<<<     ΛΛΛ     >>>   

Политическая психология как наука богата своей предысторией. Задолго до ее оформления в качестве самостоятельной науки политико-психологические идеи занимали умы исследователей, причем даже в большей мере, чем ныне. Можно говорить о своеобразном парадоксе: по мере развития промышленности, техники и технологии внимание к человеческому фактору падало. До этого, когда большая часть жизни людей была связана общением не с продуктами своей деятельности, а непосредственно друг с другом, роль человека и человеческих отношений в жизни и политике была значительно выше.

Главный вопрос, который постоянно и настойчиво был интересен людям во все времена (и чем раньше, тем больше) — это власть над себе подобными. Интриги и заговоры, убийства и перевороты — все это непрерывно сопровождает историю человечества, начиная с родоплеменного строя. Причем, согласимся, накал этих проблем со столетиями, все-таки, снижался. Утрируя, можно сказать, что вопрос о том, кто будет «старшим по пещере», был острее и драматичнее, чем сегодняшние вопросы о том, кого выберут президентом той или иной страны. Человек и власть — вот тот круг вопросов, который образует предысторию политической психологии.

В то далекое, донаучное время то, что мы сейчас называем политической психологией, было непосредственной повседневной практикой политической элиты. Многое из тех времен перекочевало и в современную жизнь, причем миновав сферу науки. «Тайны мадридского двора» присущи ныне не только «дворам», и далеко не только мадридским. История политических убийств, совершенных в результате неприязненных личных отношений и имевших под собой значительную психологическую основу, продолжается. Политическое убийство К.Ю. Цезаря и физическое устранение С.М. Кирова или, тем более, Дж.Ф. Кеннеди — события практически одного ряда. Заговор Каталины в Древнем Риме и рылеевский кружок декабристов в России — тем более. В современной политике трудно найти какое-то событие, за которым не просвечивал бы свой аналог из более древних времен, и в котором не прочитывались бы свои политико-психологические слагаемые.

Будучи вынужденными к краткости, мы лишь бегло рассмотрим те основные моменты, в которых на протяжении веков уже фиксировалась роль политической психологии. То есть, мы рассмотрим историю тех фрагментов практической политической психологии, которые стали предметом размышлений тогдашних исследователей — по сути, объектом науки своего времени. Понятно, что это означает работу скорее с текстами, чем с фактами, но тем достовернее будут ее результаты.

ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ

В Элладе, разумеется, практика была важнее науки. Но именно в Древней Греции, когда политиков, в сегодняшнем смысле, заменяли ораторы (ораторское искусство было обязательным и решающим компонентом деятельности политика), один из великих мастеров красноречия Демосфен стал, быть может, первым исследователем механизмов политического воздействия на массы: на их разум и эмоции. Демосфен, как известно, сам вошел в политику через практику. Известно, что он был косноязычен от рождения, и чтобы научиться ораторскому искусству, часами тренировался, набив рот камушками, у берега моря, стремясь перекричать шум морского прибоя. Так он сформировал громоподобный голос и, используя время тренировок для специальных размышлений, открыл некоторые особенности разных массовых аудиторий, перед которыми приходилось выступать.

В частности, Демосфен различал два типа масс. С одной стороны, это были массы, «податливые эмоциям». С ними, считал он, необходимо использовать механизмы психологического заражения для того, чтобы вызвать у этих людей эффект подражания выступающему перед ними политику, так как такие массы, как правило, некритически воспринимает то, что говорит оратор. В качестве примера таких «податливых масс» Демосфен приводил восточные, говоря сегодняшним языком, «тоталитарные» народы, привыкшие к благоговению перед «харизматическими вождями».

С другой стороны, — массы, «податливые разуму». С ними, считал Демосфен, политику необходимо принципиально по другому строить общение. В частности, политик обязан использовать в общении с ними механизмы логической аргументации для того, чтобы пробудить присущую им способность к самостоятельному размышлению и направить его в нужном оратору (то есть, политику) направлении. Например, утверждал наученный опытом Демосфен, «афиняне привыкли думать и судить самостоятельно, и потому с ними обращения к чувствам бесперспективны». Это, говоря сегодняшним языком, как бы «демократические народы», с которыми политик обязан общаться прежде всего рационально, учитывая их способность к самостоятельному принятию логичных решений.

Из политической практики Древней Греции в рассмотрении политико-психологической природы человека, в целом, в обобщенном виде можно выделить две традиции. С одной стороны, выделяется традиция «демократическая», предполагавшая равенство возможностей главных «политических участников», то есть, реальных субъектов политического процесса. С другой стороны, отчетливо существовала традиция «аристократическая» (элитарная), открыто подчеркивавшая превосходство тех или иных, вполне определенных типов людей, и их роли в политическом процессе.

Так, например, «аристократическая» политическая традиция достаточно откровенно была выражена уже во взглядах школы Платона. Этот греческий мыслитель считал, в частности, что идеальный тип властителя — это «философ на троне». Согласно его взглядам, получалось, что далеко не все, а лишь некоторые люди могут быть «подлинными правителями». Другие же люди (но тоже далеко не все), могут быть, скажем, «воинами». Большинство же населения вообще не способно к политической жизни . Вот такая сословно-иерархическая «Республика» получалась у Платона, в которой высший, собственно «политический», то есть рационально-логический, интеллектуальный элемент «души» (сознания) преобладал только у представителей правящих классов.

Аристотель был одним из первых мыслителей, который попытался подойти к анализу проблемы власти и подчинения — на примере понимания природы массовых беспорядков и мятежей, направленных на свержение властей. Он связывал «настроения лиц, поднимающих восстание» (т. е. их психологическое состояние) с «политическими смутами и междоусобными войнами». Анализируя массовые выступления против властей, он писал: «Во-первых, нужно знать настроение лиц, поднимающих восстание, во-вторых, — цель, к которой они при этом стремятся, и, в-третьих, чем собственно начинаются политические смуты и междоусобные распри» .

Таким образом, для понимания реальной политики уже во времена Аристотеля требовалось анализировать изменения в массовой психологии, в частности, динамику перехода от послушного состояния — к бунтарскому.

Аристотель привнес многое в развитие различных наук, в том числе и политической психологии. Только сейчас, возвращаясь к нему на основе политических реалий современной жизни, мы вновь задумываемся, например, над политико-психологическим содержанием описанных им основных форм правления: тиранией, аристократией, олигархией, охлократией и демократией. Серьезные аналитики говорят, рассматривая новейшую историю России, что вслед за «тиранией» прежних советских вождей, за вольницей и «охлократией» конца 80-х — начала 90-х годов возник вполне «олигархический» режим Б. Ельцина, которому унаследовал «аристократический» режим В. Путина (имеется в виду назначение приближенных к себе «аристократов», которым передаются, делегируются отдельные элементы власти и управления). Таким получается сложный российский путь к демократии — почти по Аристотелю.

Древняя Греция дает много примеров уже почти теоретической политической психологии. Разумеется, понятен далекий от современных взглядов уровень анализа и язык античных мыслителей. Однако, гораздо важно другое: то, что ужо в античное время политико-психологические проблемы активно волновали людей.

Подробнее см.: Миф о металлах // Plato. The republic. N. Y., L ., 1901.— Book 3. — Ch.XXI.

Аристотель. Политика. — М., 1911. — С. 208.

Если древнегреческие мыслители, все-таки, лишь эпизодически фиксировали те или иные политико-психологические феномены, то в Древнем Риме появились уже значительно более развернутые исследования Плутарха и Светония в области политической психологии лидеров и самого феномена лидерства. По сути, это было началом того, что при дальнейшем развитии политический психологии, уже в XX веке стало называться методом психобиографий. Рассмотрим в качестве демонстрационного только один пример. Плутах в жизнеописании Кая Юлия Цезаря пишет: «Цезарь же, едва возвратившись из провинции, стал готовиться к соисканию консульской должности. Он видел, что Красе и Помпей снова не ладят друг с другом, и не хотел просьбами, обращенными к одному, сделать себя врагом другого, а вместе с тем не надеялся на успех без поддержки обоих. Тогда он занялся их примирением, постоянно внушая им, что, вредя друг другу, они лишь усиливают Цицеронов, Катуллов и Катонов, влияние которых обратится в ничто, если они, Красе и Помпеи, соединившись в дружеский союз (NB! отсюда затем в истории науки возникает понятие «дружеский союз» как своеобразное противопоставление «союзу недружескому», то есть, говоря политически, «фракции» —Д.0.), будут править совместными силами и по единому плану. Убедив и примирив их, Цезарь составил и слил из всех троих непреоборимую силу, лишившую власти и сенат, и народ, причем повел дело так, что те двое не стали сильнее один через другого, но сам он через них приобрел силу и вскоре при поддержке того и другого блистательно прошел в консулы» .

Все понятно: учитывай психологию врагов и друзей, действуй по принципу «разделяй и властвуй». Таким образом, уже Плутарх дает нам совершенно конкретную политико-психологическую модель поведения Цезаря. Он показывает его мотивацию и демонстрирует политическую стратегию, блистательную именно вследствие учета обозначенных выше психологических моментов.

Цицерон в своих трактатах по ораторскому искусству специально советовал «политическим ораторам» особенно тщательно учитывать психологические моменты. В частности, он писал в качестве наставления ораторам, желающим выиграть дело в суде (говоря современным языком, к адвокатам); «Желательно, чтобы судьи сами подходили к делу с тем душевным настроением, на которое рассчитывает оратор. Если такого «настроения» не будет, то надо прощупывать настроение судей и обратить все силы ума и мысли на то, чтобы как можно тоньше разнюхать, что они чувствуют, что думают, чего ждут, чего хотят и к чему их легче будет склонить» .

Большая часть речи оратора, согласно Цицерону, должна быть направлена на то, чтобы изменить настроение слушающих и всеми способами их увлечь за собой. Речь оратора-политика, считал он, должна быть особенно напряженной и страстной . Причем политическая речь, которой такой оратор стремится возбудить других, по природе своей может и должна возбуждать его самого даже больше, чем любого из слушателей — предупреждал Цицерон.

Общий вывод: политики Древнего Рима достаточно далеко продвинулись по части прикладной политической психологии — особенно, в сфере ораторского искусства. Еще более важно, что авторы того времени начали разрабатывать теоретические и методические (метод психобиографий) основы политической психологии.

Плутарх. Избранные жизнеописания. – Т. 2. – С. 209.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Справедливость лидерство
Решаемые политической психологией как наукой

Активно формирует пропаганда любой политической системы начиная от за родину
Политическая психология имеет своего рода скелет в виде логического