Пиши и продавай! |
Корбюзье отрицательно относится к идее дезурбанизма, что никак не улучшает отношения культуры 2 к его собственным идеям и сооружениям. Дом на Мясницкой отторгается культурой как чужеродная ткань. Для нее это «чужой дом» (Кокорин), «культурный анахронизм» (Аркин), и 67 В культуре 1 дама отрывались от земли, становясь «живыми дирижаблями·, «походными каютами», внутри которых путешествуют их обитатели В культуре 2 каждое сооружение намертво прирастает к своему месту. самое главное, что отпугивает в этом сооружении, — оно не вырастает из отведенного ему места, а как бы пришло сюда издалека на своих странных ногах. Это дом «угрюмый и отчужденный от окружающего, поставленный на бетонные трубы, так что всею тяжестью здание нависает над человеком, давит на него, не окрыляет взор, а пудовыми гирями тянет его к земле»; ему противопоставляется советский павильон в Париже — «могучее стремление ввысь... порыв к счастливому будущему» (Кригер, с. 556— 557). Мы видим, что движение ввысь возможно теперь только как вырастание из земли, в то время как оторванность от земли создает тяжесть пудовых гирь. Эта тяжесть настолько мучительна, что первый этаж дома, предназначенный для стоянки автомобилей, в конце концов обстраивается стенами — в этом виде дом уже не так страшен культуре. 68 С домом Корбюзье произошло примерно то же, что происходило в XIX в. в русских деревнях с только что появившимися там железными кроватями на тонких трубчатых ножках — их обшивали «подзорами», которые закрывали весь низ кровати, создавая ощущение тяжелого монолита. Закрывание пустого пространства внизу под лавкой — устойчивая черта крестьянского жилища в России по крайней мере с XVI в. (Костомаров, с. 52). Сооружение, стоящее на ножках, это не просто пришедшее издалека, оно еще и враждебное. Архитекторы увидели в доме Корбюзье «дом на курьих ножках» (Марков) — заморский шедевр воспринимается по ассоциации с известной из русских волшебных сказок избушкой Бабы Яги, способной поворачиваться к лесу задом, а к герою — передом. Дом Корбюзье, как назло, своим главным фасадом обращен к не достроенному и по сей день Новокировскому проспекту, то есть «задом» к зрителям, и поворачиваться, судя по всему, не намерен, поэтому ничего хорошего ждать от него не приходится. Последний приговор дому приходит с, казалось бы, неожиданной стороны. В стихах О. Мандельштама — поэта, явно не укладывающегося в рамки культур 1 и 2, — находим такие строчки: В хрустальные дворцы на курьих ножках Я даже легкой тенью не войду. (Мандельштам, 1, 1б4) Живший в те годы (1931) в Москве Мандельштам скорее всего мог иметь в виду единственный тогда московский хрустальный дворец — еще не достроенный дом Наркомлегпрома на Мясницкой. Пройдет еще три года, и Мандельштам напишет, в сущности, стоившие ему жизни слова: Мы живем под собою не чуя страны, Наши речи за десять шагов не слышны. (Мандельштам, 2, с. 623) Достаточно сравнить эти строки с тем, что писал в 1921 г . Велимир Хлебников: Мы ведь в свободной земле свободные люди Сами законы творим, законов бояться не надо, И лепим глину поступков, — (Хлебников, 3, с. 149) чтобы представить себе, до какого твердого состояния застыла «глина поступков» в культуре 2. С середины 50-х годов возникает следующая волна растекания, пожалуй, ярче всего проявившаяся в идее освоения целины. «Мы 69 начинаем распахивать новую ниву искусства», — писал в 1924 г . М. Гинзбург. Эта метафора была буквально реализована Владимиром Татлиным, когда он в голодные 20-е годы ломом и киркой вскрыл асфальт во дворе ленинградской Академии художеств и засадил эту ниву искусств картошкой (ДН, 1979, 2 с. 224). В 30-е годы, наоборот, вся земля в городах заливается тоннами асфальта. В 30—40-х годах новые земли иногда осваивались (например, высланными кулаками в Сибири), но этот пафос культурой не осознавался. После 1954 г ., когда было опубликовано постановление об освоении целинных земель (РППХВ (4), с. 89), возникает целая субкультура кочевничества и туризма, со своим стилем поведения, одежды, со своими песнями. В этих песнях поется о растекании: Я не знаю, где встретиться Нам придется с тобой. Глобус крутится, вертится, Словно шар голубой, И мелькают города и страны, Параллели и меридианы, Но таких еще пунктиров нету, По которым нам бродить по свету. (Гимн географического факультета МГУ, 1950-е)
|
|
|
|