<<<     ΛΛΛ     >>>   

«Мои родители, — говорит Кришнайя, — считались вишнуитами, в традиции Рамануджи. Но мы гораздо чаще ходили в храм Шивы, и нашим семейным жрецом был шиваит». Однако гораздо большее влияние по сравнению с храмовыми традициями на Кришнайю в детские годы  оказали  ритуалы,   совершаемые   его   матерью.   Кришнайя   был четвертым ребенком в семье, но первым, кто выжил, и поэтому он сохранял особо тесные отношения с матерью. Он помнит, как ходил вместе с ней вокруг «Крепости Тулси» — базиликового куста, посвященного Вишну, пока она совершала свою ежедневную пуджу с помощью масляной лампы. Среди многих женских обрядов, называемых на языке телугу «ному», ему особенно запомнился один, в котором он участвовал вместе с матерью: они ходили от дома к дому по всей деревне, раздавая нут, замоченный в воде. «Не хочется ли тебе иметь сестренку?» — время от времени спрашивали его: ведь церемония совершалась его матерью по обету, чтобы получить еще одного ребенка.

Кришнайя помнит также завораживающее «то, о чем знает каждый»: сведения, относящиеся, например, к различным предметам, висящим в дверных проемах, в воротах или на крыше дома и предназначенным для защиты от дурного глаза, или к читаемым мантрам, особенно посвященным Анджане (Хануману), способным отпугнуть демонов, разгуливающих в полночь и в полдень, а также ко всем благоприятным или неблагоприятным вещам, объявляемым таковыми с первого «взгляда», брошенного в самом начале дня или какого-нибудь важного предприятия.

Кришнайя видел собственную фотографию, сделанную в возрасте шести месяцев в тот день, когда он прошел через ритуал прокалывания ушей и продевания в них колец. Однако первая из санскар, запомнившаяся ему, представляла собой обряд посвящения и бритья головы в возрасте пяти лет, в тот памятный день, когда вся семья отправилась в путешествие через широкую реку Годавари к храму господа Венкатешвары в «местечке Тирупати». Там Кришнайе обрили голову, а его одиннадцатимесячный брат прошел через санскару первого кормления твердой пищей. Дома, в Доулешвараме, эти церемонии были повторены семейным жрецом, а немного времени спустя состоялся ритуал, означавший начало формального обучения Кришнайи. Школьный учитель и семейный жрец вдвоем пришли к нему домой, и Кришнайя сам внимательно наблюдал, как жрец выложил слова молитвы, обращенной к Шиве, с помощью рисовых зерен, рассыпанных на широком медном подносе. Затем Кришнайя выучил стихи, посвященные Сарасвати, богине учения, после чего особая пуджа была совершена и для новой грифельной доски, на которой первым был написан слог «ОМ», а следом шел алфавит телугу, начиная с «А». В свою очередь Кришнайя сделал ритуальное подношение подарков жрецу и учителю, а также подарил новые грифельные доски и мел всем ученикам своего класса.

Значительная часть обучения Кришнайи прошла вне стен школы и его собственного дома. Рядом с ними жила вдова брахмана, ходившая с выбритой головой, и Кришнайя много времени проводил с ней. Его мать помогала ему перебраться через садовую стену, разделявшую их дома, и Кришнайя шел к вдове, которая называла его «Гопалам» и читала ему истории из «Рамаяны», «Махабхараты» и «Бхагавата-пураны». Кришнайе неоднократно строго-настрого запрещали прикасаться к ней, поскольку -она принадлежала к касте брахманов. От нее он узнал не только великие сказания о богах, демонах и героях, но также и сказания об известнейших индийских городах — Бенаресе, Калькутте, Пури. Время от времени она отправлялась в очередное паломничество в одно из этих таинственных мест, а вернувшись, рассказывала ему о сансаре, карме, мокше, об аде и рае и даже о буддистской доктрине Пустоты.

В дальнейшем Кришнайя вместе со своей семьей, увеличившейся еще на двух братьев и двух сестер, повидал храмы и города их региона, когда они все на повозке, запряженной лошадьми или волами, или на автобусе отправлялись на различные великие празднества. После своего первого бритья головы Кришнайя повторил этот обряд еще более десяти раз в течение двадцати лет в связи с различными обетами,  школьными экзаменами и защитой дипломов.

Один раз он совершал его в храме Сатья Нараяны, что стоит на холме в Аннавараме, другой раз — в более крупном городе Тирупати, в храме Венкатешвары, самом богатом из всех индийских храмов, расположенном далеко на юге, на Семи Холмах. В двенадцать лет Кришнайя впервые выехал за пределы Андхра-Прадеш и на краткое время столкнулся с другим языком, тамильским, и с приводящим в смятение вихрем городской культуры в Мадрасе. За год до этого его мир уже начал расширяться, когда он приступил к изучению сразу двух чужих языков — хинди и английского. Кришнайя был первым, кто в их семье выучил английский. Еще будучи ребенком, ему доводилось слышать не только многочисленные диалекты языка телугу, но также и такие языки, как урду, ория, маратхи, тамильский, каннада, хинди и английский, однако, лишь начав путешествовать, он стал связывать языки с регионами, классами и уровнем образования. Кришнайя пробовал взяться и за санскрит, но был исключен из списка учеников. «Для тебя это будет слишком сложно», — сказал ему учитель. «Иными словами, — говорит Кришнайя, — я не был брахманом».

Одно время отец Кришнайи не мог работать, и семья находилась в очень тяжелом положении. Когда к ним пришел жрец и сообщил, что наступает третья годовщина со дня смерти их деда, которую необходимо почтить особым похоронным обрядом, стоившим десять рупий, в семье не было денег. Чтобы достать эту сумму, Кришнайя продал свои книги, что далось ему очень нелегко: для его двенадцатилетней души это было все равно, что продать богиню Сарасвати.

После окончания средней школы в Доулешвараме Кришнайя получил минимальную стипендию для обучения в Государственном колледже искусств в Раджамандри, где он, следуя желанию своего отца, защитил ученую степень. Кроме того, он познакомился с образом жизни большого города. Курс математики показался ему слишком сложным, и на получение степени ушло несколько лет, с перерывами на работу в качестве государственного служащего в лесном районе центральной части Андхры, а затем в течение еще трех лет — в крупном городе Виджаявада. Его религиозная жизнь в продолжение всех этих лет, проведенных вне дома, была очень насыщенной, включая в себя многочисленные пуджи в храме Шивы или в древнем храме Дурги на вершине холма в Виджаяваде. Частью его ежедневной пуджи, совершаемой ранним утром, было поклонение наваграхам, или девяти планетам, включая Сурью, солнце; отдельно он почитал также Ганешу, Сарасвати и Лакшми. Он подарил своей матери литографию Венкатешвары, Господа Семи Холмов, которую она приобщила к семейному алтарю на кухне в Доулешвараме. Часто он присутствовал при религиозных диспутах, проводившихся в Виджаяваде в Матхе Рамакришны, и однажды попросил у заезжего свами (господина, брахмана)  из   Канчипурама  благословить  его  для  сдачи  очередного экзамена; получив требуемое, Кришнайя почувствовал прилив бодрости от того, что благодаря своей храбрости проник в ауру святого человека.

Поступив в Университет Андхры на факультет философии в возрасте двадцати пяти лет, он оказался по другую сторону широкой Годавари, на северном побережье Андхры, в городе Уолтаре. Денег у него хватало только на обучение, и поначалу он спал под дверью студенческого общежития. Временами в течение этого первого года, вероятно по причине вынужденного аскетизма, религиозная жизнь казалась ему особенно привлекательной. Кришнайя начал переосмыслять свой религиозный опыт и думать о «логике» индуизма. Он осознавал, что, отправляясь в храм, он делает это не столько ради обета (врата) или решения собственных проблем, сколько ради эстетического удовольствия и удовлетворения своих религиозных чувств, а также размышлял над тем, что рассказывала ему в детстве вдова брахмана об атмане и о важности поисков в первую очередь своей внутренней сущности, а не самоуслаждения.

Занимаясь в университете сразу индийской и западной философией, он успешно освоил программу магистерской ступени и получил статус ученого-исследователя, став одновременно кандидатом на соискание степени доктора философии. Среди его близких друзей-студентов в университете были русские и американцы, и он жадно впитывал в себя их идеи, представления, языки — словом, все, что могло возбудить его любопытство. Русский стал его четвертым языком, и ему удалось получить сертификат русско-английского и англо-русского переводчика. Получив стипендию для работы в Национальной библиотеке Калькутты, он вынужден был на год уехать из Андхры и не только овладел пятым языком — бенгальским, но также подружился с одной из своих однокурсниц, в результате чего в 1975 г. совершил довольно необычный для своего положения шаг — женился по собственному выбору. Этот союз состоялся вопреки бурным протестам обеих заинтересованных сторон: хоть молодые и принадлежали к одной касте, происхождение из различных регионов страны казалось их родителям непреодолимым препятствием. Отец невесты отказался принимать участие в важном ритуале прощания с невестой, и его роль взяла на себя ее мать. «Бенгальцы думают, что мы какая-то другая раса, — презрительно усмехается Кришнайя, — низшая раса!»

Интенсивность его исследовательских занятий вкупе с определенной степенью самоосознания, приобретенной им в компании своих иностранных друзей, постепенно уменьшили его собственную религиозную активность, и в течение ряда лет он перестал выполнять свои утренние обряды. Однако по мере того, как шли годы, а перспективы его будущей работы по-прежнему оставались неопределенными, он вернулся к утреннему ритуалу поклонения девяти планетам и начал, по совету одного из друзей, заниматься отнимающим много времени произнесением текстов Пуран, или джапа, посредством которого легендарный мудрец Маркандейя сумел победить смерть. Каждое утро в течение двух месяцев 1978 г. он выполнял это у себя дома, так как у него не было денег для совершения службы в храме. Однако священные стихи не принесли желаемого результата, и, несмотря на рождение дочери и расширение молодой семьи, частые ссоры между супругами лишь увеличили бремя забот, лежащих на плечах Кришнайи.

К 1980 г. положение Кришнайи стало особенно неустойчивым. Его научная работа была остановлена, в течение последних семи лет он не мог найти никакой работы, и на его попечении находились жена и дочь, о которых он должен был заботиться. Его мать была убеждена, что им может помочь астролог из его родной деревни, и она обратилась за советом к высокому костлявому брахману с обветшавшими санскритскими манускриптами и медным диском, на котором были вырезаны знаки зодиака. Кришнайя по почте получил большой пакет с гороскопами: застой в делах, в соответствии с прогнозом астролога, был результатом длительного неблагоприятного влияния Сатурна и Марса, двух из девяти планет индуистской астрологической системы. После некоторого сопротивления Кришнайя уступил настойчивым просьбам матери совершить ритуальные приношения (дана) одному прославленному брахману, о котором было известно, что он великий астролог. На поезде он добрался из Уолтара в Раджамандри, а оттуда на рикше (коляске, передвигаемой велосипедистом) — до своей деревни. Пуджа, совершенная семейным жрецом, была короткой: Кришнайя сел напротив брахмана, который принадлежал к особому типу людей, согласных за плату брать на себя неудачи других, и специально пришел для этого в их деревню. Под руководством семейного жреца Кришнайя передал этому брахману лежащие на медном подносе мешок с черным нутом, два железных гвоздя, семена сезама, хлопчатобумажные нитки и немного неочищенного сахара, а вместе со всем этим — и невидимое, но опасное влияние Сатурна и Марса, от которого пришедший брахман в свою очередь должен был очиститься у себя дома с помощью специальных ритуалов.

Кришнайя не был склонен верить в эту церемонию, но он охотно признает, что сразу же после этого судьба стала к нему благосклоннее, равно как и к его брату, который приблизительно в то же время совершил подобный обряд, чтобы избавиться от неблагоприятного влияния планет Раху и Кету. В конце концов он закончил и защитил свою диссертацию, получив после этого должность на одной из кафедр философского факультета в своем университете. Это принесло финансовую передышку семье и ослабило напряжение, царившее во взаимоотношениях супругов. Горизонты Кришнайи продолжали расширяться: в 1985 г. он был приглашен совершить зарубежную поездку, посетил Лондон, путешествовал по Соединенным Штатам, а затем вернулся в Уолтар, где занялся преподаванием и начал работать над собственной книгой. Размышляя над сороковым годом своей жизни, он задумывается над постоянными переменами, все время происходившими с ним, — подобно тем, что тревожат глубины и поверхность реки Годавари, — хотя в общем его жизнь являет собой вполне видимую целостность, равную целостности великой реки.

Удалившись на определенное расстояние от Андхра-Прадеш и от населения Индии, можно разглядеть в деталях вышеописанной жизни многие черты современного индуизма, в том числе и наиболее трудноуловимые с первого взгляда. Хотя семья и само имя Кришнайи принадлежат к традиции вишнуитов, Шива и различные богини играют значительную роль в их верованиях и ритуальной практике. Подобное балансирование весьма типично для индуизма вообще. Системы верований являются персональными, гибкими, подвижными и подчиненными таким практическим проявлениям религиозности, как обеты, обряды поклонения, молитвы, ритуалы жизненного цикла, празднества и паломничества. В то время как эти опорные элементы семейной и общинной жизни постоянно доминируют, их значение колеблется в соответствии с конкретным жизненным периодом и в зависимости от насущных потребностей данного периода.

Обзор жизненного опыта Кришнайи, вернее, в лучшем случае, его небольших фрагментов может быть поучительным и с другой точки зрения. Он демонстрирует несостоятельность дихотомии «классических» и «народных» традиций, иногда используемой в разговорах об индуизме. Жена брахмана, рассказывающая истории из санскритской «Рамаяны», и жрец из касты неприкасаемых, в которого вселяется богиня оспы, — оба представляют собой живое проявление индуистских традиций в одной и той же деревне и в равной степени являются важными компонентами религиозных взглядов одного и того же человека. Кришнайя, не являясь больше деревенским жителем, не будучи «крестьянином» в собственном смысле этого слова, легко чувствует себя в современной ему Индии, часто путешествует и хорошо знаком со всеми современными нововведениями и переменами и все же хранит в памяти своего опыта эти и многие другие черты индуизма, впитанные им с детства. Рискнув вступить на путь, совершенно не знакомый его родителям, он тем не менее во многом был сформирован своим происхождением и, подобно огромному количеству своих соотечественников, должен вести образ жизни, одновременно совмещающий старый мир традиции, сразу и «классической» и «народной», и новый мир космополитической, опутанной сетью телевещания Индии.

Глава 34. Индуизм сегодня

4 СЕНТЯБРЯ 1987 г. РУП КАНВАР, восемнадцатилетняя жительница деревни Деорала, штат Раджастхан, была усажена среди дров погребального костра своего мужа и сгорела заживо. Практика сати — самосожжения вдов — очень древний обычай Северной Индии, хотя и не освященный ни одним санскритским текстом. Осужденная реформаторами XIX в., такими, как Раммохан Рай, и запрещенная рядом постановлений, начиная с 1829 г., она сохранилась и периодически давала о себе знать в течение последних двух веков, показывая, каким образом Индия и индуизм приспосабливаются к новому времени.

Развернувшиеся по всей стране споры, вызванные сати в Деорале, весьма поучительны для того, кто хотел бы понять судьбы индуизма на пороге XXI в. Индийское правительство, представляющее интересы секуляризированного современного государства, управляемого конституционными законами, отреагировало быстро и сурово, издав закон, грозящий пожизненным тюремным заключением или смертной казнью за подстрекательство к совершению сати. В прессе появились статьи, осуждающие этот анахронизм и его сторонников, цитирующих в его защиту древние тексты, прославляющие верность жены своему мужу, вплоть до принесения себя в жертву. Однако в пылу полемики почти ничего не было сказано о тысячах активно действующих по всему субконтиненту святилищ, увековечивающих случаи сати, имевшие место в прошлом. Некоторые из известных лидеров индуистских сект даже выступили в поддержку «добровольного сати» и «сати дхармы». В качестве одного из своих аргументов они выдвигали тот факт, что идеалу женской преданности, прославленному всем корпусом индуистской мифологии, собраниями народных сказаний, ритуальными и символическими системами, соответствуют лишь очень немногие женщины, подобно тому как идеалу отречения от мира в действительности следуют весьма редкие санньяейны.

Через несколько недель после смерти Руп Канвар, которая, по заявлению свидетелей, была насильно принуждена к акту самосожжения родней покойного мужа, в тридцати двух городах и деревнях четырнадцати районов Раджастхана был проведен опрос11. Большинство из опрошенных (63%) составляли женщины. Результаты показали следующее: 86,6% всех респондентов знали о существовании культа сати, 80,7% знали о смерти Руп Канвар и 63,4% одобряли ее поступок. Лишь 3,65% опрошенных осознавали, что совершить сати молодую женщину вынудили насильно: Определенное количество респондентов заявило, что она стала богиней (Сати Деви).

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Соответствующим второму из пяти праздников
Принеся с собой элементы цивилизации
Менее скрытым методам сбора данных о религиозных верованиях
Они сохраняют преемственность по отношению к великим традициям
Именуются небесными пастухами отношения знахаря