1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29

Это была организованная Союзом первая масштабная акция, носящая общественный характер. Важен факт внимания к ней с германской стороны. Не случайно во вступительном слове редактор «Голоса России» (1919–1922) С.Я. Шклявер подчеркнул, что «Данное торжество явилось первым после войны случаем, когда и русские, и немцы собрались вместе (курсив мой. – Н.Х.) – для чествования того, для кого не было ни немцев, ни русских, а были – только люди» (1920. 23 нояб.).

Выручка от этого мероприятия поступила в кассу взаимопомощи Союза. Успех, в том числе и материальный, привел к тому, что общее собрание Союза в самом начале нового года (10 января 1921 г.) не только утвердило отчет оргкомитета вечера, но и обсудило вопрос организации подобных акций в будущем. Постановление собрания содержит в себе два важных пункта. Первый – «имеющиеся в распоряжении Союза средства использовать для выдачи кратковременных ссуд нуждающимся членам Союза» – напрямую связан с защитой материальных интересов литераторов и журналистов. Второй – «устроить ряд публичных докладов-собеседований на общественно-литературные темы» – намечает расширение нового направления деятельности («Руль». 1921. 12 янв.).

28 февраля 1921 г. немецкие власти утверждают Устав «Профессионального Союза русских журналистов и литераторов в Германии» («Руль». 1921. 2 марта). После официальной регистрации вопросы взаимоотношения с подобной германской ассоциацией протекают на уровне профессиональных переговоров и договоренностей. Однако слияния двух профессиональных организаций не произошло, хотя на протяжении всего второго полугодия происходили довольно частые контакты между русской и немецкой творческой интеллигенцией. Так, 12 июня 1921 г. выходит в свет первый номер эмигрантского еженедельного театрального журнала на немецком языке «Wogema» (берлинское разговорное сокращение от «Wo geht man bin» – «Куда пойти»), рассчитанного исключительно на аудиторию немецкой интеллигенции. В журнале, выпускаемом петербургским издателем Ефроном, публикуются программы всех берлинских театров, концертов, хроника кинематографа и спорта, в литературном отделе – немецкие переводы русских авторов (в первом номере это рассказ А.И. Куприна «В цирке»).

16 августа 1921 г. проф. А.М. Кулишер читает для представителей германской печати доклад «Сущность большевизма». 11 сентября 1921 г. состоялась лекция Томаса Манна «Гёте и Толстой», которая собрала большую аудиторию как немецкую, так и русскую. Речь писателя заканчивалась словами, которые не только характерны для этого периода, но и по ментальной близости могли также принадлежать эмигрировавшему русскому интеллигенту: «Германия стоит сейчас на перепутье – куда идти: на запад или на восток. Часть хочет повернуть на восток. Они ошибаются, взоры наши надо обратить не на Москву, а на Германию. Германия, как осуществление своей музыки, подобная большой фуге, – многогранный народный организм, полный веры и творческой силы» («Руль». 1921. 15 сент.). 13 сентября 1921 г. правление русского Союза получает от Министерства иностранных дел Веймарской республики разрешение на въезд в Германию А.М. Ремизова, находившегося тогда в Ревеле («Руль». 1921. 15 сент.). В берлинском литературном институте «Lessing Hochschule» 31 октября 1921 г. начался цикл лекций немецкого журналиста Ганса Форста «О современной России и об экономических, политических и исторических причинах русской революции, октябрьского переворота и гражданской войны» («Руль». 1921. 1 нояб.). 6 ноября 1921 г. в центре программы большого концерта-бала Союза немецких журналистов и литераторов, который проходил во всех залах дворца Ufa-Palast-am-Zoo, исполнялся балетный дивертисмент Е.П. Эдуардовой и ее школы.

Самой масштабной акцией 1921 г. русского Союза журналистов стал вечер памяти Ф.М. Достоевского, посвященный столетию со дня его рождения. Интерес берлинской эмигрантской колонии к этому событию был настолько велик, что в магазине книгоиздательства «Слово» за 10 дней до вечера проводилась предварительная запись на билеты (стоимостью от 15 до 100 рейхс-марок), поскольку даже Oberlichtsaal – большой зал Филармонии, где устраивался вечер, – не смог бы вместить всех желающих. Часть денежного сбора отчислялась в пользу студенческих организаций.

Можно говорить о значительной подготовительной работе, проделанной правлением Союза, а также об авторитете, уровне уважения и доверия к его председателю – И.В. Гессену. В Берлин из Праги по его приглашению специально приезжает проф. П.И. Новгородцев, чтобы выступить на торжественном заседании Союза. В ответ на просьбу принять участие в концертной части вечера В.И. Качалов дает согласие, приезжает из Вены, и это выступление артиста в Берлине стало здесь первым выступлением представителя труппы Московского Художественного театра. В президиуме на торжественном заседании разместились помимо председателя Союза И.В. Гессена, товарища председателя В.Д. Набокова, проф. П.И. Новгородцева и приехавший A.M. Ремизов, и влиятельный проф. Отто Хётч, один из виднейших историков и представитель «Германского общества по изучению Восточной Европы».

На следующем общем собрании Союза 9 декабря 1921 г. особо будет отмечен «громадный моральный и материальный успех... вечеров памяти Ал. Блока и Ф.М. Достоевского» («Руль». 1921. 11 дек.). в кассе Союза находилось около 18.000 марок. Следствием общественного резонанса проведенных акций явились одобрение и пожелания расширить рамки «деятельности в области устройства лекций, докладов, вечеров, имеющих целью сближение членов Союза между собой и берлинской русской колонией». Была создана особая комиссия по разработке проекта организации соответствующих мероприятий.

Уже через две недели, 23 декабря 1921 г., проект был заслушан на специально созванном заседании Союза и получил широкое освещение в эмигрантской печати, благодаря чему с ним могла ознакомиться достаточно широкая аудитория. Предлагавшийся план предстоящей работы включал в себя три центральных пункта. Первый оговаривал «доклады, имеющие целью сближение членов Союза в семейной обстановке». Второй охватывал «вечера, служащие сближению членов Союза с представителями берлинской русской колонии». Оба эти пункта продолжают наметившуюся в самом начале существования Союза тенденцию (уже после празднования памяти Л.Н. Толстого) к расширению сферы его деятельности. Усилия профессиональной журналистской организации благодаря инициативным действиям ее активной элиты способствовали созданию социального и культурного пространства, формированию эмигрантской общности.

Третий пункт был посвящен собраниям, «которые должны будут повлиять на сближение представителей русской журналистики с немецкими и иностранными журналистами и литераторами». В целом его можно рассматривать как открытое стремление к взаимодействию с соответствующим европейским профессиональным окружением и естественному включению в германскую сферу действия журналистики. Все три пункта говорят о «сближении» русской и немецкой сторон.

Примечательно мнение комиссии о том, что «доклады должны носить характер дискуссионный». При этом предлагалось создать при Союзе Суд Чести, «на обязанности которого лежал бы разбор дел морально-этического характера и гражданских правовых споров как между членами Союза, так и другими лицами, изъявившими готовность подчиниться решению суда».

Тезис о доминирующем устройстве вечеров и докладов не мог не вызвать бурной полемики. И.В. Гессен сразу же выступил против предлагаемой постановки вопроса: так как «Союз уклоняется от своей прямой задачи, сформулированной в уставе, – защиты профессиональных и материальных интересов его членов», дискуссионность мероприятий повлечет за собой споры политического характера и «это может неблагополучно отразиться на целостности организации». По тем же соображениям он высказался против создания при Союзе Суда Чести.

П.И. Звездич (опытный журналист со стажем работы в дореволюционной печати) и Р.Б. Гуль (молодой начинающий журналист) также отметили необходимость сохранения «чисто профессионального облика» Союза. Однако при этом они настаивали на приоритете решения задач, связанных исключительно с защитой материальных интересов членов организации – необходимости срочного рассмотрения вопросов «пересмотра окладов, выработки минимального тарифа оплаты труда газетных работников».

Собравшиеся тем не менее признали желательную работу по всем трем позициям плана, хотя и были «против устройства дискуссионных собраний по вопросам, носящим политический характер». Расширение задач и внимание к направлению по организации общественных мероприятий в форме вечеров и докладов, которое стало одним из главных в последующий период, не могли не остаться без последствий.

Противоречия и полемика. Вместе с увеличивающейся русской колонией росли не только инициативы энергичных и деятельных ее представителей, но и противоречия между ними. В самом конце 1921 г. «Русский Берлин» потряс слух о сожжении всего тиража брошюры Л. Шестова «Что такое русский большевизм?» ее издателем Е.Г. Лундбергом, где главной противодействовавшей Лундбергу фигурой был И.В. Гессен[58].

30 мая 1922 г. состоялось чрезвычайное общее собрание Союза[59], на котором обсуждался вопрос о возможности членства в организации сотрудников сменовеховской газеты «Накануне» (1922–1924) (среди них был и А.Н. Толстой). Оно было самым многочисленным по количеству участников: из 90 человек, состоявших на тот период в Союзе, там присутствовало около 70. В выступлениях подчеркивалось, что хотя «единой эмиграции, как единой России, нет», однако «в русском Союзе журналистов не место членам, сосущим советский пряник, находящимся на особо льготных условиях (...). Наша задача бороться за свободу печати, а вы являетесь предателями нашего ремесла». На это сотрудники «Накануне» заявили, что по формальным причинам собрание не может их исключить, «так как это союз профессиональный». Тем не менее большинством была принята следующая резолюция: «Членов Союза, вступивших в редакцию газеты “Накануне”, ввиду полного расхождения их теперешней деятельности с целями и намерениями союза, из числа членов исключить».

Как видим, происходит постепенное изменение общественной атмосферы. Трудноопределимая смена настроений среди части активного слоя интеллигенции отразилась и на программе профессионального объединения, которая практически полностью сосредоточивалась на устройстве «публичных докладов» (куда приглашались члены Союза и по их рекомендации гости). Это смещение акцентов особенно остро дало о себе знать в 1922 г., когда во всей полноте проявились те самые первые признаки осложнений 1921 г., наметившихся уже при обсуждении программы. Все выступления проходили исключительно в рамках злободневной общественно-политической тематики, что отражало наэлектризованность настроений творческой интеллигенции, болевшей о судьбах Родины.

Показателен в этом отношении доклад И.М. Бикермана «Советская Россия и зарубежные представления о ней», проводившийся в рамках так называемых собеседований Союза русских журналистов и литераторов в Германии, точнее сказать, даже не сам доклад, а цепная реакция последовавших за ним событий. Выступление И.М. Бикермана состоялось 16 июня 1922 г. («Руль». 1922. 16, 18 июня); полемика же продолжалась на протяжении следующего месяца. Симптоматично устроенное Союзом «собеседование» по докладу Бикермана 4 августа 1922 г.

Его начало, когда автор сделал краткое резюме сказанного еще в июне, могло произвести спокойное впечатление, но только не на собравшихся. Прозвучавший вывод о том, что «задачей момента является пробуждение в широких кругах русской интеллигенции воли к действию, совести и стыда и сознания сделанных ошибок» тотчас вызвал оживленную полемику. Одни, соглашаясь с выдвинутыми положениями, разошлись с Бикерманом в выводах: «Задачей эмиграции является выработка определенной идеологии и выбор какого-либо определенного пути, по которому должно пойти строительство будущей России», – заключает Е.А. Ефимовский. признавая таким путем правовую монархию. Другие протестовали против обвинений русской интеллигенции. Так, с точки зрения Р.М. Бланка, это может привести лишь к тому, что у нее «окончательно опустятся руки». Третьи говорили о необходимости создания общего фронта для помощи русскому народу; четвертые призывали к единению эмигрантских рядов. В конце концов и самому Бикерману в заключительном слове пришлось «горячо» отстаивать свои взгляды: «общество должно признать себя виновным и действовать по-иному». Это вызвало новые возражения многих присутствующих. В опубликованном отчете атмосфера мероприятия показана «страстной» («Руль». 1922. 6 авг.). И.В. Гессен выразил сожаление по поводу разногласий, указав на «чрезвычайно резкие выражения докладчика», разделяя вместе с тем точку зрения о глубокой виновности общества и интеллигенции в произошедшем. Однако и на этом в очередном «постсобеседовании» точка не была поставлена.

Продолжение полемики на страницах ежедневной периодики не заставило долго ждать. 22 августа 1922 г. Е.Д. Кускова сделала доклад «Разногласия в русском вопросе» в переполненном зале Logenhaus («Руль». 1922. 17, 24 авг.). Доклад был полностью или частично опубликован и прокомментирован всеми русскими газетами. В нем Кускова констатирует существование в русской общественной мысли – и в эмиграции, и в России – различных течений; их примирение и объединение она провозгласила основной задачей политической работы в тот период.

Открывая заседание, И.В. Гессен призывал к достижению взаимного понимания. Он сказал о том, что «если эмиграция... останется в таком же разброде, то она может поставить крест на роли своей в России», но его слова так и не были услышаны. Жаркая дискуссия и возражения протекали в уже проложенном русле нараставших острых споров и поляризовавшихся точек зрения членов Союза, иногда не слышавших и не желавших слышать друг друга. Процесс самоопределения русской интеллигенции за рубежом протекал все более осложнение и бурно, укрепляя тенденцию к политизации творческой интеллигенции и ее профессионального объединения. Осень 1922 г. была знаменательна прибытием из России группы высланных ученых и литераторов. Внутренняя динамика настроений, проявлявшаяся в чрезвычайной непримиримости позиций, вследствие нового вливания в эмигрантские берлинские круги соприкасается с нацеленным интересом к внешним обстоятельствам – событиям на родине. При этом преобладающий академический характер приехавшей интеллигенции не способствовал разжиганию внутренних разногласий (наоборот, определенным образом сказался на сплоченности колонии, ее ощущении некоей своей общности).

Союз активно включился в работу по оказанию помощи прибывшим. Он начинает сотрудничать с объединением ученых – Русской академической группой, основавшей Русский научный институт, – как в поиске жилья, так и в совместном проведении «собраний в честь высланных» («Руль». 1922. 19 окт.), не забывая, однако, и собственных начинаний. В зале Logenhaus Союз, опережая другие организации, устраивает публичный доклад только что приехавшего профессора Питирима Сорокина «Современное положение России и ее ближайшие перспективы» («Руль». 1922. 5 окт.). Зал был переполнен, даже несмотря на повысившуюся входную плату (для членов 20 марок, для гостей 50). Доклад «имел шумный успех», удостоился оценки «блестящий» и протекал без недавних запальчивых споров. В опубликованном сообщении лишь упоминалось, что «в прениях приняли участие господа Кохманский, Ольденбург, Кулишер и Ефимовский».

Вместе с тем правление Союза в момент наибольшего наплыва русских в Берлин пытается с наибольшей пользой и комфортом для членов организации использовать благоприятную ситуацию, и это ему удалось. В качестве показательного примера может служить устройство «закрытого вечера» Аркадия Аверченко (1922. 23 окт.), прибывшего из Праги в конце октября 1922 г. Писатель приехал в столицу Германии 22 октября и в этот же вечер (!) в помещении ресторана «Лейтгауз» прочитал свои произведения для членов Союза и их семей. Собралось много публики, для которой был организован бесплатный вход. Открывший собрание И.В. Гессен отметил, что «здоровый смех, возбуждаемый произведениями этого писателя... свидетельствует о живости и неугасимости русского духа». Успех мероприятия был очевидный. Как сообщается в опубликованном отчете, «в зале все время стоял несмолкаемый смех, давно уже не слышанный в русских собраниях». Знаменательно, что «открытые вечера» (т.е. проводившиеся в привычной форме, куда любой желающий мог приобрести билеты) А. Аверченко давал позже – 25 и 26 октября.

Таким образом, внимание Союза к интересам членов объединения было неизменно высоким, так же стабильно высокими оставались организаторская активность и степень влиятельности в эмигрантском обществе. С докладами на собраниях профессионального объединения журналистов и литераторов выступили Вас. И. Немирович-Данченко, И.М. Бикерман, Е.Д. Кускова, П.А. Сорокин, присутствовавший на Генуэзской конференции Л.М. Неманов и др. Эти так называемые собеседования с участием гостей, неизменно собиравшие много слушателей, стали в течение короткого отрезка времени «весьма популярными в берлинской русской колонии».

Наплыв литераторов в Берлин двояко отразился на жизни Союза. С одной стороны, заметно увеличилось количество желавших вступить в его ряды. В частности, только на собрании 6 ноября 1922 г. было избрано 38 новых членов, в их числе Е.Д. Кускова, С.Н. Прокопович, М.А. Осоргин, А.И. Гуковский, В.М. Зензинов, М.А. Ландау-Алданов, Лоло-Мунштейн, Дон Аминадо. Не случайно здесь же возник вопрос о возможности приема в состав временно пребывавших в Германии, и большинство поддержало такую точку зрения правления.

С другой стороны, постепенно набиравшая темп послевоенная инфляция повлекла увеличение вступительных взносов – с 1 ноября 1922 г. они повышались до 100 марок, а размер ежемесячного взноса был установлен не менее 50 марок. Однако и нужда в среде журналистов и литераторов также росла. Казначей правления В.Я. Назимов-Левентон проинформировал, что в кассе взаимопомощи наличных средств практически не осталось. Для ее пополнения было принято решение об устройстве большого бала русской прессы, ставшего в конце 1922 г. едва ли не центральным значительным событием в жизни берлинской колонии.

Бал русской прессы. Идея проведения этого мероприятия возникла немного раньше (1922. 25 окт.), и была непосредственно воплощена 24 ноября 1922 г. («Руль». 1922. Октябрь, ноябрь). Первый бал русской прессы организовывался по образцу ежегодных балов берлинской прессы. Став в 1871 г. столицей объединенной Германии, Берлин пережил бурный рост, в том числе и на рынке периодической печати: так, еще в начале 1914 г. в нем издавалось 30 ежедневных утренних газет, 10 вечерних и почти 50 так называемых газет пригородов или предместий, и уже к концу 1928 г. общее количество ежедневных и еженедельных изданий достигает 147, а период между окончанием первой мировой войны и началом мирового экономического кризиса (1919–1929) во всемирной истории журналистики впоследствии получил название «берлинского Десятилетия»[60]. За довольно короткий отрезок времени в городе, переживавшем новое явление «газетного бума», сложилась определенная традиция проведения ежегодных балов берлинской – а в последующей немецкой истории уже германской – прессы. «Мероприятия года» берлинских журналистов, представлявшие собой оригинальное сочетание различных концертных, танцевальных, литературных номеров, театрализованного представления, собирали, как правило, «выдающихся представителей германского литературного и артистического мира, а также германских правительственных и иностранных дипломатических кругов».

Организацию бала русской прессы взяло на себя, как и во всех других начинаниях, правление Союза русских журналистов и литераторов в Германии. Для самой масштабной акции профессионального объединения им были арендованы все помещения Маг-mor-Saal-am-Zoo. Можно говорить об исключительном размахе и солидности подготовительных работ, лишь перечислив то, что характеризовалось как приготовленное «специально» или «впервые». Так, концертное отделение вечера определял целый ряд эксклюзивных выступлений артистов, либо совершенно не выступавших в Берлине, либо появляющихся на эстраде в крайне редких случаях:

– в качестве конферансье отработал А.А. Мурский, «впервые выступавший на этом вечере перед берлинской публикой»;

– на бал русской прессы в Берлин приезжала из Америки популярная балерина Викторина Кригер, недавно вернувшаяся в Европу, а из Праги – «примадонна Киевской городской оперы госпожа Е.Д. Воронец-Монквит»;

– вокальные партии исполняла «г-жа Юрьевская, только что прибывшая в Берлин из Советской России, где выступала с исключительным успехом»;

– для декламации стихов пригласили Е.А. Полевицкую, «более года не появлявшуюся на русской сцене в Берлине»;

– в числе немецких артистов, кроме Кете Дорш и Фрици Массари, во второй раз выступил знаменитый актер Александр Моисси, впервые ответивший согласием русскому Союзу на участие в вечере памяти Л.Н. Толстого два года назад;

– из трех привлеченных оркестров один специально прибыл из Лейпцига – «великорусский оркестр под управлением г. Зверкова, только что с большим успехом совершивший турне по скандинавским странам»;

– для участия в бале впервые в Берлин приехала из Висбадена известная писательница и поэтесса Тэффи.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29