<<<     ΛΛΛ   

СНАЙПЕР

Это неправда, если говорят, что у вахтеров-охранников оружие
допотопное и стрелять они из него не умеют и боятся. Вот у Ворот порта
работал себе всю жизнь один охранник, по хворости здоровья приспособился
сутки через трое греться у батареи, проверял пропуска и пил чай под
репродуктором. Безвредное, в сущности, создание, хотя и склочное.
И вот проходит днем один из начальства. Охранник его что-то
спрашивает. Тот идет молча. Охранник его хватает за рукав. Тот вырывается
и посылает его. Охранник цепляется и орет. Начальник рявкает и сулит кары,
уходя. Охранник гонится, но он хроменький, и тот удаляется.
Охранник вопит:
- Стой!!! - Хватается за старинную потертую кобуру на ремне,
вытягивает облезлый военной эпохи ТТ (прекрасная, кстати, была машина),
дергает затвор: - Стой!!!
Начальник оглядывается, резко ускоряет шаг - и получает пулю точно
промеж лопаток.
Время обеденное, народ по территории туда-сюда ходит. То есть уже не
ходит, а остановился на выстрел и смотрит. И ближайший мореман охраннику:
- Ты чего?..
Баба заполошная:
- Уби-или!
Мореман - на охранника. У охранника глаза белые, слюна кипит - шарах
мореману под узел галстука!
- А-а!! Суки, гады, падлы! Все сволочи!!
Народ врассыпную за углы и в подъезды. Охранник садит навскидку -
гильзы отщелкивают: один споткнулся, второй сковырнулся - и все чисто.
Вымерло поле боя.
На выстрелы бежит милиционер из здания:
- Стой! Бросай оружие! - А тот хрипит: "Всех перестреляю!"
Шарах милиционер над пряжкой ремня! - лежит милиционер.
Народ в окна глазеет - шарах через стекло! присели у подоконников.
Телефоны накручивают: стрельба, налет, диверсанты, трупы! Мчатся газики с
милицией, гремят в мегафоны - охранник озирается, выбегает на тротуар,
хватает какую-то проходившую девку и, прикрываясь ею, как в гангстерском
кино, начинает отстреливаться. Выглядит все как чистый Голливуд! Милиция,
укрываясь за машинами, внушает: "Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
Сдавайтесь!" А он палит по всем силуэтам в пределах видимости. У ТТ
прицельная дальность сравнительно неплохая.
Вот вам простой советский охранник. У него было четырнадцать
патронов. Две обоймы. Он тринадцать раз выстрелил и тринадцать раз попал.
Трое убитых на месте и десять раненых, из них еще двое умерли в больнице.
И последнюю пулю пустил себе в висок.
По скорой семь машин кинули, летели потом под сиреной, как санитарная
автоколонна, население балдело: не то учения, не то стихийное бедствие.
Так что потом оказалось. Ему квартиру должны были дать. Лет
пятнадцать ждал, как водится. Очередь подошла - и опять дали другому.
Потом - еще одному блатному. Квартирный вопрос вообще сильно нервирует, он
озверел. Дома пилят, жена больная, дети взрослые, строят планы и мечтают о
новой просторной жизни. Он закатил на месткоме скандал, ему пригрозили за
давнюю попойку вообще снять с очереди, может увольняться и жаловаться - а
тот из начальства как раз был председателем жилкомиссии. Они в проходной
слово за слово и схлестнулись: "Не дашь квартиру? - Да пошел ты!.. - Ну я
тебе покажу!" И показал.
А ту девицу, его заложницу, привезли в милицию и два часа снимали
показания: где шла, что видела, что слышала, как была схвачена, да не
знала ли его раньше, и прочее. Дали подписать и отпустили с Богом.
Отошла она сто метров и села на асфальт, потеряла сознание. Приехали
- все по нулям, поздно. Заинтубировали, стукнули, качали - какое там, не
откачали. Инфаркт, умерла на месте. Двадцать два года. Не потянула
сердечно-сосудистая система такого стресса.

СУИЦИД

У влюбленных условия всегда были трудные - не было жилплощади, не
было денег, не было красивых вещей и романтических путешествий;
презервативы, правда, были, но не было книг по культуре секса,
разъясняющих, как их правильно использовать. Но все как-то устраивалось.
Некоторые однако всех трудностей и препятствий вынести не могли, и
иногда кончали с собой. У самоубийц условия тоже были трудные - не было
револьверов и патронов, не было ядов, часто веревок не было, не говоря о
спокойной обстановке. Но тоже все как-то устраивались.
И вот двое несчастных влюбленных никак не могли устроиться. Такие
невзрачненькие, славные, с большой возвышенной любовью. С ней родители
воспитательную работу проводили: что сопляк, голодранец, неумеха, сиди
дома под замком, чтоб в подол не нагуляла. Его норовили просто пороть:
нашел хворую замарашку, жизнь себе калечить, пусть дурь-то повылетит.
Деться некуда, не на что, никаких просветов и перспектив: нормальный
трагизм юных душ. Ленинград, как известно, не Таити, бананом под пальмой
не проживешь.
Целуются они в подъездах, читают книги о любви и ходят в кино,
держась за руки. И тут им в эти неокрепшие руки попадает биография, чтоб
ей сгореть, дочери Маркса Женни, как они с мужем-марксистом Полем Лафаргом
вместе покончили с собой.
Вот упав на взрыхленную ниву марксистского воспитания, это зерно и
дало, видимо, свой зловредный росток. Ничего себе перышко свалилось на
хилую спинку верблюда. Они ведь с детского сада усвоили, что марксизм есть
не догма, а руководство к действию. Это тебе не Ромео и Джульетта. Монахов
советская власть повывела, аптекарей тоже крепко прижала, и ждать милостей
от природы им не приходится: куда за сочувствием обратишься?..
А у нее была знакомая санитарка. И она обратилась к ней, но тайну не
раскрыла. Просто попросила достать сильных снотворных таблеток - от
бессонницы... И подробно выспросила: а сколько надо, чтоб покрепче спать?
а сколько предельно можно? а если больше? а сколько уже ни в коем случае
нельзя, что, и вообще не проснуться можно, умереть?
Санитарка отнекивается, берет с нее страшное обещание, что не выдаст,
и приносит в конце концов таблетки. Пакетик запечатан розовой бандеролью
со штампом, и над латинской прописью черная этикетка с черепом:
"Осторожно! Яд!". Сильнодействующее средство, значит: нормальная доза
полтаблетки, от двух даже буйный шизофреник заснет, а больше четырех уже
очень опасно.
И тогда он договорился со знакомым из общаги, чтоб побыть день в его
комнате, когда все на работу уйдут. Утром уломали вахтершу, подарили ей
коробку конфет, и когда еще трое из комнаты ушли на работу, знакомый
оставил их с ключом, велев удалиться до четырех.
Остались они вдвоем. Зажгли свечу, выпили бутылку шампанского, съели
торт и килограмм апельсинов: венчальная трапеза. Долго писали предсмертное
письмо, где всем прощали. И легли в постель.
А потом вскрыли пакетик, разделили таблетки по десять каждому,
приняли и легли обратно. Обнялись и закрыли глаза. И стали ждать вечного
забвения.
Снотворное действовало медленно. Перевозбудились. Но постепенно стали
тихо и сладко засыпать.
От сна отвлекало только металлическое ощущение в желудке. Возник
холодок по телу, выступил пот. Кольнуло в животе, там появились спазмы;
забурчало. Крутить стало в животе, нет уже мочи терпеть.
Он, стиснув зубы, признается: "Мне выйти надо на минуту". Она: "Мне
тоже". Они одеваются, сдерживая поспешность, и шагают к двери. И тут
выясняется кошмарная вещь. Потому что дверь они, разумеется, закрыли. А
ключ, приняв яд, выкинули в форточку. Чтобы уже в последний миг не
передумать, не выйти за помощью малодушно. А этаж - четвертый.
Они шепотом кряхтят, не глядя друг на друга. Сна ни в одном глазу.
Кишки поют, скрипят и рычат на последнем пределе. Он пытается дубасить в
дверь, но везде тихо и пусто: обезопасились от помощи и помех!
Если им и раньше жизнь была не мила, то сейчас они и умирать тоже
больше не хотели, потому что хотели они только одного - в сортир. И
любовь, и смерть, конечно, прекрасны, но все это ерунда по сравнению с
туалетом в необходимый момент.
Шипя и поухивая пытается он подковырнуть как-то замок, выломать
дверь, но силенок уже нет, а в брюхе наяривает адский оркестр под
давлением десять атмосфер. Убийца-санитарка проявила предусмотрительную
гуманность - снабдила их хорошим слабительным.
Глупости это, что смерть страшна. Фармацевтика в союзе с природой
способны устроить такое, перед чем смерть покажется пикником на взморье.
Придя с работы и не достучавшись, хозяева открыли запасным ключом
комендантши. И выпали обратно в коридор. Вы не пытались войти в туалет
колхозного автовокзала после ярмарки?
Две голубые тени беззвучно лепетали об отравлении. Скорая с разгону
закатила им промывание и увезла вместе с пакетиком из-под яда, взятым для
анализа оставшихся крупинок. По результатам анализа врачи, с характерным и
неизменным цинизмом, разумеется, бессердечно гоготали; чего нельзя было
сказать о гостеприимных хозяевах комнаты.
Так высокая кульминация и низменная развязка завершили отношения
злосчастной пары: разбежались. Его потом дважды ловил знакомец и бил
морду; а она, напротив, подружилась с санитаркой.

ПЬЯНАЯ ТРАВМА

Одним из халатных упущений Интуриста было то, что иностранцам при
въезде в Ленинград не читали технику безопасности. Один лектор мог бы
сэкономить труд нескольких бригад скорой. А ведь могли бы организовать с
того конца адаптационные курсы и качать дополнительную валюту.
А это был вообще невезучий америкашка. Его бы сразу выбраковать - не
готов морально и физически, сиди уж дома; нет, тоже поперся. Показать,
значит, жене и дочери загадочную страну белых медведей. Какой он храбрый и
богатый.
Первый раз скорую вызвали с утра. Колитик у него легкий образовался.
Приступ геморроя с мелким кровотечением. Ну что: хватил вечером водяры
нашу дозу, закусил непривычным, переварить без тренировки не смог. Так
отдыхай в номере, лелей свечку в анусе!
Нет - потащился с группой по городу; рейнджер. Ах, дворцы, ах,
Невский! - как же, деньги уплачены, надо получить все сполна. На Невском у
него брюхо и схватило.
Переводчик эвакуировал его в ближайший туалет - под телеателье,
напротив Строгановского дворца. Ждут десять минут, двадцать, беспокоятся.
Выползает америкашка наверх сильно хромая, разъяренный и мокрый.
Порывается переводчику въехать по морде.
Выяснилось, что когда он влетел в освободившуюся кабинку, его унитаз
смутил. Загажен до непривычности. Он лихорадочно вспомнил армейскую службу
и туристские рассказы и проявил смекалку - взобрался на стульчик ногами и
сел орлом, подобно русскому рядом. Но он был не орел, и не русский, и в
кульминационный момент скользнул. Он натужился, ножки старческие дрогнули,
и он со скользкого мокрого фаянса слетел. Одна нога, значит, сдрыгнулась
на пол, а вторая в унитаз. И он загремел набок.
Он чуть не вывихнул колено и соответственно изгваздался. Туалетной
бумаги вокруг не оказалось и мыла тоже. Благоухая и кряхтя, пострадавший
путешественник обтерся платочком, обмылся ледяной водой, харкнул в зеркало
и клокоча похромал наверх воевать за правду. Он припылил на тачке в
гостиницу и устроил такой бенц, что группе молниеносно сменили
переводчика.
Новой переводчице внушили задобрить и сгладить. И девочка объявила
группе маленький сюрприз: в Ленинграде открылась первая пиццерия, и вот
они за очень дешево пообедают настоящей горячей пиццей и оценят наше
качество привычной в Америке еды.
Тут она немного промахнулась. В Америке такое качество оценивает
уголовный суд. Пицца, унаследовав итальянское имя, была ублюдком от брака
русского блина с еврейской мацой: полупрозрачная сухая лепешка, посыпанная
крошкой, измельченной до такой степени, чтобы нельзя было определить,
колбаса это или иной какой деликатес. И сверху украшена кляксой томатной
пасты.
Америкашка, в довершение несчастий, оказался по национальности
итальянцем. Такое сочетание кого хочешь подкосит: штатник и итальяшка в
одном лице, с приступом геморроя и свалившийся с горшка.
Американец не согласился, что это пицца. Официантка заменила черствую
на горячую. От этих издевательств американец завопил по-итальянски и,
кавалерийски потрясая пиццей, заскакал забинтованным коленом вперед на
кухню. Бороться, значит, за качество питания.
Что за бескультурье, удивляется пекарь, а еще иностранец! Тут вам не
там! Живо сдерет милиция валютный штраф и - коленом под зад обратно: дома
в Америке гангстера изображай! не такие едали! Наглый халдей, все кругом
прикормлены.
Американец взрывается английским матом, доступным пекарю и по
видеопорникам. Пекарь парирует, что он его фак и клиент может кисс его в
эсс. Американец надевает ему пиццу на рыло, бьет посуду, получает
слева-справа по уху, к обеим сторонам набегает подмога - итальянский
темперамент плюс американская раскованность внакладку на национальную
гордость великороссов дают потрясающие результаты! Любо-дорого поглядеть,
какой погром! Еле всех растащили.
Американец баюкает руку, обожженную кипящим маслом. Янки дудль. В
гостиницу приезжает та же скорая, что три часа назад ему ногу вправляла.
Подмигивают старому другу и врачуют ожог.
Цезарь после такой кампании отступил бы. Но Цезарь не был
американцем.
Бригада по возвращении на станцию устраивает пресс-конференцию.
Третий вызов! ну не климат ему здесь.
Так вечером попозже он решил пропустить рюмочку, успокоить нервы. Он
пропустил рюмочку, и две рюмочки, и четыре рюмочки, и вышел чуть-чуть
прогуляться перед сном, вдохнуть прохлады и полюбоваться зрелищем ночного
Ленинграда.
Зрелище было хоть куда. У него поинтересовались, который час,
попросили закурить, вслед за чем на сносном английском предложили выгодно
продать доллары. Вместо шестидесяти официальных копеек - по четыре рубля.
Такая подвалила финансовая удача, и он продал стольник.
Это компенсировало несчастья прошедшего дня. Микрокалькулятор показал
прибыл от операции в шестьсот шестьдесят шесть долларов шестьдесят семь
центов, а это даже для небедного американца славный заработок за день
отдыха. И он придумал отпраздновать находку покупкой самого лучшего
коньяка в ближайшем открытом гастрономе. И у кассы обнаружил, что с верху
пачки десятка, и с низу - десятка, а между ними - аккуратно настриженная
бумага. Куклу ему задвинули. Один, в темноте, выпивший: лох.
Это на него произвело такое сильное впечатление, что по пути в
гостиницу его хватил инсульт. Лег он на тротуар и стал тихо помыкивать.
Лежит? Мычит? Пахнет? Пьяный! Мало у нас близ винных вечером народу
лежит: кто мычит, кто нет. Переступали. Потом луноход приехал.
Подняли его загружать, а там лоб разбит и рука забинтована. Милиция
вызывает скорую - не хочет ответственности: обвинят в избиении, были
прецеденты.
Прикатывает скорая: битый алкаш. Кидают на носилки, пихают в машину,
и - в 25-е Октября. Эта больница вечно по пьяной травме дежурит.
В приемной скатили его на кафельный пол и отбыли.
Поскучал он полночи на полу среди алкашей, в порядке очереди.
Хлопнули на топчан, стали раздевать - и обнаружили паспорт. Он лежал не в
нагрудном внутреннем кармане, как у людей принято, а как бы потайном,
изнутри полы. От воров прятал. Скорая и не нашла.
Больница имени 25-го Октября для иностранцев не предназначена. Туда и
своим лучше не попадать. Дежурный врач звонит в диспетчерскую скорой.
Оттуда - в интуру, оттуда - в гостиницу. А там уже группа колготится,
экспедицию на поиски организует и чуть ли не в ООН обращаться собирается.
И толпа интуристов вламывается в приемное. Ознакомились они с
контингентом, глянули на перегоревшие лампочки меж облезлых стен, нюхнули
запашку и пришли в тихий ужас. Застонали, завопили, одни камерами щелкают,
другие консулу звонят: такие условия!.. Дежурный врач хватается за сердце:
нельзя иностранцев, нельзя снимать, провокация западной пропаганды!
Узнают, затаскают, выгонят! И узнали, и выгнали, поскольку телефоны
посольства на прослушке, стукач при группе: прибыло ГБ в штатском,
оттеснило иностранцев, засветили им пленки; одновременно прибыл третий
секретарь американского посольства, готовый защищать жизнь
соотечественника всей мощью державы; просочилось все на "Голос Америки", и
слава больницы 25-го Октября достигла всемирных масштабов.
Уволили за недосмотр и переводчика (третьего, последнего). И стукача
уволили. Скорая, к счастью, отделалась выговорами. А америкашку перевезли
в больницу Куйбышева и положили в отдельную палату, где он через два дня
благополучно и помер.
Так сообщать приятную новость жене с дочерью врачи выпихнули опять же
переводчика, уже четвертого по счету, приставленного лично к больному.
Однако когда переводчик утешил, что все хлопоты и расходы по доставке тела
на родину советская сторона, верная законам гостеприимства, берет на себя,
убитая горем семья обнялась и просияла. Таковы их нравы.
Вот после этой самой истории КГБ и потрясло Интурист, что в
результате кончилось снятием и посадкой за миллионные хищения бессменного
директора Ленинтуры Ванюшина и воцарением в его кресле верного
номенклатурщика Сорокина. И Интурист в Питере стал называться не "Дети
Ванюшина", а "Сорочинская ярмарка".

ИСКУСАНА ЖИВОТНЫМ

С тех пор, как большевики разогнали Смольный институт, в Ленинграде
всегда наблюдался переизбыток старых дев. Старость не радость, а девам
вообще живется трудно. Интимный же аспект ограничивался общественным
осуждением внебрачных связей и жэковскими лекциями о разрушительном вреде
онанизма в противоположность безусловной пользе воздержания. И старые девы
устраивались как могли. Заводили птичек и кошечек. Причем кошечек, суки,
норовили заботливо кастрировать у ветеринара, - для порядка и чистоты в
доме и, есть подозрение, из завистливого ханжества.
Раз приезжаем на вызов к одной такой старой деве, еще не дряхлой
старушечке. Кровотечение из половых органов. Встречает нас, ковыляя с
прижатым полотенцем.
В комнатке чистота, кружевные салфеточки, пушистая кошка с алым
бантиком. Ввели коагулянты, наложили повязку: надо везти зашивать.
Изодрана у нее промежность, и как-то странно.
Расспрашиваем: что и как случилось, каким образом? Бабушка, нам надо
знать, мы врачи: вдруг инфекция, серьезное заболевание - мы должны иметь
полную картину, чтобы правильно лечить; место, знаете, деликатное,
осложнения ни к чему.
Она мнется, жмется, и полную картину рисовать уклоняется. Ну, это,
короче... кошка вот исцарапала...
Боже! как кошка туда попала?! ничего себе исцарапала, швы теперь
накладывать... что за изыск кошачьего бешенства?! Смотрим опасливо на эту
тварь с бантиком - сидит, вылизывается розовым язычком.
Да нет, она не бешеная... просто рассердилась...
Однако! и часто она сердится? вы за свою жизнь не боитесь?
Нет, она хорошая киска, ласковая... но вот... недоразумение...
То есть? Бабушка, мы врачи!
Ну, она сначала-то не драла... ничего...
А что?
Ну просто... легонько...
Что легонько? Бабушка, у нас нет времени!
Ну... так... лизала...
Что лизала.
Ну... это... там...
А? Зачем, почему?
Да я как бы и дремала...
Во сне, значит. А кошка это с чего?
Ну... сметана, видно... немного попала...
Куда попала сметана?! Бабушка, как вам в промежность попала сметана?
Вы что, храните ее там? или сели случайно в миску со сметаной?
Да в общем случайно... немного там... намазано было...
Что там - трещины были, зуд, воспаление?
Вспотели, покуда раскололи. Зуд... Она жила со своей кошечкой. Кошка
в любви была сторона страдательная, потому что ей не давали жрать. И когда
голодная кошка уже была согласна на все, старушка мазалась сметаной. Таким
образом кошка, не имея иных средств к существованию, отдавалась за стакан
сметаны. Таким образом старушка, не имея иных возможностей для личной
жизни, отдавалась кошке, за тот же стакан сметаны. И даже, по ее словам,
познала легендарное явление, именуемое оргазм.
У нее специально было знакомая продавщица, чтоб сметану кефиром не
разводили.
И вот в час утех получают они взаимное удовольствие - бабка от кошки,
кошка от кормежки, - и тут не ко времени зазвонил телефон. А она (бабка)
ждала важного звонка. Она отпихивает партнершу, чтобы встать. Но кошка,
обуреваемая зверским вожделением, преодолеть страсть не в силах - - жрать
хочет до дрожи и полного забвения приличий. Угрожающе урчит и дыбит
шерсть! Та ее шлепает, оттаскивает, но кошка выказывает решительное
отвращение к такому садизму и мазохизму и в ярости вцепляется в свою
законную пищу. Старушка вопит и ее отдирает. Кошка вопит и отвоевывает
хлеб свой насущный когтями и зубами. Ерунда этот Мцыри с барсом!
Такое, можно сказать, изнасилование с причинением телесных
повреждений. Это называется дотрахались. Не ломайте мине кайф.
Ну что - привезли, подштопали. Поржали. Каких не случается
оригинальных форм любви - Общество защиты животных должно бы рехнуться. От
античного осла и классической козы до свиней и собак - можно составить
список зоопарка. Но кошечка, пушистая, с бантиком... Старушку в
гинекологии прозвали "поручик Ржевский".

РЕВИЗОР

 <<<     ΛΛΛ   

У вахтеров охранников оружие допотопное американец бабушка