сердце кипеть отвагою гражданина, увлекающее к деятельности широкой и самобытной...». Эти слова, которыми заканчивается одна из самых ярких статей Добролюбова «Литературные мелочи прошлого года», являются как бы ключом к пониманию своеобразия публицистики суждений и убедительности выводов. Им были чужды напыщенность и фразерство, они всегда стремились к простоте и сжатости изложения. Рассказывая в автобиографическом романе «Пролог» о первой встрече с Добролюбовым, Чернышевский, между прочим, говорит: «Ну, пишет превосходно, не то, что я — сжато, легко, блистательно». Добролюбов же, касаясь той же встречи, сообщает своему товарищу Турчанинову: «Я готов был бы исписать несколько листов похвалами ему... Столько любви к человеку, столько возвышенности в стремлениях и высказанной просто, без фразерства, столько ума, строго последовательного, проникнутого любовью к истине, – я не только не находил, но и не предполагал найти». Как видим, и Чернышевский, и Добролюбов, обращаясь к столь важному в жизни каждого из них эпизоду, считают нужным подчеркнуть и такую деталь, как сжатость, легкость слога, умение высказываться без фразерства.

Манера публицистического письма у Чернышевского и Добролюбова – выдающихся писателей, публицистов, критиков – была во многом различной. В статьях Чернышевского, которому приходилось больше всего писать по проблемам философии, политической экономии, социологии, можно встретить, на наш сегодняшний взгляд, излишне пространные рассуждения, «растянутость» изложения. Почти всегда, правда, каждое такое «излишество» объяснимо стремлением публициста разъяснить смысл далеко не простых философских, экономических категорий, чтобы они были понятны всем. В статье «Критика философских предубеждений против общинного владения» Чернышевский счел нужным заметить: весь материал, занимающий в статье два листа, мог бы вместиться в шесть строк, если бы читатель был в курсе достижений науки. Многочисленные сопоставления, примеры помогали завуалировать смелую мысль.

Стиль Добролюбова-публициста характеризовался большой динамичностью, отчеканенными фразами. Он часто пользовался средствами образной выразительности, и некоторые разделы его критических статей читаются как художественная проза.

И для Чернышевского, и для Добролюбова – идейных единомышленников, мужественных революционеров – были характерны ненависть к напыщенности, фразерству, празднословию или «суемудрию», как тогда было принято говорить. Они считали великим достоинством журналиста уметь писать кратко и просто, добиваться в публицистике той «энергии» стиля, которая помогает пропагандировать великие мысли и дела. Высоко оценивая достоинство речи простых людей («слово их никогда не праздно»), Чернышевский и Добролюбов придавали большое значение национальному колориту в публицистических статьях. Если, читая иную статью, нельзя даже понять, оригинальная она или переводная, написана она русским человеком или иностранцем, значит, публицист пишет плохо, – говорил Чернышевский.

Публицистическое искусство Чернышевского и Добролюбова – источник обогащения мастерства советских журналистов.

в начало

«СОВРЕМЕННИК» В ПЕРИОД СПАДА РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ

Приостановка «Современника» в июне 1862 г. на восемь месяцев и последовавший за этим арест Чернышевского были таким ударом, после которого, казалось, вряд ли можно оправиться. Однако очень скоро Некрасов добился разрешения возобновить журнал с февраля 1863 г. Но потери были невосполнимы, и «Современник» 1863–1866 гг. не смог вновь подняться на те высоты, которые удалось завоевать Чернышевскому и Добролюбову.

В новую редакцию на первых порах, кроме Некрасова, вошли М.Е. Салтыков-Щедрин, М.А. Антонович, Г.3. Елисеев и А.Н. Пыпин. Антонович и Елисеев участвовали в «Современнике» раньше, сотрудничал в журнале и Салтыков-Щедрин; А.Н. Пыпин, двоюродный брат Чернышевского, тоже был связан с кругом «Современника», хотя дальше умеренного либерализма никогда не шел.

В конце 1864 г. Салтыков-Щедрин отказался участвовать в редактировании «Современника». Руководящая роль в журнале переходила к Пыпину, Антоновичу, Елисееву. Это, конечно, отражалось на позициях издания, которые по многим вопросам становились противоречивыми, путаными, нечеткими. Настроение Салтыкова-Щедрина видно из его писем Некрасову. 5 октября 1863 г. он пишет: «...Мне совершенно необходимо видеться с Вами и поговорить обстоятельнее. Ибо тут идет дело о том, могу ли угодить на вкус гг. Пыпина и Антоновича. Я послал на днях мою хронику, с просьбой уважить меня, напечатать без перемен. Что будет – не знаю. Когда я поступал в редакцию, Вы говорили, что необходимо придать журналу жизни, и так как это совершенно совпало с моими намерениями, то я и отнесся к делу сочувственно. Надо же дать мне возможность вести это дело»[55]. А позже, в апреле 1865 г., Щедрин пишет еще более резко, высказывая очень невысокое мнение о журнале в целом и его новых сотрудниках.

Уход из редакции Салтыкова-Щедрина явился тяжелой потерей для издания. Щедрин оставался единственным человеком, который в своем публицистическом творчестве стоял на уровне Чернышевского и Добролюбова. Место Щедрина занимает Ю.Г. Жуковский. Публицист не без способностей, умевший писать много и хлестко, он вскоре приобрел некоторую популярность как знаток политэкономии. Однако статьи его были поверхностны и эклектичны, да и радикализм не очень глубок. Впоследствии Жуковский дослужился до генеральского чина, стал крупным чиновником министерства финансов и охотно участвовал во враждебной кампании, которую вела русская либерально-монархическая печать против Маркса. Сложные взаимоотношения внутри редакции, некоторая пестрота состава сотрудников сказались на облике журнала. Наиболее ярким, идейно цельным становится беллетристический отдел, который по-прежнему возглавлял Некрасов. В 1863 г. «Современнику» удалось напечатать написанный Чернышевским в Петропавловской крепости роман «Что делать?» – выдающееся и подлинно революционное по своему духу произведение. Цензура просто не разобралась поначалу в содержании этой книги. Зато позже цензора В.Н. Бекетова, разрешившего публикацию, уволили в отставку.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44