1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7

Вот репортер тянет свой микрофон в новую комнату. Присутствующие здесь домохозяйки, пенсионеры сидят смирненько, не шелохнутся, поверх вязаных кофточек выпущены свежеотглаженные белые воротнички. Мизансцену репетировали, вероятно, дня три. Но ведущий подходит то к одной, то к другой из замерших, как перед фотографом, фигур и все повторяет: «Простите, что мы прерываем ваш разговор...»

Прерываем? Неплохо сказано! Слава богу, что хотя бы «разговор», а не, к примеру, «оживленную беседу». Если уж передача строится по принципу: «Не верь глазам своим! А верь только в то, что тебе в данную минуту говорится!» – тогда уже можно все...

Видимо, товарищ до этого работал на радио и еще как-то не осознал, что кроме микрофона есть экран, который как минимум контролирует слова репортера.

И так все время. Операторы не остановились ни на одном лице, взятом крупным планом, не всмотрелись ни в одного человека, не подкараулили ни одного простого и естественного движения души,

Спешка? График? Секундомер?

– Наше время истекло!

– К сожалению, у нас осталось очень мало времени!

– У нас нет времени, чтобы...

Но почему же всякий раз нет времени? Почему у организаторов передачи нет никакой веры в то, что люди, если уметь их «разговорить», скажут вдруг что-то искреннее, настоящее, идущее от себя и в то же время общеинтересное?

В конце передачи, о которой идет речь, действие переносится на другой избирательный участок. Тут ведет репортаж молодая женщина, видимо, еще не очень опытный журналист, она сама говорит о себе, что, мол, волнуется очень.

Что ж, она и в самом деле ведет передачу более оживленно. Сообщает нам, что на агитпункте «идет своя интересная жизнь», что «ко дню выборов готовятся, как к празднику». Заканчивая передачу, резюмирует: «Здесь было сказано много хороших, взволнованных слов».

Дорогой товарищ, в том-то вся беда, что они не были сказаны, эти хорошие слова? В том-то вся беда, что вы не сумели помочь людям их сказать, опять же не «разговорили» их. Поэтому желание «приподнять» общий тонус передачи, взбодрить ее, дать ей характеристику от себя впечатление наше если уж и изменит, то, пожалуй, только к худшему. Чему вы радуетесь? Ведь у вас ничего не получилось,

Последний штрих.

В передачу решено было внести элемент критики. И тогда серьезные, солидные мужчины, передавая друг другу микрофон, ведут такой диалог:

– Есть у нас еще недостатки! Не все хорошо!

– Это точно.

– Чего же не хватает нашей избирательной кампании? Работе избирательного участка?

– По-моему, вот так надо сказать: мало показываем на агитпункте кинофильмов.

И тогда председатель комиссии взял микрофон и мужественно сказал:

– Мы признаем этот недостаток.

...Может быть, автору скажут: мы вам верим, передача явно неудачная, да стоит ли обнародовать столь неприглядный факт?

Этот факт уже обнародован, ответит автор.

Он обнародован самим телевидением тиражом минимум 10 миллионов экземпляров.

Да, на телевидении обмануть нельзя!

Против этого восстает вся его природа – документалиста, участника события, оперирующего фактами и образами самой действительности.

Против этого восстает сам характер нашего общения с ним, сама «дистанция доверия», где интимность уже предполагает искренность – да, здесь это даже не искомое качество, а начало, точка отправления для всего остального...

И вот что великолепно: стоит работникам телевидения – дикторам, операторам, редакторам, режиссерам, драматургам, обозревателям, авторам текстов, кому угодно – отступить от правды, нарушить этот первый закон его нравственного кодекса, как немедленно и как бы автоматически здесь начинает действовать закон саморазоблачения лжи.

Чехов говорил: «Прежде всего, друзья мои, не надо лжи... Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей и самого господа бога – были и такие случаи, – но в искусстве обмануть нельзя»[2].

Я не принадлежу к тем, кто уже сегодня видит в телевидении самостоятельное, вполне сформировавшееся искусство. Полагаю, процесс этот долгий и сложный. И, чтобы достичь степеней искусства, телевидению предстоит еще пройти нам неведомый, уходящий в будущее путь. Но прекрасные слова Чехова об искусстве и правде уже сегодня вполне могут быть отнесены и к телевидению.

Да, экран телевизора демаскирует фальшь.

Зритель телевидения не подвержен никаким иллюзиям. Может быть, в этом его недостаток. Но в этом и его сила. Если уж король голый, то телезритель видит только его наготу. Он просто неспособен (даже не то чтобы не хочет) накинуть на бедного, подверженного насморкам короля воображаемые радужные покровы...

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7