<<<     ΛΛΛ     >>>   

В ряде случаев основу конфликта составляют элементарные поступки подозреваемого или обвиняемого: неявка по вызову, оставление места жительства с выездом в неизвестном направлении и т.п. Закон предусматривает столь же элементарные процессуальные способы преодоления таких конфликтов: привод, изменение меры пресечения на более строгую, проведение розыска.

Меры такого рода могут быть применены не только для преодоления реального противодействия, но и для предупреждения предполагаемого, ожидаемого конфликта: «при наличии оснований полагать, что обвиняемый скроется» (ст. 89 УПК РФ); когда подозреваемый не имеет постоянного жительства (ст. 122, 147 УПК РФ).

Техническое воздействие предусмотрено законом на случай сопротивления или неповиновения при обыске и выемке: «Следователь вправе вскрывать закрытые помещения и хранилища, если владелец отказывается добровольно открыть их» (ст. 170 УПК РФ). Это правило действует и в тех случаях, когда нахождение в хранилище искомых предметов лишь предполагается, а владелец хранилища отказывается открыть его со ссылкой, например, на потерю ключа.

В регламентации же иных следственных действий, при производстве которых возможны конфликты, отмечаются неясности, пробелы. Так, предусматривая освидетельствование обвиняемого, подозреваемого, свидетеля, потерпевшего, ст. 181 УПК РФ устанавливает: «Постановление о производстве освидетельствования обязательно для лица, в отношении которого оно вынесено». Это может быть понято так, что отказ от освидетельствования носит неправомерный характер – неподчинение или противодействие законным требованиям представителя власти, влекущее те или Иные меры принуждения или штрафные санкции. Пишущий эти строки, однако, разделяет взгляды тех, кто признает допустимым принуждение к освидетельствованию подозреваемого и обвиняемого, но не свидетеля и не потерпевшего. Обвиняемый и подозреваемый – лица, против которых уже имеются веские доказательства. Отказ такого лица от освидетельствования может быть вызван намерением скрыть дополнительные улики в виде примет, следов на теле и уклониться от ответственности. Принудительные меры для преодоления этих устремлений нравственно оправданы[6].

В том, что касается обвиняемого и подозреваемого, кажется, все согласны. Полемику вызывает вопрос о допустимости принудительного освидетельствования свидетелей и потерпевших. Известно утвердительное решение этого вопроса: «Раскрытие преступления, изобличение виновного и пресечение его общественно опасных действий представляется более высокой нравственной ценностью, чем чувства потерпевшего»[7].

Объявляя себя сторонником противоположной точки зрения, отвергающей освидетельствование потерпевших и свидетелей помимо их воли, И.Л. Петрухин, однако предлагает дополнить закон, установив «административную ответственность потерпевших и свидетелей, которые вопреки законному требованию следователя отказываются подвергнуться освидетельствованию».

Не останавливаясь на этом, автор настаивает еще и на том, что «потерпевший в порядке исключения может быть освидетельствован и принудительно в интересах защиты, когда об этом ходатайствует обвиняемый»[8]. Практически это ходатайство обвиняемого без труда может инспирировать следователь. Посредством таких исключений право на физическую неприкосновенность личности дотерпевшего при расследовании сводится на нет.

Заслуживающей поддержки представляется позиция тех, кто последовательно, категорически выступает против принуждения к освидетельствованию кого-либо, кроме обвиняемого и подозреваемого. «Что же касается потерпевшего, – писал М.С. Строгович, – то это лицо, пострадавшее от преступления: на следователе лежит особая забота о защите его прав и законных интересов. Принудительное освидетельствование потерпевшего было бы не только незаконной, но и морально недопустимой мерой»[9].

Столь же убедительные доводы этического характера можно привести и против принудительного освидетельствования свидетеля – лица, не участвовавшего в преступлении, обычно незаинтересованного в исходе дела и вовлекаемого в уголовный процесс только для того, чтобы способствовать достижению истины.

Уклонение от явки по вызову на допрос, отказ выдать искомые предметы, открыть закрытые помещения и хранилища представляют физические формы конфликтного поведения, которое может быть подавлено или нейтрализовано соответственно мерами физического воздействия.

Способы и пределы такого воздействия в законе определены лишь фрагментарно. В теоретическом и законотворческом плане эта проблема еще ждет разработки.

5. Преодоление конфликта и меры психического воздействия.

Внимание криминалистов и судебных психологов привлекают акты интеллектуального противодействия, к которым они относят прежде всего отказ давать показания и дачу ложных показаний. Практически речь идет о случаях, когда допрашиваемый не подтверждает версии, которую следователь считает наиболее вероятной или даже достоверной. В качестве мер преодоления или нейтрализации такого «противодействия» предлагаются разнообразные приемы психического воздействия на личность допрашиваемого. Целью такого воздействия объявляют «перевод конфликтных отношений в сотрудничество»[10], под которым подразумевается признание обвиняемого или подозреваемого в совершении преступления, согласие свидетеля или потерпевшего дать уличающие показания.

Характерны в этом отношении взгляды Л.Б. Филонова, изложенные в книге, название которой говорит само за себя: «Психологические способы выявления скрываемого обстоятельства». Автора не удовлетворяет способ допроса, состоящий в том, что «обвиняемого или подозреваемого медленно подводят к акту признания, предварительно обеспечивая базу для этого, предъявляя факты и неопровержимые доводы». Его советы приурочены к ситуации, «когда у следователя мало доказательств, а почти единственным их источником остается сам обвиняемый»[11]. Между тем уже предъявление обвинения, когда «мало доказательств», есть нарушение закона, по которому обвинение допустимо лишь «при наличии достаточных доказательств» (ст. 143 УПК РФ). Превращение обвиняемого «в почти единственный источник доказательств» живо напоминает о давних и не очень давних временах, когда нехитрыми приемами, без обращения к психологической науке добивались признания в чем угодно – от сношений с дьяволом до прорытия тоннеля из Урала в Индию. Л.Б. Филонов учит следователей, как ослабить контроль допрашиваемого за своими высказываниями. А что это приводит к неточностям в показаниях, автора, видимо, не беспокоит. Более чем сомнительны в научном и в нравственном отношении приемы, предлагаемые для достижения этой цели. Так, при допросе человека с округлыми чертами лица, сравнительно короткими конечностями, широким тазовым поясом (относимого автором по этим признакам к циклоидам или к циклотиликам) рекомендуется сказать, что именно ему присущи особые черты, отличающие его от других: «Он наверное обращал внимание на то, что у него бывают периоды, когда настроение у него приподнято, ему радостно и все удается, и наоборот, периоды, когда все представляется ему мрачным, – это периоды неудач...» и т.п.[12] Автор также советует допрашиваемому при рассказе им о самом себе использовать «принцип опоры на неопределенность», практикуемый гадалками. Применение этого «принципа» состоит в высказывании ряда туманных суждений, подобранных с таким расчетом, чтобы «человек соглашался с ним и чтобы у него создавалась убежденность, что с особенностей его личности срываются покровы таинственности»[13]. Таким образом, применяемый гадалками способ мошеннического выманивания денег у простаков рекомендуется в качестве научного приема допроса.

Чтобы лишить допрашиваемого контроля за высказываниями, обеспечить «разрушение всей оборонительной системы», Л.Б. Филонов советует вызывать и использовать состояние фрустрации. Понятие фрустрации он разъясняет как «мотивационное и эмоциональное состояние, являющееся результатом блокирования целенаправленного поведения»[14]. Те аспекты фрустрации, которые с позиций охраны прав личности существенны для оценки этого состояния и действий, его вызвавших, Л.Б. Филонов оставляет вне рассмотрения.

Между тем фрустрация – это психическое состояние, возникающее вследствие реальной или воображаемой помехи к достижению цели. Проявляется она в ощущениях гнетущего напряжения, тревожности, отчаяния, гнева и др. Защитная реакция при фрустрации связана с проявлением агрессивности, уходом от трудной ситуации (в том числе с переносом действий в воображаемый план), со снижением сложности поведения (иногда до уровня глубокой ригидности). Она нередко является причиной неврозов[15]. Очевидно, манипуляции, вызывающие у допрашиваемого такое состояние, представляют нарушение прав личности и в то же время подрывают возможность получения объективных показаний. Гнетущее напряжение, тревожность, отчаяние, гнев могут спровоцировать ложное признание, оговор невиновного. Известны также советы криминалистов о том, как переводить конфликт в сотрудничество при производстве отдельных следственных действий[16]. Характерны в этом плане рекомендации А.В. Дулова к проведению так называемой проверки показаний на месте. «Важно, чтобы психическое состояние данного участника процесса соответствовало той деятельности, которую ему необходимо будет осуществить в процессе данного следственного действия, – пишет А.В. Дулов. – Вызов подобного состояния... должен быть осуществлен следователем непосредственно перед выходом на место... По пути следования в случае необходимости следователь может сообщать данному лицу все сведения о происшедших изменениях... Для облегчения процесса воспоминания следователь может предложить вернуться к определенной исходной точке, посоветовать вновь внимательно, не спеша, не волнуясь, рассмотреть определенную ситуацию, объекты, детали на них»[17]. Эти подсказки, советы вернуться, быть внимательным, не спешить и т.п. превращают следственное действие в нечто подобное детской игре «тепло – холодно». Но только для одного из участников, увязшего в ложном признании, финалом этой игры может оказаться смертная казнь или длительное лишение свободы, в поисках методологической основы для разработки рекомендаций, которыми следователь мог бы воспользоваться в конфликтной ситуации, А.Р. Ратинов обращается к праксеологии – отрасли знания об организации эффективной деятельности, которая наряду с прочим исследует общие приемы борьбы. Адаптируя применительно к предварительному следствию приемы борьбы, описанные в праксеологии, А.Р. Ратинов рекомендовал:

• нанесение удара в наиболее уязвимое или наиболее важное место;

• раздробление сил и средств противодействующей стороны, например разжигание конфликта между соучастниками преступления;

• предупреждение об угрозе нежелательных действий, например предупреждение о применении мер процессуального принуждения и т.п.[18]

По сути же речь идет о тривиальных приемах полицейского допроса – стравливании подозреваемых друг с другом, запугивании и пр. Обычные результаты использования этих приемов – ложные признания, оговоры.

В предложениях о внедрении в уголовный процесс праксеологических приемов не учтено важное, на мой взгляд, обстоятельство. Праксеология обобщает приемы борьбы в самых разнообразных сферах: от военных действий до спорта, – строго абстрагируясь от их специфики. Но на войне (а также в спортивных противоборствах, имитирующих бой, войну) заранее известно, кто есть кто: противники обозначены линией фронта, военной или спортивной формой, цветом фигур и т.п. Иное дело – расследование и судебное разбирательство, где достоверное знание, кто противник, враг, а кто союзник, друг, – итог, а не предпосылка правоотношений следователя, прокурора, суда с обвиняемым, потерпевшим и др. В такой характерной для уголовного процесса проблематичной ситуации «удар в наиболее уязвимое место, раздробление сил и средств» приводят подчас к тяжелым социальным потерям.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Экологические конфликты имеют сущностные черты
Юридический консенсус
Весьма существенной особенностью разрешаемых арбитражными судами конфликтов является то
Ложный конфликт
Хотя концепция конфликта появилась в международных исследованиях лишь в первые годы деятельности лиги наций