<<<     ΛΛΛ     >>>   

Обобщая данные исторических и археологических памятников, необходимо констатировать, что различные этапы и стороны этих отношений неравномерно отразились в разных группах источников. Систематизация сведений скандинавских саг в "Россике" Е.А.Рыдзевской, рунических надписей в своде Е.А.Мельниковой, археологических материалов, проведенная коллективными силами исследователей, подтверждает давно уже обоснованный вывод о том, что ни теория "норманнского завоевания", ни – "норманнской колонизации" важнейших центров Восточной Европы не находит в этих источниках подтверждения [236, с. 152-165]. Но зато все более отчетливо выступает многосторонний и глубокий характер русско-скандинавских связей, отнюдь не исчерпывавшихся использованием наемных вооруженных сил, или даже "призванием" князя в один из северных городов. Динамика постепенного накопления общего культурного фонда – будь то ремесленные приемы, орнаментальный стиль, погребальные обряды, ономастикой, эпические предания, наконец, политические идеи (реализованные, в частности, в династических браках XI-XII вв.), – свидетельство длительного развития отношений, охвативших – в разной мере – различные уровни экономической, общественной, политической, культурной жизни обеих сторон.

Области культурного взаимодействия между Русью и Скандинавией можно сейчас дифференцировать и обозначить лишь приблизительно; тем не менее они отчетливо выявляются в разных группах источников. Выделяются четыре уровня обмена.

I. Материально-ценностный: представлен артефактами и материальными ценностями, включая монетное серебро и различные категории вещей, от керамики (славянской – в Скандинавии, скандинавской – на ОТРП) до украшений. Обмен на этом уровне начинается в середине VIII в., достигая максимума в первой половине X в.

II. Семантически-знаковый: обмен знаковыми системами, художественными мотивами, образами. Надписи, граффити на монетах, заимствованные орнаменты, "вещи-гибриды", ономастикой, билингвизм свидетельствуют, что этот уровень обмена устанавливается в начале IX в. и достиг максимума в течение X в.

III. Социально-политический: социальные институты и нормы, их взаимопроникновение также было двусторонним (ср. заимствования: слав, "гридь" и сканд. torg); по изменениям погребального обряда, распространению новых социальных атрибутов начало этого взаимодействия относится ко второй половине IX в., максимум – ко второй половине X в.

IV. Идеологический: обмен духовными ценностями. Он находил выражение в политических и религиозных идеях, династических связях, в использовании общего фонда сведений при создании национальных литератур. Основные импульсы (включавшие и ряд "восточных" образов и мотивов [310, с. 177-339]) поступали из Руси на Север. Если "заморье" в ПВЛ выступает обобщенным воплощением представления об эпическом источнике единой великокняжеской власти, то и в композиции "Хеймскринглы" мотив пребывания конунгов-миссионеров "на Востоке в Гардах" фиксирует поворотные моменты в судьбах Норвегии. Русская летопись не сохранила никаких воспоминаний о северных конунгах, гостивших в Киеве; напротив, киевский князь Ярослав Мудрый, "конунг Ярицлейв" королевских саг – эпически обобщенный образ христианского правителя, воплощающий новые государственно-политические идеалы, не только родич и союзник, но в чем-то и образец для северных конунгов. Центр тяжести новых идеологических ценностей – скорее, на Руси, чем на Севере. Варягов-мучеников киевляне чтили как местных православных святых; а иноземная церковь Олава в Новгороде, первый зарубежный храм во имя христианского патрона Скандинавии, словно акцентирует сакральную значимость для норманнов того пространства, "Гардов", откуда начинался его провиденциальный последний поход.

Уровень обмена в идеологической сфере намечается (в области эпоса) не позднее середины X в., достигает максимума – в XI в., а художественное выражение обретает уже в русской литературе XII, и скандинавской XII-XIII вв.

В примерном соответствии с этими четырьмя основными уровнями находится и та периодизация, которая устанавливается для русско-скандинавских отношений VIII-XIII вв.

Лишь три из пяти периодов относятся собственно к эпохе викингов в Северной Европе. Ее конечный рубеж приходится на начало четвертого периода, и отмечен богатырской фигурой Харальда Хардрады, из Киева отправляющегося "туда, где арабы с норманнами бой ведут на земле и на море", но только уже не в отрезанный печенегами "Серкланд" Ингвара Путешественника, а в Византию. Эта пора его деятельности, полностью принадлежащая еще эпохе викингов, освещена в сагах и "драпах" с широким использованием восточноевропейских, русских эпических мотивов, входивших в общий дружинный фонд [189, с. 184, 200-202]. Вернувшись в Киев со сказочными богатствами, Харальд – Соловей Будимирович, добивается, наконец, руки воспетой им "Герды Гардов", Елизаветы Ярославны. И вся его дальнейшая судьба – возвращение в Норвегию, утверждение на престоле, длительная борьба с соседними королями и, наконец, героическая гибель в битве за английский престол – это уже, собственно, средневековье; а в плане русско-скандинавских отношений – начало нового, "династического этапа". Династические связи между правящими дворами в эпоху феодально-монархических государств были действенным средством развития и регулирования политических отношений, поэтому их следует рассматривать как закономерную форму эволюции русско-скандинавских связей, выражающую переход этих связей в новое, государственно-политическое качество. И снова необходимо констатировать, что инициатива в развитии этих связей принадлежит Руси, где значительно раньше, чем в Северных странах, конституировалась построенная по византийским нормам концепция верховной феодальной власти. Создателем новой системы отношений стал столь хорошо известный норманнам "конунг Ярицлейв", к концу своей деятельности не только претендовавший на равноценный византийскому титул "царя" [186, с. 416], но и умело зафиксировавший родственными связями стабильные отношения со скандинавскими королевствами (он взял в жены дочь шведского короля Ингигерд, а их дочь Елизавета стала женой сначала Харальда Норвежского, а после его гибели – Свейна Эстридсона Датского). Именно так была заложена основа системы международных династических связей киевских государей, функционировавшая до XIII в. [383, с. 426-429].

Международные связи киевской великокняжеской династии в X-XII вв. (по данным X.Рюсса).

Династические связи русских князей

Владимир – (989-1011) – Анна (Византия)

Владимировичи

Ярослав – (1020-1050) – Ингигерд-Ирина (Швеция)

Мария-Добронега – (1040-1087) – Казимир I (Польша)

Ярославичи

Владимир – (?) – Ода, графиня Липпольд (Германия) – (до 1052)

– Ида фон Эльсдорф (Германия)

Изяслав-Дмитрий – (1043-1078) – Гертруда (Польша) Вышеслава – (?) – Болеслав II (Польша)

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Поселение возникло у выхода из ослофьорда в открытое море
К эпохе викингов в скандинавии формируется сокращенный
Процесса фиксируются на исходе эпохи викингов уже в середине xi в
Господствующим у скальдов имеется гораздо больше вис