<<<     ΛΛΛ     >>>   

Во-первых, сущее, говорят, нельзя определить потому, что оно везде одно и то же, т. е. что нет сущего как общности и сущего как разных частностей. А раз его нельзя определить, его нельзя и познать. С точки зрения Давида, это неверно. Если даже сущее непосредственно неопределимо (на основании того, что оно везде одно и то же), это не значит, что оно непознаваемо. Относительно одного и того же или одноименного можно спросить, сколько у него значений, далее, в каком значении мы о нем говорим, и наконец, как отделить это значение от других, т. е. как его определить. Таким путем мы достигнем определения и тем самым познания сущего.

Во-вторых, определение сущего, говорят, невозможно потому, что оно вечно меняется, вечно течет и в каждый момент является все иным и иным. Однако, возражает Давид, меняется только частное, а общее остается, но общее и есть основа для определения всего частного, а иначе не будет и того, что именно меняется.

В-третьих, как говорят противники философии, всякое значение приобретается через ощущение. Но и это совершенно неверно. Давид признает много всяких других форм познания, дающих возможность определить сущее.

В-четвертых, философия отвергается на том основании, что будучи знанием всеобщего, она не может находиться в отдельно взятой человеческой душе, как белизна вообще не может находиться в этом вот снеге. На это Давид возражает: подлежащим всеобщей философии является не тело, но разум. А разум может мыслить противоположности и, в частности, включать в себя одновременно и частное и общее [5] .

Итак, Давид Анахт доказал не только то, что возможно определение чего бы то ни было, но что возможно определение и сущего. А так как философию он и определяет как учение о сущем, дальнейшей более высокой ступенью является у него философия как наука о сущем.

Если тематику всякого рассуждения Давид понимал в четырех смыслах, а опровержений науки о сущем у него тоже четыре, определение же сущего возможно тоже в четырех смыслах, то теперь возникает вопрос о философии как о науке, обосновывающей сущее. Но здесь у него уже шесть моментов этого философского определения сущего.

Во-первых, философия есть не только наука о сущем (ее возможность в этом смысле уже доказана), но о сущем как о таковом, о природе сущего [6] .

Во-вторых, философия есть наука о божественных и человеческих вещах [7] . Это значит, в переводе на наш современный язык, что философия оперирует с крайними или предельными категориями. В трактате “Анализ „Введения" Порфирия” Давид прямо говорит; “...род является пределом сущности, а случайный признак – пределом несущественного.. . ” [8] .

В-третьих, философия (тут Давид опирается на Платона) есть забота о смерти [9] . Но смерть он понимает здесь не в буквальном смысле, а как намеренное прекращение собственной жизни, т. е. самоубийство, но как умерщвление страстей для достижения добродетельной жизни. В логическом смысле это есть просто становление, но не пустое и не лишенное всякого назначения, а такое, в котором достигаемая цель так или иначе присутствует в каждом моменте.

В-четвертых, философия – уподобление богу. Это опять нужно понимать философски, т. е. логически. В логическом же смысле можно представить себе четыре типа уподобления: общекачественное, разнокачественное, разновидное (судя по виду качества в сравнении с качеством как родовым понятием) и символическое. Этот последний термин у Давида не употребляется. Но он имеет в виду подобие изображения первообразу. Когда говорится о философии как об уподоблении богу, то имеется в виду именно это подражание первообразу. При этом Давид яснейшим образом утверждает разноприродность человека и бога. Если человек подражает богу, то это вовсе не значит, что человек и бог обладают одинаковой природой. Человек – это одно, а бог– совсем другое. При таком условии понимание философии как подражания богу ничего нечестивого и нелогического в себе не содержит [10] .

В-пятых, армянский философ, в согласии с Аристотелем, определяет философию как искусство искусств и науку наук. В его представлении, тоже правильно, но необходимо лишь понимать все эти категории возможно точнее. Так, например, отпадает ошибка тавтологического употребления слов. Когда говорят “наука наук” или “искусство искусств”, то первая категория в этих двух парах понятий, очевидно, обладает гораздо более общим характером. Геометрия, например, тоже наука, и фонетика – наука о звуках. Но ни то, ни другое – ни “наука наук”, ни “искусство искусств”. И если философия есть уподобление богу, то это не есть какое-нибудь частное уподобление, но самое общее [11] .

И наконец, в-шестых, философию правильно определяют как “любовь к мудрости”, используя этимологию самого термина “философия”. Но что такое мудрость? Тут тоже нужно провести пять различении способности познания: ощущение (всегда только частично), воображение (частичное знание об отсутствующей вещи), мнение (основанное и не основанное на знании причин), размышление (общее знание, основанное на знании причин) и разум, или научное знание [12] . Что же касается мудрости, то она есть цель самого разума [13] , или истинная наука о сущем, т. е. о боге [14] .

Если мы теперь сравним полученные у Давида определения философии с тем, что говорилось у него выше об определении вообще, т.е. об определении всякого предмета и всякого сущего, то мы легко установим, что все логические условия определения вообще соблюдаются им и в определении философии. Можно сказать, что сущее, о котором трактует философия, отличается от всякого вообще сущего тем, что она является бесконечным пределом всех сущих предметов, бесконечным и предельным их определением. Но если бы Давид ограничился только одним этим философским определением, оно осталось бы непонятным. Чтобы оно стало ясным, он дал целую теорию определения вообще. И стоит только эти общелогические условия определения применить к сущему как к таковому, т. е. к природе сущего, как мы тут же получаем и определение той мудрости, любовью к которой и знанием которой как раз является философия. Повторяем, для обывателя, не обладающего любовью к познанию и не знающего, что значит любить мышление, все эти членения, принятые Давидом, представятся скучными и ненужными. Но кто любит мыслить, для тех все эти логические членения являются не скукой, но мыслительной виртуозностью. Здесь все дробно до последней степени, но все также и ясно с описательной точки зрения. Мало того, вся эта мыслительная дробность вещает также и о предельной и бесконечной универсальности, которой пронизан весь анализируемый нами трактат с начала и до конца.

Также дифференцированно поступает Давид и в решении вопроса о разделении философии. Здесь мы не будем входить в подробности, поскольку на них мы уже достаточно указали и раньше. Однако весьма важно знать, что и здесь, прежде чем говорить о разделении философии, Давид рассматривает разделение вообще чего бы то ни было. В этом тоже сказывается дистинктивно-дескриптивная универсальность разделяемого предмета, данная постепенно и последовательно. Философия делится им на теорию и практику, теория – на естествознание, математику и теологию и практика – на политику, экономику и этику. Методический прием такого разделения убедительно показан философом. Вообще же всякое разделение он представляет в восьми смыслах, из которых правильными считает только первые три: от рода к виду, от целого к части и от одноименного высказывания к различным обозначениям.

Однако все эти способы разделения, включая даже те три, которые Давид считает правильными, оказываются неприменимыми к философии, в которой, если и возможно какое-нибудь разделение, то только от одного к одному же. Философию можно делить на теорию и практику, но не надо забывать, что философская теория есть философская практика, а философская практика – философская теория. Другими словами, философия настолько целостна, что каждая ее часть есть в то же самое время и все целое. Поэтому необходимо сказать, что Давид вообще против всякого формально-логического разделения. Теория и практика, на которые делится философия, объединяются в одно целое, а именно в стремлении человеческой души к предельной истине. В этом смысле философия есть украшение души. “Необходимо знать, – заключает Давид, – что философия существует для того, чтобы облагородить и украсить человеческую душу...” [15] . Дистинктивно-дескриптивная виртуозность мысли принимает бесконечно разнообразные формы, но эта бесконечность человеческого стремления возможна только потому, что для нее имеется предел, тоже бесконечный, но тоже присутствующий в каждом мельчайшем движении человеческого разума. У Давида читаем: “. . .природа всюду имеет крайние пределы всех вещей, ибо обладает мерой и малочисленности и множества, малого и превеликого” [16] . Но “что ограничено по природе... безгранично по познанию”, индивидуальные вещи “соответственно нашему познанию... безграничны, однако (сами) по природе не безграничны” [17] , хотя количество их бесконечно.

Философско-исторический подвиг Давида Анахта заключается в теории и методе виртуозного сплетения абсолютной, т. е. бесконечной, предельно-обобщенной истины, и отдельных, по природе своей конечных моментов человеческих исканий. Мы бы сказали, что его философия есть отдаленное, пусть хотя бы приближенное и частичное, но все же предчувствие того, что говорил В.И. Ленин: “...человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания” [18] .

(По книге: Философия Давида Непобедимого. Сб.ст. / Отв. ред. Г.А. Брутян. – М., 1984. – С. 26-36.)

[1] Давид Анахт. Соч. М., 1980, с. 31

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Лосев А. Философскоисторический подвиг Давида Непобедимого философии