<<<     ΛΛΛ     >>>   

Счастье не покинуло его; он не попался многочисленным английским военным судам, плававшим по Средиземному морю. Из Фрежюса, где он высадился, он поспешил в Париж. По дороге население везде встречало его, точно законного повелителя, возвращающегося в свои владения. Он давно уже попал в число любимцев народа, которым прощают самые грубые ошибки. И народ был прав в этом. В сравнении с тем, что этот человек мог дать и дал бы своему народу, даже ошибка, подобная египетскому предприятию, оказывалась ничтожной.

Кромвель или Монк?

Правители директории, точно так же, как их предшественники, не сумели закрепить республиканское управление довольством управляемых. Редко правительство пользовалось так мало самым обыкновенным уважением окружающих его. Оно из всего стремилось добывать деньги. Так, в конце 1797 и начале 1798 года, по случаю совершенно искусственно раздутого неудовольствия с Северо-Американскими свободными Штатами, тогдашний министр Талейран с величайшим хладнокровием указал посланнику Штатов, за какую сумму они могут добиться мира "как с Алжиром и индейцами". Выборы в марте 1799 года окончились в пользу оппозиции.

Избрание Сиэйса в число директоров нисколько не усилило правительства; точно так же не подкрепили его перемены других лиц, большей частью людей посредственных и неуважаемых. Последнее насилие (правильный ход дел беспрерывно нарушался такими переворотами), так называемая революция 30 прериаля (18 июня 1799 г.), опять усилило якобинство; по крайней мере роялистов опять самым низким образом преследовали и мучили. Впрочем, каждый из посредственных членов главного правительства и все члены совета прежде всего заботились о самих себе. Бонапарт, который производил впечатление человека разумного и не был участником всех интриг правителей, силой самих обстоятельств, выдвинулся из толпы. Он выжидал, наблюдал, не участвовал ни в каких партиях и стоял выше их. Он не спешил высказаться, для него было, напротив, гораздо выгоднее, чтобы толпа смотрела на него с надеждой и страхом, переходя от одного чувства к другому. Общественное мнение занималось им, как владетельной особой, и летучие листки обсуждали - Cromwell ou Monk?, указывая положение, которое вскоре займет генерал. Мало было вероятия, чтобы он сделался Монком, восстановителем законной монархии. Что правление директории в теперешнем его состоянии недолго просуществует в его присутствии - это лучше всех понимал Сиэйс, самый умный из членов директории. Остальные члены: адвокат Гойэ, Рожер-Дюко, Мулэн и Баррас - были ничтожны; последний имел еще некоторое значение, но это был гуляка и негодяй по образу мыслей. Он недавно высказал Бурбонам, что за скромную сумму в двенадцать миллионов готов помогать им.

Бонапарт принял предложение Сиэйса, который искал "шпагу", и был прав. Признавая, что в течение десяти лет, всякие два месяца законный порядок дел нарушается насильственным образом, они почти открыто заключили между собой условие о новом нарушении его. Бонапарту, который закоренелым якобинцам и убежденнейшим роялистам выказывал одинаковую холодность и равнодушие, нечего было стесняться, когда они предлагали ему свои услуги. Прежде всего он мог рассчитывать на большинство спокойных граждан, на зарабатывающий класс богатых денежных людей, а более всего - на солдат. "Помогите мне вырвать Францию из рук адвокатов!" - очень ловко сказал он одному из своих генералов, Лефевру; или же гораздо короче и откровеннее: "Долой этих болтунов!" (chassez-moi ces bavards!) Слова эти сделались воззванием следующих решительных дней.

18 брюмера

18 брюмера (9 ноября 1799 г.) собрался совет старейших; многие из членов его были уже посвящены в тайну настоящих событий. Обсудили затруднительность положения республики и решили перенести законодательное собрание в Сен-Клу; генерала Бонапарта сделать начальником 17-го военного округа - Париж и его окрестности - и поручить ему заботу о перемещении собрания. Бонапарт принял поздравления своих офицеров и произвел смотр всем наличным войскам. Музыка военного марша привлекла многих парижан, которым хотелось посмотреть, как разыграются события этого дня; все знали, что должно что-то случиться; любопытно было узнать, какое правительство будет у них к вечеру? Но день прошел без особого волнения.

Правление директории само собой как бы остановилось. Никто не исполнял приказаний Барраса и Мулэна. Барраса убеждениями и лаской уговорили подать в отставку; в два часа пополудни директория не существовала более и большинство Совета пятисот утвердило, хотя не без ропота, постановление о переводе собрания в Сен-Клу. Вечером собрались триумвиры: Бонапарт, Рожер-Дюко, Сиэйс и несколько доверенных лиц; Сиэйсу пришла очень счастливая мысль - сейчас же, ночью, засадить в тюрьму еще человек сорок сочленов и тем обессилить остальных. В 1851 году Луи-Наполеон воспользовался этой мыслью, но Бонапарт этого не сделал. Половина государственного переворота совершилась; но когда на другой день, утром, члены совета увидели, что дворец и сады Сен-Клу охраняются солдатами, страсти начали накаляться: якобинцы сознавали, что последний час их пробил. В 2 часа началось заседание. Пятистам предложили присягнуть снова конституции; собрание заволновалось; даже президент их Луциан, брат Бонапарта, должен был присягнуть. В Совете старцев, где люди, верные конституции, были в меньшинстве, не обошлось без шума. Генерал направился туда, сказал неудачную речь Совету, обратился с несколькими словами к гренадерам, которые дошли с ним до дверей; один из депутатов крикнул ему, чтобы он присягнул конституции. Пораженный, он простоял мгновение молча, одумался, затем резко, отрывисто воскликнул: "Конституция! Вы сами нарушили ее 18 фруктидора, 22 флореаля, 30 прериаля! Что сделали вы с Францией, которую я оставил вам такой цветущей?" Во время шума, восклицаний и ответов на них, ему донесли, что на другой половине, в Оранжерее, брата его принуждают подать голос за отстранение его, генерала. Он поспешил туда, солдаты пошли за ним; он направился прямо к креслу президента. Произошло смятение; зал огласили громкие крики: "Вне закона!" (hors la loi). Бонапарт, не привыкший к парламентским сценам, растерялся совершенно и был таким образом удален из зала.

Все были поражены. Сиэйс, не отличавшийся храбростью,- он держал всегда наготове карету, запряженную шестью лошадьми, на всякий случай,- собирался уже бежать. Внутри волнение не прекращалось, и Луциана хотят заставить произнести смертный приговор брату. Увидев вокруг себя солдат, Бонапарт ободрился и послал офицера с десятью солдатами освободить брата. Они вывели его, но мешкать было невозможно. Оба брата сели на лошадей. Луциан, более красноречивый, обратился к солдатам, говорил им, как это бывает всегда в таких случаях, об убийцах с одной стороны, о свободе с другой. После этого Мюрат ввел батальон гренадер в зал. Раздалась команда, гренадеры подняли ружья и прицелились; опасность была явная. Тогда произошла беспорядочная, шумная, смешная сцена. Представители Франции, революционеры, роль которых была окончена, бросаются к окнам и один за другим, в шляпах с перьями, в трехцветных перевязях, прыгают через окна. Так как зал расположен был внизу, то опасности сломать шею не было. Вечером победители собрались. Решают (что иное могли они решить?), благодарить Бонапарта и солдат, уничтожить конституцию, распустить Совет и учредить новую исполнительную власть из трех консулов: Бонапарта, Сиэйса и Рожера-Дюко. В полночь консулы присягнули в Оранжерее единой и нераздельной республике, господству народа, свободе, равенству и представительному правлению; в 4 часа утра они возвратились в Париж.

Консульство

Теперь, когда он был на настоящем своем месте, к Бонапарту возвратилась самоуверенность, которой ему недоставало накануне. Он взял на себя управление страной, к чему у него были положительно выдающиеся способности. Гораздо менее важное дело, выработку новой конституции, он взвалил на Сиэйса, искусника по части государственного зодчества; комитет из 50 выборных не имел никакого значения. Новая сила оживила мгновенно весь государственный организм. Что Бонапарт первый из консулов, было понятно само собой, хотя никто не говорил этого, да и ни к чему было говорить! Все, что не нравилось ему в проекте конституции, придуманной Сиэйсом, которого признавали великим законником (он и сам считал себя таковым), все это разрывал, как паутину, проницательный ум Бонапарта, его ясное, острое, повелительное слово. Сиэйс скоро сам понял положение дел; говорят, он сказал: "Main-tenant nous avons un maitre, il veut tout, fait tout, sait tout". И действительно, дело было так. После десяти бурных, ужасных лет во Франции было то, чего не было со времен Людовика XIV. У Франции был повелитель, который все захватил, все делал сам и все мог сделать.

После сражения при Иене Наполеон велел в Лейпциге и в ганзейских городах конфисковать английские товары "в пользу армии" и потом, 21 ноября 1806 года, подписал в Берлине декрет, в котором объявлял британские острова блокированными, что означало в первую очередь запрет торговли и письменных отношений с Англией, английская собственность и английские товары конфисковывались во всех владениях, подвластных Наполеону; английский подданный, пойманный в пределах этих владений, считался военнопленным. Англичане ответили на это тем, что 7 января 1807 года все корабли, выходившие из французских гаваней, объявлялись их добычей - принцу Уэльскому и другим принцам королевской семьи в результате этой охоты достались громадные суммы. В сентябре того же года французы должны были возместить ущерб за действия в отношении Дании - все это показывает, во что превратились европейские социальные свободы и европейская цивилизация вообще в результате деспотизма, перерожденного из революции. Дания была нейтральной страной; англичане посчитали, что нейтралитет такого маленького государства, при всемогуществе Наполеона, только воображаемый, во всяком случае неисполнимый, и что флот Дании может быть использован против единственного английского союзника, Швеции, что было совершенно верно. Английское правительство знало также, что Наполеон намеревался заставить Данию объявить войну Англии.

12 августа у берегов Копенгагена появилась большая английская эскадра с десантным войском. Англичане требовали или союза,- тогда датский флот будет находиться под охраной в английской гавани - либо согласия на использование его англичанами, но при условии возврата его после окончания военных действий англичанами будут выполнены все условия в отношение Дании как открытые, так и тайные. Когда предложения английского посла Фрэнсиса Джэксона, были отвергнуты кронпринцем в Киле и министерством в Копенгагене, как оскорбительные, то лорд Каткарт высадил свои войска на берег и со 2 по 7 сентября Копенгаген обстреливался с моря и с суши. Когда 400 домов было превращено в пепел и 2 тысячи человек погибло, то комендант сдался. Англичане на шесть недель завладели крепостью, и флот попал к ним в руки без всяких условий; 18 линейных кораблей, 15 фрегатов, 6 бригов и 25 канонерских лодок было уведено англичанами из гавани Копенгагена. Все попытки к полюбовному решению этих вопросов разбились о понятную, но бессильную ярость народа Дании, соединившегося (31 октября) теперь с Францией. В ноябре Данией была объявлена война Англии. Приказано арестовать всех англичан, находившихся в Дании, объявлена смертная казнь за переписку с Англией, выданы каперские грамоты, в ответ на что англичане отняли датские колонии и заняли Гельголанд. Негодование было ужасное, особенно там, где, как в Рейнском союзе, на деспотическую выходку Наполеона отвечали с непонятным рабским восторгом.

Португалия и Испания

В это время в другом конце Европы были пущены в ход такие грубые действия, что эти насилия сильного над слабейшим казались незначительными пустяками. Португалия была многовековой союзницей Англии; Наполеон, со времен заключения договора в Сант-Илдефонсо (август 1796 г.), будучи в дружеских отношениях с испанским двором, задумал вместе с ним ограбить Португалию. Министр, правивший государством и двором несчастного Бурбона Карла IV и исполнявший и его обязанности, Эммануил Годой, тайно проводил политику не в пользу Наполеона. Это было известно Наполеону, обеспечившему себе снова услужливость испанского министра тем, что велел ему выслать 14 тысяч человек испанских войск под командой Ла-Романа, к Эльбе. Там они назывались вспомогательным войском, а были собственно бичами. В этот год всевозможных насилий, 27 октября (1807 г.), был заключен тайный договор в Фонтенебло, договор раздела, по которому нынешний "король Этрурии" из испанско-бурбонского дома (с 1801 г.), Людовик, будет вознагражден королевством Новой Лузитанией за то, что его нынешнее королевство будет присоединено к Италии. "Система" была так же изобретательна на имена, как якобинское государство.

Франция получит средние провинции. Для миролюбивого правителя отводилось на юге княжество Алгарбское. Создание недолговечного королевства Этрурии, как департамента Арно, последовало в мае 1808 года. Испанские и французские войска собрались на границе.

Лиссабонскому двору было сделано предложение вступить в союз против Англии и передать Франции свой флот для действий против этого общего врага. Английское правительство, со своей стороны, сделало регенту Португалии, принцу Иоанну, предложение, в случае нападения отправиться на английском корабле с королевской семьей в Бразилию, в американские владения короля и там ожидать до наступления благоприятных обстоятельств. В то время, когда при дворе еще колебались, маршал Жюно с войсками уже перешел границу и 23 ноября 1807 года стоял перед Абрантесом на Тахо, в 20 милях от Лиссабона. Согласно новым распоряжениям императора, эта местность дала маршалу дворянский титул герцога д'Абрантесса. Двор со множеством грандов, с прислугой и драгоценностями сел на корабль и благополучно прибыл 22 января 1808 года в Рио-де-Жанейро. Распространилась весть: "Дом Браганца перестал царствовать", французские войска вступили в Лиссабон, страна была занята на основании военных действий и управлялась новым герцогом, назначенным генерал-губернатором, в качестве французской провинции. Благословение нового правительства началось с наложения контрибуции в 105 миллионов.

Договор в Фонтенебло

Под предлогом войны 80 тысяч французов постепенно перешли через Пиренеи; вскоре оказалось, что по разделу, обусловленному договором в Фонтенебло, лев взял себе львиную долю. Постыдные обстоятельства в высшей степени облегчали Наполеону проведение дальнейших его планов, хотя он не был призван быть судьей страны. Король, вошедший на престол с 1788 года, слушал мессу, охотился, играл, изучал даже столярное ремесло и полчаса ежедневно посвящал подписыванию того, что ему указывали; правил всем любимец, который, даже сверх существовавших тогда правил приличия, находился в милости у королевы. Народ возлагал на наследника, инфанта Фердинанда (который нисколько не был лучше отца или Марии Луизы), свои чаяния на более счастливое будущее, и под влиянием такого народного настроения ухудшалось отношение между сыном и родителями; понятно, что управление Годоя подавало достаточно поводов к тому.

Между тем французские войска расположились в пограничных провинциях от Пиренеев до Эбро и диктатура Наполеона была настолько бесспорна, что он мог через своего посланника объявить, что положение, сложившееся в Европе, вынуждает его присоединить к Франции Испанию до реки Эбро. Испанский кабинет старался обезоружить его бдительность безоговорочным подчинением, но несмотря на это, громадная армия французов в 100 тысяч человек под главным командованием великого герцога Бергского, Мюрата (март), медленно продвигалась к Мадриду. Годой и королева надеялись убежать в Америку, как португальский двор, но приготовления к побегу были остановлены. Разразилось народное негодование, и вспыхнувшее восстание требовало призвать на трон принца Фердинанда. В Аранхуэце 18 и 19 марта 1808 года ненавистный любимец едва сумел спастись в эти бурные дни. Король спас его своим отречением, в силу которого он, там же, 19 марта 1808 года отказался от престола в пользу сына своего, Фердинанда VII.

Французы в Мадриде

Это известие произвело радостное впечатление на всех жителей Испании. Однако французы тем временем дошли до Мадрида. Их главнокомандующий держался в стороне от молодого короля, вступившего туда 24-го, и, не делая ни малейшего намека на признание его королем, велел ему "надеяться на дружбу императора". К Фердинанду обратился и Карл IV, которого общество, потерпевшее много плохого от его отречения от престола, называло "отрекшимся насильно" и умоляло подать протест.

Невольно Наполеон сделался третейским судьей в досадном и прискорбном семейном раздоре, который переплелся с судьбой этих государств. Наполеону надо было подчинить своей власти обоих законных претендентов на престол, если он хотел воспользоваться всеми выгодами своих низких происков. Для этой цели он послал самого нахального своего слугу, которому солгать разом больше или разом меньше было все равно, убийцу герцога Энгиенского - Савари, герцога Ровиго, которому удалось уговорить младшего Бурбона предпринять путешествие. Фердинанд покинул Мадрид 10 апреля; в дороге он одумался и поэтому остановился в Виттории. Письмо Наполеона открыло бы всякому другому глаза, но его оно ослепило так, что, несмотря на добрый совет, который ему навязывал народ, несмотря на попытки их перерезать постромки в упряжи лошаков и сделать невозможным дальнейший путь, он вновь собрался в дорогу, и 20-го перешел границу. В Байонне он оказался во власти своего благодетеля, требовавшего от него отречения от престола. Сопровождавшие его министры не уступили; они объявили, что король их немедленно возвращается в Испанию и оттуда будет вести переговоры, достойные его.

События в Байонне

Но для этого уже было слишком поздно. 30-го вышли на сцену другие персонажи этой драмы. Старая королевская чета прибыла в Байонну, где происходили сцены, от которых хотелось бы отвернуться. Во время этих позорных семейных сцен (для шутки они были слишком серьезны, для трагедий - слишком жалки) пришло известие о столкновении, происшедшем 2 мая в Мадриде между народом и французами и послужившим поводом для других сильнейших стычек. Недовольство народа проявилось, когда молодые инфанты стали готовиться к отъезду; Мюрат не сумел избежать конфликта и в жаркой уличной схватке пало 1200 испанцев и 200 французов. О всей испанской политике своего тогдашнего повелителя, начавшейся этой кровавой бойней, Талейран выразился так: "Она была более чем преступление, она была ошибка!"

Сам Наполеон, видевший опасность в характере этого народа и понимавший сложившееся положение гораздо лучше, чем его неловкий, грубый генерал, был очень разгневан этим происшествием. В эту минуту оно было ему кстати: эта "революция" давала ему случай довести своих бурбонских гостей, боявшихся своего народа, до последних крайностей. 5 мая Карл IV уступил Испанию и Индию государю Франции при условии сохранения самостоятельности королевства и католицизма. Он поселился на жительство в замке Компьене, с окладом в 30 миллионов реалов ежегодно; Фердинанд тоже не создавал Наполеону дальнейших затруднений и 10-го подписал договор. Королевская чета уехала, завершив свое правление прощальной прокламацией [Прокламация - (от лат. proclamatio - провозглашение), воззвание, обращение в форме листовки] к испанцам. Принцы, которым назначено было по 400 000 франков в год каждому, отправились в Валансей и были настолько бесчестны, что довольствовались такой судьбой, хотя им и сократили даже то малое, что им предназначалось, а Фердинанд неустанно целовал бич, наказавший его.

Иосиф, король Испании

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Император был смертельно ранен разрывным снарядом
Очень многие выехали из франции
Наполеон
Получив титул герцога таорминского
Положение наполеона 6 сентября наполеон был вновь в дрездене