1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20

«Стены и полы одинаково грязны и до такой степени потемнели уже от времени и сырости, что едва ли станут чище, если их помыть. По данным медицинского отчета за 1889 г., на каждого арестанта приходится воздуха 1,12 куб. саж. Если летом, при открытых окнах и дверях, пахнет помоями и отхожим местом, то, воображаю, какой ад бывает здесь зимою, когда внутри тюрьмы по утрам находят иней и сосульки»[31].

Однако благоприятные для ссыльных условия Чехов все же нашел – в богатом селе Рыковском. Уверенный в личной ответственности каждого человека (и потому – в необходимой компетентности), Антон Павлович так объясняет опрятность Рыковской тюрьмы:

«Оттого, что для работ внутри тюрьмы в качестве заведующих, распорядителей и проч. привлечены привилегированные ссыльные, которые отвечают за качество и количество арестантской пищи, я думаю, стали невозможны такие безобразные явления, как вонючие щи или хлеб с глиной»[32].

Перепись дала Чехову впечатлений и наблюдений относительно разных сторон жизни на острове на 23 главы книги. Кроме данных переписи он постоянно использует цифры из приказов и отчетов:

«К 1 января 1890 г. во всех трех сахалинских округах состояло каторжных обоего пола 5905. Из них осужденных на сроки до 8 лет было 2124 (36%), от 8 до 12 – 1567 (26,5%), от 12 до 15 – 747 (12,7%), от 15 до 20 – 731 (12,3%), бессрочных 386 (6,5%) и рецидивистов, осужденных на сроки от 20 до 50 лет, – 175 (3%). Краткосрочные, осужденные на сроки до 12 лет, составляют 62,5%, то есть немного больше половины всего числа»[33].

Несмотря на проведенные им исследования, писатель не был удовлетворен своей работой. Он считал, что многое не сделано; работу, произведенную в три месяца одним человеком, в сущности нельзя назвать переписью, которая и стала необходимой из-за отсутствия более серьезных данных в литературе и в сахалинских канцеляриях.

Стараясь быть как можно более точным, Чехов сожалел, что порой волей-неволей приходится строить свои умозаключения лишь на одних намеках и догадках. Тем не менее непроверенными свои выводы писатель не оставлял и старался их уточнить разными способами.

В ходе расследования жизни каторжан А.П. Чехову очень пригодилось его медицинское образование. Как бывшему врачу, ему были особенно заметны все несуразности, изъяны медицинского обслуживания каторжан, переселенцев. Плохая работа медперсонала, его профессиональная слабость были, в числе других, важными причинами, приводившими к высокой смертности и болезненности населения острова.

«В 1889 г. по всем трем округам было показано слабосильных и неспособных к работе каторжных обоего пола 632, что составляло 10,6% всего числа. Таким образом, один слабосильный и неспособный приходится на 10 человек. Что касается способного к работе населения, то и оно не производит впечатления вполне здорового. Среди ссыльных мужчин вы не встретите хорошо упитанных, полных и краснощеких; даже ничего не делающие поселенцы тощи и бледны. Летом 1889 г. из 131 каторжных, работавших в Тарайке на дороге, было 37 больных, а остальные явились к приехавшему начальнику острова “в самом ужасном виде: ободранные, многие без рубах, искусанные москитами, исцарапанные сучьями деревьев, но никто не жаловался” (приказ 1889 г., № 318)»[34].

Свои личные наблюдения А.П. Чехов дополнял данными из медицинских отчетов, больничных «Правдивых книг», но поскольку последние, по его замечанию, велись крайне неряшливо, то писатель обращался также к церковным метрическим книгам, выписывая из них причины смерти за последние десять лет. При этом он установил, что эти причины почти всякий раз регистрировались по запискам врачей и фельдшеров, составленных порой из сплошных домыслов.

Чехов досконально описывает все виды болезней, распространенных на острове, перечисляет количество переболевших и умерших от них, рассказывает о сложившихся порядках при лечении больных. Например, он устанавливает, что с нервными болезнями ссыльные обращаются в лазареты нечасто. Лечение проходили только те нервные больные, которых привозили или приводили. Для нездоровых психически на Сахалине отдельного помещения не было, они размещались вместе с сифилитиками, от которых нередко заражались. Другие, живя на воле, работали наравне со здоровыми, сожительствовали, убегали, были судимы. Чехов лично встречал в постах и селениях немало сумасшедших.

«При мне, – пишет Антон Павлович, – однажды во Владимировке некий Ветряков, отбывший пять лет каторги, с тупым, идиотским выражением подошел к смотрителю поселений, г. Я., и по-приятельски протянул ему руку. “Как ты со мной здороваешься?” – удивился г. Я. Оказалось, что Ветряков пришел попросить, нельзя ли ему получить из казны плотничий топор. “Построю себе шалаш, потом буду избу рубить”, — сказал он. Этот давно уже признанный сумасшедший был на испытании у врача, параноик. Я спросил, как зовут его отца. Он ответил: “Не знаю”. И все-таки ему выдали топор»[35].

По мнению писателя, некоторые приезжали на остров уже больными и в болезненном состоянии совершали какие-то преступления. Другие заболевали на острове, где каждый день и час было достаточно причин, чтобы человеку с расшатанными нервами сойти с ума.

Чехов не только изучал жизнь острова, но и лечил больных. Вот как он описывает один свой день, проведенный в приемной:

«В приемной, у входной двери стоит надзиратель с револьвером, снуют какие-то мужики, бабы. Эта странная обстановка смущает больных, и, я думаю, ни один сифилитик и ни одна женщина не решится говорить о своей болезни в присутствии этого надзирателя с револьвером и мужиков. Больных немного... Приводят мальчика с нарывом на шее. Надо разрезать. Я прошу скальпель. Фельдшер и два мужика срываются с места и убегают куда-то, немного погодя возвращаются и подают мне скальпель. Инструмент оказывается тупым, но мне говорят, что это не может быть, так как слесарь недавно точил его...»[36].

Как видим, А.П. Чехов в данном случае использует метод получения информации, который современные журналисты-расследователи называют «включенным наблюдением». Таким образом он органично дополнил пути расследования условий жизни поселенцев. В результате были получены данные, которые прояснили самые важные, затемненные ранее, стороны этой жизни и помогли писателю решить поставленную им перед собой задачу – создать книгу «Остров Сахалин», дающую современному журналисту-расследователю прекрасные образцы «вскрытия» зловещих «нарывов» на теле российского общества.

в начало главы << >> в начало

«Все было строгой, проверенной правдой...»

Одной из наиболее выдающихся личностей в русской журналистике конца XIX – начала XX века является Владимир Алексеевич Гиляровский. Он же – самый яркий журналист-расследователь этого периода. Гиляровский родился в 1853 году в Вологодской губернии, долго скитался по России в поисках лучшей доли. Был актером, табунщиком, бурлаком, спортсменом, бытописателем Москвы, лазутчиком на русско-турецкой войне, где получил за храбрость Георгиевский крест. Зимой 1881 года в составе труппы актеров приехал на заработки в Москву, где издатель «Московского листка» Н.И. Пастухов предложил ему написать для газеты несколько театральных анекдотов. А после этого пригласил на работу в отдел криминальной хроники и происшествий.

Работает Гиляровский очень оперативно благодаря широкой «агентурной сети». С первых шагов журналистской деятельности он посвящает себя изучению быта города и главным образом его трущоб. Своим обаянием и знанием жизни простых людей, сочувствием к ним молодой тогда журналист сумел завести знакомых среди извозчиков, дворников, лакеев, бродяг Хитрова рынка, то есть всех тех, кому чаще всего и доводилось быть свидетелями происшествий, кто был в курсе предшествовавших событий и слухов, мог сообщить много дополнительных сведений. Таким образом, у него везде были «свои люди». В первые годы своей работы в газете Гиляровский исходил пешком всю Москву и некоторые пригороды, хорошо ориентировался в городе. И вскоре стал не только «королем репортеров», но и первоклассным фельетонистом, мастером очерка, автором множества выразительных рассказов о жизни низов русского общества.

В 1883 году он перешел из «Московского листка» в «Русские ведомости». С 1901 по 1913 год Гиляровский сотрудничал с газетой «Русское слово» И.Д. Сытина. Но везде продолжал писать о происшествиях, преступлениях и т.п. После революции Владимир Алексеевич активно выступал в «Известиях», «Литературной газете», «Комсомольской правде», «Вечерней Москве», «Огоньке», «Крокодиле», «Красной ниве», других изданиях.

Гиляровский бесконечно любил журналистику и гордился тем, что никогда ни одно его сообщение не было опровергнуто, поскольку, по его словам, все было строгой, проверенной правдой. Это относится и к бесчисленным расследовательским публикациям. А расследовал он множество событий и фактов самого разного плана. Там, где надо было раскрыть тайну, выяснить неявное, – туда и направлял свой острый взор Владимир Алексеевич.

Об оперативности Гиляровского ходили легенды. Вот пример. Во время обеда в доме управляющего Московско-Курской железной дороги, куда был приглашен и журналист, курьер принес трагическое известие: возле деревни Кукуевка сошел с рельсов московский почтовый поезд. Управляющий тут же поспешил на вокзал, где уже собиралась комиссия для отбытия к месту катастрофы. Но еще раньше, чем чиновник, из дома выскочил Гиляровский, и знакомый извозчик в один миг домчал его на вокзал. Там в суматохе он залез в поезд для начальства и спрятался в туалете.

Под утро поезд был на месте катастрофы. Гиляровский, опять же незаметно, выбрался наружу, осмотрел место трагедии и с соседней станции отправил первую, предварительную телеграмму в редакцию. Таким образом, «Московский листок» стал первой и единственной газетой в городе, которая рассказала в этот день о катастрофе. И еще в течение двух дней ни один другой журналист не смог добраться до места крушения – к разбившемуся поезду никого не допускали. А Гиляровский к тому времени отправил уже немало телеграфных сообщений, описывая перевернувшийся поезд, ход расследования, решения начальства и даже показания очевидцев, жителей Кукуевки: хотя катастрофа произошла в лесу, им тоже было что сказать репортеру.

Позже сам Гиляровский отзывался о своей удивительной оперативности просто: «Мне повезло – я там встретил знакомого». В квартире «дяди Гиляя», как его прозвали друзья и «трущобные люди», была специальная комната, назначение которой состояло в том, чтобы в ней принимать обитателей трущоб. Гиляровский называл их «мои корреспонденты» потому, что информация этих людей всегда была правдивой.

Прибыв на задание, репортер в первую очередь выяснял возможность оперативной связи с редакцией: искал почту или станцию с телефоном. Затем внимательно осматривал местность, выявлял очевидцев. А расположить к себе нужного человека он умел. В этом ему помогали незаурядная выдержка и знание психологии людей. Вот одно из свидетельств, которых достаточно много в книгах «Трущобные люди», «Москва и москвичи»:

«Мы шли. Нас остановил мрачный оборванец и протянул руку за подаянием. Глеб Иванович (Успенский) полез в карман, но я задержал его руку и, вынув рублевую бумажку, сказал хитрованцу:

– Мелочи нет, ступай в лавочку, купи за пятак папирос, принеси сдачу, и я тебе дам на ночлег.

– Сейчас сбегаю! – буркнул человек, зашлепал опорками по лужам по направлению к одной из лавок, шагах в пятидесяти от нас, и исчез в тумане.

– Смотри, сюда неси папиросы, мы здесь подождем! – крикнул я ему вслед.

– Ладно, – послышалось из тумана. Глеб Иванович стоял и хохотал:

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20