1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35

П. Звездич

РАЗВИТИЕ ПЕЧАТИ В АВСТРИИ

«Истинную историю страны можно найти в ее прессе», – говорит в одном месте Маколей. Если знаменитый английский писатель имел в виду этим сказать только то, что пресса, отражающая, словно фотографический аппарат, весь день жизни страны, является наиболее удобным пособием для ознакомления с бытом, нравами, идеями и взглядами, господствовавшими в данной стране в известный исторический момент, то можно это изречение понимать и в другом еще смысле: а именно в том, что истинную историю страны можно узнать по истории ее прессы, по тем тенденциям, которые в каждый данный момент проникали законодательство о печати, и отношению к ней со стороны тех, от которых зависела ее судьба.

Все главные этапы в эволюции политической мысли, в расширении понимания задач политического управления, все приливы и отливы в процессе медленного завоевания обществом права участвовать в руководительстве своею собственною судьбою, права, которое в течение столетий узурпировалось нередко отдельными лицами или группами общества, – все эти скачки взад и вперед, которыми ознаменовался этот долгий процесс, отражались раньше всего и чувствительнее всего на печати, которая оказывалась в этом отношении удивительно чутким барометром, отмечавшим даже едва заметные колебания в давлении общественной атмосферы.

Печать, по самой природе своей являвшаяся всегда рупором, в который говорило общество, и, подобно рупору, передававшая этот «глас народа» более сильным резонансом, становилась то предметом жесточайших, беспощадных гонений, то объектом ухаживаний и поощрений. Ее то боялись (сам Наполеон, знавший, как известно, толк в военном деле, выразился: четыре враждебные газеты могут нанести более чувствительный урон, чем 100000 солдат в открытом поле), то считали желанным союзником (тому же Наполеону приписывается сделавшаяся ходячею фраза о печати, как о «великой державе»: известно во всяком случае, что по поводу возникновения газеты «Der Rheinische Mercur» он выразил надежду, что она будет пятою в «союзе держав»), то считали в высшей степени вредным и ненужным элементом. И должно было пройти много десятилетий со времени появления печати, раньше чем к ней установилось более ровное отношение, раньше чем за ней признаны были права на существование и в ней увидели то, что она есть, т.е. огромный «учительский организм», читающий миллионам лекции по всем отраслям знания, приобщающий эти миллионы к источникам мысли, занимающийся их гражданским и политическим развитием. Лишь постепенно в прессе начинают видеть важное и необходимое дополнение к тому элементарному образованию, дать которое своему населению европейские государства сочли своей важнейшей обязанностью; начинают понимать, что сотни миллионов, затрачиваемые на это элементарное образование, могли бы считаться непроизводительным расходом, если бы только этой простой грамотностью и ограничивалось воспитание населения, если бы на нее нельзя было смотреть только как на основу, получающую свое дополнение и развитие в возможности приобщить это грамотное население к прибретениям культуры, к завоеваниям человеческой мысли, о которых это население может узнавать главным образом из газет, говорящих с ним о народном хозяйстве, о нормах права, об истории, искусстве, этнографии, успехах естествознания, промышленности, финансах, отвлеченном знании и т.д.

В этом смысле пресса – самый обширный народный университет, могуче содействующий целям самообразования. И именно эта сторона деятельности прессы заставила, вероятно, философа Шлэцера сказать: «Газеты – с чувством глубокого почтения произношу это слово – газеты это есть одно из тех великих культурных средств, благодаря которым мы, европейцы, сделались европейцами».

Потребовалось, однако, много времени, много жертв и терзаний, раньше чем эта мысль, высказанная еще в самом начале прошлого столетия (в 1804 г.), сделалась достоянием общества и тех, которые распоряжались судьбою прессы.

Еще долго после этого прессу продолжали держать в «черном теле», то несколько ослабляя, то еще туже затягивая узду, в которой ее держали, то, позволяя ей гореть ярким светом, то, задувая этот светоч.

В этой атмосфере неуверенности и неожиданностей, строгих кар и насильственных воздействий и пришлось развиваться прессе во всех европейских странах, из коих одни раньше, другие позже усвоили себе истину, высказанную Шлэцером; одни имели мужество, признав эту истину, руководиться ею даже тогда, когда истины, высказываемые прессой, оказывались горькими, другие, не смея отрицать истину шлэцеровского положения, все-таки спешили зажимать ей в подобных случаях рот, предпочитая тьме «низких истин» «нас возвышающий обман».

Положение прессы, отношение законодательства к ней и ее развитие могут, поэтому считаться одним из наиболее безошибочных критериев для определения духовного роста данной страны и ее места среди остальных культурных стран.

I

С этой точки зрения различные фазисы жизни австрийской прессы и история ее развития представляют много знаменательного и интересного не только для истории прессы, но и для истории Австрии.

Именно в гордой монархии Габсбургов[1], игравшей в течение веков роль самого сильного государственного организма в Европе, появляются первые зачатки сначала непериодической, а потом и периодической печати – в форме «Neue Zeitungen», «Ordinari Zeitungen», «Posttägliche Mercurius», «Ordentliche Zeitungen aus Wien», «Reichsblätte», «Wiener Blatte» и т.п. В этом смысле для истории европейской печати вообще не лишено интереса указание на то, что первая привилегия на издание газеты была дана именно в Вене. До недавнего еще времени этой первой газетной привилегией считалась та, которая была выдана в 1603 г. в Антверпене издателю книг Абрагаму Вангелену. Но, как оказывается, еще в 1510 г., т.е. за 63 года до того, такая же привилегия «опубликовывания всех новостей, касающихся империи», была дана в Вене книгопечатнику Гансу Зингринеру.

Точно так же и выходящая периодически газета появляется в монархии Габсбургов раньше, чем в Антверпене. Последний получил свою первую периодическую газету в 1621 г., а еще за 6 лет до того в Вене начали выходить «Ordinari Zeitungen».

Любопытно еще отметить, что вообще старейшая из найденных до сих пор газет, составленная в стихах и носившая название «Hofmär aus dem Niederland» (в этой «Zeitung», относящейся к 1488 г., рассказаны были приключения захваченного в плен в Брюгге короля Макса I), вышла из печатни Гана Винтербургера в Вене. Следующие две старейшие газеты появились: одна («L'Entrée du roy nostre sire à Romme») в 1492 г. во Франции, другая («Bedenknus kaiserlicher Majestät», описывающая похороны императора Фридриха III) в 1493 г. в Вене. Если Германия, ссылаясь на появившуюся в 1709 г. в Страсбурге старейшую периодическую газету на немецком языке («Relation alle Fürnemmen und gedenckwürdigen Historien»), и может оспаривать у Австрии честь обладания первой периодической газетой, то, во всяком случае, несомненно, что главный толчок для своего развития пресса получила не в Германии, а в Австрии, где можно отметить первые проблески действительного нарождения периодической печати.

Уже в 1615 г. (этот год считается годом рождения австрийской прессы) венскому печатнику Грегору Гельбгару, а вслед за ним в том же году и Матиасу Формике дана привилегия «печатать прибывающие еженедельно ordinäri und extra ordinari Zeitungen»[2], а в 20-х годах XVII столетия мы видим уже в Вене сразу три периодических органа: «Ordentliche Postzeitungen aus Wien», издававшиеся придворным почтовым ведомством в виде еженедельной газеты и содержавшие сведения о событиях в Вене и Австрии; «Ordinari Zeitungen», появлявшиеся также еженедельно размером в пол-листа и содержавшие исключительно иностранные известия, и «Ordentliche Zeitungen aus Wien», приносившие также еженедельно главным образом придворные известия.

И самый факт появления этих газет именно в Вене, да и характер этих первых периодических газет вполне объясняются той ролью, которую тогда играла в политической жизни Европы Вена, бывшая самой блестящей европейской столицей, местом частых съездов коронованных особ и европейской аристократии, решавших здесь судьбы Европы, городом с богатым бюргерством, стоявшим близко к общественным событиям того времени.

Но это блестящее (для того времени) начало мало соответствовало дальнейшему развитию печати в Австрии, где более чем в других странах, ощущалось отсутствие главного условия, необходимого для такого развития: почвы для самодеятельности и самостоятельности.

Австрийская печать, как в самом начале своего появления, так и много времени спустя, была насаждением придворного ведомства и официальных сфер, которые считали поэтому себя вправе распоряжаться этим своим детищем по своему усмотрению, то баловали ее и поощряли привилегиями, то сурово наказывали. Газете свыше предначертано было, о чем писать и как писать, чего касаться и чего не касаться. Независимых от этих придворных влияний проявлений жизни Австрия того времени и совсем не знала: ни тех начатков парламентаризма, которые были живы в некоторых других странах, ни начатков городского самоуправления, ни публичных заседаний земских чинов, ни гласного суда. И подобно тому, как австрийское население вообще приучено было во всем полагаться на милость и гнев высшего начальства и жить под постоянной опекой, так и печать австрийская с самого начала своего существования приучилась «кормиться из рук» своих благодетелей. Грозы, разразившиеся над ней в виде немилости благодетелей и цензурных кар, были для нее, поэтому тем страшнее и способны были совершенно заглушить ее слабый голос. Но поэтому же и в те благоприятные для печати промежутки, когда начальство по тем или иным соображениям к ней «благоволило», не могла появиться сознательная, сильная печать, у которой хватило бы силы устоять перед набегавшей через некоторое время бурей.

В течение долгого времени в Австрии существовала, поэтому только та печать, которую взрастило правительство, проявлявшее особые заботы об этом в начале XVIII в.

Газетным предпринимателям тогда делались весьма щедрые посулы, и в 1703 г. фирма Гелена в Вене начинает издавать газету: «Posttäglicher Mercurius», выходивший правильно применительно к «почтовым дням», которых тогда было два в неделю, вследствие чего и газета выходила два раза в неделю.

В том же году владелец придворной типографии Шенветтер начинает издавать газету «Wienerischer Diarium», которая в 1724 г. получает характер официального органа и переименовывается в 1789 г. в «Wiener Zeitung», под каковым названием она существует до сих пор в качестве официального органа венского правительства.

Правительством же основаны и многие провинциальные органы, как «Linzer Zeitung», «Innsbrucker Zeitung», «Laibacher Zeitung», «Prager Zeitung», «Osservatore Triestino», «Grazer Zeitung» и др.

Но, само собой разумеется, что этими официальными органами, в которых проводились только взгляды и желания правительства, далеко не все круги общества могли удовлетвориться. На подмогу им поэтому появились уже довольно скоро главным образом «рукописные газеты», получившие довольно сильное развитие. Но еще более сильное развитие получили журналы, которые могли выбирать менее опасные в цензурном отношении формы для проведения в общество взглядов и понятий, считавшихся вредными с точки зрения политической и еще более духовной цензуры того времени.

Уже в 1727 г. начинает издаваться журнал «Das Merkwürdige Wien», введший в круг обсуждения «достопримечательностей» самые разно­образные стороны жизни и пропагандировавший в этих обсуждениях философские взгляды современников и научные выводы того времени.

Эту же цель преследовали журналы: «Wienerische gelehrte Nachrichten», «Oesterreichischer gelehrte Anzeiger», издававшийся Франк-масонской ложею журнал «Работы в области физики». Особенно большие услуги в этом направлении оказала «Realzeitung der Wissenschaften, Künste und Commerzien», которая помещала на своих столбцах работы выдающихся ученых по всем областям знания и практической жизни.

В более популярной форме преследовали ту же цель распространения просвещенных взглядов и здравых понятий различные беллетристические журналы, как «Spectator» (в 1752 г.), «Der Mann ohne Vorurtheil», «Die Welt» и другие, в которых выдающийся публицист того времени, Зонненфельз, уже повел борьбу против привилегий аристократии, против отношений феодалов к закрепощенному крестьянству, против цеховых стеснений; в этих еженедельниках уже начали раздаваться требования освобождения крестьян, в них же популяризировались новые взгляды на искусство, мораль, общественные отношения. Но если и эти периодические издания, не касавшиеся самых жгучих вопросов, оказывались в конфликтах с цензурой, то для газет, которые желали бы касаться интересовавших многих политических вопросов, совсем не было места в это время. Ответ на эти запросы можно было найти, как уже упомянуто, только в «рукописных газетах», которые имели достаточно широкий круг читателей и продолжали существовать, несмотря на строгие наказания, постигавшие издателей этих газет, и высокие награды, которые обещаны были «вместе с сокрытием имен» доносчикам, наводившим администрацию на след этих газет.

Существование этого суррогата политической печати, знаменующее на самом деле отсутствие действительной политической печати, было все, в чем могла проявиться политическая мысль.

Так продолжалось до наступления эпохи «просвещенного абсолютизма», явившегося новой эрой и для прессы. В 1781 г. появился знаменитый патент о цензуре императора Иосифа II[3], некоторые узаконения которого, относящиеся к первому периоду его царствования и впоследствии отмененные, и теперь еще являются лишь pia desideria[4] для австрийской печати.

«Критики, если это только не грубые памфлеты, не могут быть запрещаемы, кого бы они ни касались, начиная с главы государства и кончая последним подданным, ибо всякий, желающий знать правду, может только радоваться, узнавая ее этим путем», – говорилось в этом патенте. «Целые сочинения и периодические издания не могут быть запрещаемы из-за отдельных признаваемых неудобными мест». «...Газеты... должны подвергаться советом только краткому просмотру и снабжаться разрешением на печатание».

Конфискация газеты подлежала обжалованию, и если конфискация газеты признавалась высшей инстанцией недостаточно обоснованной, то цензор, распорядившийся конфисковать газету, присуждался к возмещению убытков, нанесенных этой конфискацией издателю.

Прежние цензурные комитеты в отдельных областях были уничтожены, и дела о цензуре (книг по преимуществу) подчинены центральным учреждениям, получившим точные инструкции относительно пределов принадлежащей им власти.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35