<<<     ΛΛΛ     >>>   

Венера в любви только призраком дразнит влюбленных:
Не в состоянье они, созерцая, насытиться телом,
Выжать они ничего из нежного тела не могут,
Тщетно руками скользя по нему в безнадежных исканьях.
И, наконец, уже слившися с ним, посреди наслаждений
Юности свежей, когда предвещает им тело восторги,
И уж Венеры посев внедряется в женское лоно,
Жадно сжимают тела и, сливая слюну со слюной,
Дышат друг другу в лицо и кусают уста в поцелуе.
Тщетны усилия их: ничего они выжать не могут,
Как и пробиться вовнутрь и в тело всем телом проникнуть,
Хоть и стремятся порой они этого, видно, добиться:
Так вожделенно они застревают в тенетах Венеры...

Любовную страсть, говорит Лукреций Кар, нельзя насытить ничем, она подобна жажде, которую человек испытывает во сне и которую он не может утолить. Иными словами, любовь - обман, природа создает иллюзии, стремясь к которым человек приходит в ярость и слепое неистовство.
Любовь низменна не только в физиологическом, но и в нравственном смысле. Из-за нее юноши растрачивают состояния, накопленные их отцами, проводят время в праздности. Венера делает людей слепыми, они теряют способность замечать недостатки своих возлюбленных. Если женщина величиной с карлика, ее назовут грациозной, если она заика, то скажут, что она "мило щебечет", если она дылда огромного роста, ее назовут величавою, а если болтлива, то считается, что она "огонь настоящий", худую назовут "козочкой", а грудастую - "Церерой, кормящей Вакха" и т. д.
Лукреций выступает как настоящий моралист, когда он осуждает в любовном акте "сладострастные движения бедрами" и признает только одну-единственную любовную позу, когда грудь женщины опущена, а чресла приподняты, что, по его мнению, помогает зачатию.
В целом нельзя не видеть, что описания Лукреция Кара - скорее осуждение, чем прославление любви. Она представляет у него простой физиологический акт, лишенный всякого духовного смысла, она приводит людей не к общению, а к разъединению, делает их рабами иллюзий и физиологических влечений.
Подобное же отношение к любви мы находим и у еще одной философской школы, получившей широкое распространение в эпоху эллинизма, - у стоиков. Стоик Сенека в своих "Письмах к Луцилию" рассуждает о любви как о несовершенной форме дружбы. По его словам, "дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред" (XXXIV, 1).
Цицерон, который разделяет идеалы стоической этики, тоже призывает к умеренности в любви. В своем трактате "О старости" он ссылается на сочинение пифагорейца Архита Тарентского, который осуждает и, по сути дела, отвергает все любовные удовольствия. По его словам, они - "самый губительный бич, который природа могла дать людям". Страсть к любовным наслаждениям порождает преступления, она приводит к кровосмешению и даже к измене родине. Любовная страсть убивает в человеке ум, поэтому нигде так не необходимы воздержание и умеренность, как в любви. То, что старость лишена плотских удовольствий, это, по мнению Цицерона, не порок, а дар этого возраста, так как он уносит то, что в молодости наиболее порочно (О старости, XII, 39-42).
Таким образом, в оценке любви, ее нравственного значения позиции стоиков и эпикурейцев фактически совпадали. И те и другие приходили к нравственному осуждению любви. Любовь - это необходимое зло, которого следует по возможности избегать, или же, если это невозможно, стремиться к умеренности.
Следует отметить, что теория страстей, развиваемая эпикуреизмом и стоицизмом, основывалась во многом на выводах и предписаниях медицины. Во всяком случае медицинские трактаты достаточно много внимания уделяли описанию сексуальной физиологии. Правда, медицина того времени включала в себя и натурфилософские идеи, и этические предписания, и психологическиенаблюдения. Все это дает возможность рассматривать античные медицинские трактаты в общем контексте античного эроса. Не случайно Мишель Фуко в своей "Истории сексуальности", характеризуя положение в сексуальной сфере в Древней Греции и Риме, основывается исключительно на этих трактатах.
Греки никогда не рассматривали сексуальную деятельность как зло, но довольно часто они призывали к разумным ограничениям и указывали на те физиологические и психологические заболевания, к которым может привести бесконтрольная сексуальность. Об этом пишет, например, Гиппократ. В трактате "О семени" он дает довольно подробное описание полового акта. Он характеризует его как чрезвычайно напряженную механическую деятельность, которая завершается семяизвержением. Этот процесс сопровождается интенсивным выделением тепла, поскольку, по мнению Гиппократа, содержащиеся в крови соки (humours) создают пенный флюид, который циркулирует по всему телу, включая головной и спинной мозг. Разгоряченная пена ищет выхода и, наконец, проходя через почки и пенис, извергается с чудовищными спазмами. Весь этот процесс сопровождается также созданием в воображении скрытых образов.
Гиппократ отмечает также различие полового акта у мужчины и женщины. Хотя общий процесс является одинаковым для обоих, у женщин удовольствие более интенсивно и может быть более длительным. Сексуальное удовольствие женщины зависит от мужчины, так как оргазм наступает тогда, когда мужское семя попадает в женское лоно. Гиппократ рекомендует женщине иметь постоянные половые сношения, так как это будет способствовать здоровью ее тела. "Половой акт согревает кровь и позволяет более свободно двигаться менструальной крови; если менструальная кровь не движется, то женское тело подвержено заболеваниям" (Hippocrates. The Seed, 4). По Гиппократу, сексуальный акт связан с удовольствием и здоровьем. Но вместе с тем он порождает энергию, которую следует контролировать.
Гален во многом дополняет и углубляет Гиппократа. В частности, он отмечает сходство полового акта с эпилепсией: оба они производят жестокие конвульсии, спазмы, испарину, закатывание глаз. Эта аналогия свидетельствует о том, что сексуальное удовольствие каким-то образом связано с ужасными болезнями. Так высшая потенция природы оказывается не только благом, но и возможным ущербом для здоровья. Поэтому Гален отмечает не только положительные, но и отрицательные стороны полового акта: он способен устранению меланхолии, но порой может производить и опасный патологический эффект.
Таким образом, античная медицина, признавая положительное влияние сексуальности на здоровье человеческого тела, отмечала вместе с тем и необходимость определенного физиологического контроля в этой области. Подобный вывод во многом совпадал с принципами этики стоиков и эпикурейцев, которые постоянно призывали к умеренности и самоограничениям. Но при этом определяющим для античного сознания было убеждение, что эрос - это природная потенция, глубоко укоренившаяся в самой плоти. Поэтому надо следовать велениям природы, придерживаясь, правда, определенной умеренности "Если в христианской доктрине, - пишет Мишель Фуко, - плоть и связанная с ней исключительная сила удовольствия являются причиной грехопадения и моральной деградации, то для классической Греции характерна мысль о том, что эта сила удовольствия является потенциальным избытком природы и проблема морали заключается только в том, как противостоять этой силе, как ее контролировать и регулировать" {Foucault M. The History of Sexuality NY, 1985 Vol 2 P. 50}.

3. Античная эротика

В эпоху античности возник термин "эротика", который впоследствии стал названием литературного жанра, связанного с описанием любовных отношений и удовольствий чувственной любви. Термин происходит от имени бога Эрота и связан с описанием похождений этого шаловливого божества.
Пожалуй, наилучшим образом античная эротика была представлена в греческой лирике, о которой уже шла речь выше в связи с мифологией Афродиты и Эрота. Еще более выразительно античный эротизм воплотился в творчестве выдающегося поэта античной поры Публия Овидия Назона (кон. I в. до н. э. - нач. I в. н. э.).
Овидию принадлежит своеобразная любовная трилогия: "Любовные элегии", "Наука любви" и "Лекарство от любви". Все три произведения посвящены любви, но рассматривают они ее с разных точек зрения, в разных аспектах. Первая поэма может быть названа практикой любви, вторая - теорией, а третья - критикой. Однако при этом все три представляют апологию любви, убеждение в ее огромной нравственной и жизненной силе
Для Овидия любовь не просто украшение жизни, а вся жизнь. Без любви, без влюбленности, без постоянного любовного переживания для него нет полноценной жизни.
Эту апологию любви мы находим уже в "Любовных элегиях", описывающих разнообразные любовные истории. В отличие от более позднего "Искусства любви" Овидий не претендует здесь на роль теоретика или наставника в любовных делах. Тон его элегий скорее ироничный, беспечный. В элегиях много повседневного, живых сцен из будничной римской жизни, в них рисуются образы обманутого мужа, ловкой служанки, содержатся описания ожидания любовных встреч, радостей взаимной любви, ссор и измен, любовных побед и поражений.
Для Овидия любовь не только игра, но и одновременно предмет серьезных забот и усилий. Не случайно он сравнивает любовь с военной службой, а влюбленного - с солдатом.

Всякий влюбленный - солдат, и есть у Амура свой лагерь.
В этом мне, Аттик, поверь: каждый влюбленный - солдат.

(I, 9, 1-2)

Овидий подробно разрабатывает это сравнение. Оба они, и солдат и влюбленный, несут тяжелую повинность - оба они на страже - один в лагере, другой - у дверей возлюбленной, спят на земле, всегда в походе и ведут осаду. Любовь - тяжелая повинность, и только усердно ей служащий может рассчитывать на победу.
Правда, любовь, которую описывает Овидий в своих элегиях, не очень глубокое чувство, это не та испепеляющая страсть, которой Петрарка посвятил всю свою жизнь и творчество. Скорее это постоянная влюбленность, ненасытное чувство обладания и близости, радости, здоровой чувственности, которые никогда не приводят к пресыщению.

Только пресыщусь, едва прекратится пылание страсти,
Вихрь куда-то опять бедную душу стремит...

(II, 9а, 3-4)

В "Любовных элегиях" много игры, любовного обмана. Горячие клятвы в верности Коринне сопровождаются признанием о любовных утехах с ее служанкой. Овидий постоянно говорит о любовных хитростях и уловках, о бесконечных приключениях. Однако было бы ошибочно видеть во всех этих описаниях только послужной список любовных побед самого поэта. Уже современники не были уверены, действительно ли существовала Коринна или же это вымышленный образ возлюбленной поэта. К тому же его любовные переживания не столько лиричны, сколько носят характер объективного повествования.
Особое место в любовной трилогии Овидия занимает "Наука о любви", посвященная уже не практике, а именно теории любви. Однако мы не найдем в этом сочинении какую-то умозрительную философию, например, в духе Платона. Правда, во второй книге "Науки о любви" Овидий говорит о космологическом значении любви и, явно цитируя Эмпедокла, начинает рассказывать, как из всеобщего хаоса и смешения элементов возникли все виды и роды живого (II, 467-489). Но это цитирование Эмпедокла занимает в поэме Овидия сравнительно небольшое место, а затем Овидий и вообще забывает об этой теории.
Главное в его "Науке о любви" - теория любовной стратегии, описание того, как мужчине добиться взаимности у женщин (этому посвящены первые две книги) или, наоборот, женщине иметь успех у мужчин (третья книга).
Стратегия любви, которой учит Овидий, сложна и требует знания и усердия. Одной лишь красоты для взаимной любви недостаточно, влюбленному нужно быть и обходительным, и ласковым, и уступчивым, готовым на все тяготы, которые несет с собой любовь. Здесь Овидий вновь использует сравнение любви с ратным делом, которое он впервые употребляет в "Любовных элегиях": "Воинской службе подобна любовь. Отойдите, ленивцы!" В стратегии любви важна лишь победа и для ее достижения допустимы все средства: и лесть, и обман, и ложные клятвы:

Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных
И развевает их вмиг взмахом Эоловых крыл.

(I, 633-634)

Овидий ищет в любви взаимное понимание и взаимное удовлетворение. Он говорит, что ему ненавистны продажная любовь и любовь к мальчикам, потому что они не приносят взаимности в чувствах.
Высказав советы мужчинам, Овидий щедро излагает любовные наставления для женщин. Он рекомендует им следить за собой, умело скрывать свои телесные недостатки, подбирать подходящее платье, уметь беседовать и т. д. Наконец, Овидий описывает и любовные позы, хотя техника любви занимает у него весьма скромное место, в особенности если сравнить эти описания с восточной эротической литературой. Овидий рекомендует выбирать позы в соответствии с физической конституцией и природной склонностью каждого. Все это он описывает тактично, с искренним убеждением, что наука любви нужна каждому для того, чтобы быть подготовленным к серьезному делу любви.

Позу сумейте найти телосложенью под стать
Та, что лицом хороша, ложись, раскинувшись навзничь;
Та, что красива спиной, спину подставь напоказ.
Миланионовых плеч Аталанта касалась ногами -
Вы, чьи ноги стройны, можете брать с них пример.
Всадницей быть - невеличке к лицу, а рослой - нисколько
Гектор не был конем для Андромахи своей.
Если приятно для глаз очертание плавного бока -
Встань на колени в постель и запрокинься лицом.
Если мальчишески бедра легки и грудь безупречна -
Ляг на постель поперек, друга поставь над собой,
Кудри разбрось вокруг головы, как филлейская матерь,
Вскинься, стыд позабыв, дай им упасть на лицо.

(III, 773-784)

Вот, пожалуй, и все, связанное с техникой любви. В индийском трактате "Кама-сутра" описание любовных поз занимает половину трактата и каждой из них придается особое, порой символическое значение. По сравнению с развитой индийской эротикой эротика "Науки о любви" сравнительно скромна и довольно-таки лаконична.
И вместе с тем Овидий прямо ставит наслаждение целью "Искусства любви":

Пусть до мозга костей разымающий трепет Венеры
Женское тело пронизит и отзовется в мужском.

(III, 793- 794)

Таковы цель, стратегия и тактика любви, как они описаны Овидием в его "Науке о любви".
Но Овидий был не только пламенным певцом любовных наслаждений, заботливым наставником в трудном "искусстве любви", но и опровергателем, хулителем любви. Этому посвящена его поэма "Лекарство от любви", в которой поэт говорит прямо противоположное тому, о чем шла речь в "Любовных элегиях" и "Науке о любви". Здесь предлагаются всевозможные средства против пагубной любовной страсти.
Очевидно, замысел такой поэмы не был случайным, он связан с опытом Овидия в области риторики. Известно, что в молодости Овидий прошел риторическую школу и хорошо овладел техникой контроверсии, которая учила подбирать убедительные доводы сначала для одной, а затем для противной стороны. Эта техника дает себя знать и в любовных наставлениях Овидия. Если в "Науке о любви" он предлагает систему советов в пользу любви, то в "Лекарстве от любви" он излагает ту же систему, но с противоположным значением.
Оказывается, средств, исцеляющих от любви, не меньше, чем средств, ее возбуждающих.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Абсолютно отличной от любви общечеловеческой
Шестаков В. Эрос и культура Философия любви и европейское искусство философии 2 платона
Шестаков В. Эрос и культура Философия любви и европейское искусство философии 4 потомства
И к этому единству одинаково стремятся
Влюбленный непрерывно блуждает между тремя мыслями 1