1 | 2 | 3 | 4

§               о фактах нарушения прав и свобод человека;

§               о золотом запасе и валютных резервах;

§               о фактах нарушения законности органами власти и чиновниками.

Вся перечисленная информация является объектом не приватного, а общественного интереса. Ее открытая циркуляция необходима для полноценного функционирования гражданского общества и всех его институтов. Именно фактор общественного, а не частного интереса и должен стать определяющим в ситуации, когда журналист принимает решение о публикации тех или иных материалов, содержащих сведения о приватной жизни людей.

Хрестоматийный пример — медиатизация любовной аферы президента США Билла Клинтона, фигура и поступки которого представляли интерес не только для его семьи и ближайшего окружения, но и для всей нации. Хотя не надо забывать, что ситуацию не всегда можно квалифицировать однозначно. Например, во время обсуждения в США этой нашумевшей истории так и не было проведено четкой границы между частным и общественным. С одной стороны, «во благо общественного мнения» были преданы огласке сугубо интимные подробности взаимоотношений президента и стажерки, а с другой — то же общественное мнение осудило размах обсуждения и его негуманные последствия в отношении ближайших родственников президента.

Законами охраняются также сведения, которые могут быть отнесены к государственной тайне (Конституция РФ, ст. 29, п. 4). Перечень сведений, включающий военную, научно-экономическую, внешнеполитическую, разведывательную и контрразведывательную, а также оперативно-розыскную деятельность, имеется в Законе РФ «О государственной тайне», ст. 5. В этом законе обосновываются принципы засекречивания сведений, устанавливаются три степени секретности («особой важности», «совершенно секретно», «секретно») и говорится о порядке их рассекречивания[10].

Опытные журналисты умеют бороться и с этими препонами. Вот какую историю рассказал Анатолий Рубинов: «Теперь в каждом учреждении есть пресс-бюро. Оно есть даже в зоопарке. Но если работники пресс-центра зоопарка не скрывают секретов жизни жирафов, то руководители других пресс-служб делают все, чтобы журналист не получил информацию. Добиваться интервью с начальником организации, в которой есть пресс-бюро, бессмысленно. Но ведь нужную информацию можно получить не только из уст большого человека. Например, однажды мне нужно было узнать тему диссертации только что назначенного на пост министра МВД г-на Куликова. Я позвонил в министерство, чтобы спросить его об этом. Оказалось, что тема засекречена. Тогда я воспользовался старыми связями и поговорил с дирекцией Библиотеки им. Ленина. В результате я подробно узнал о теме и времени защиты. Но, продолжая попытки поговорить с автором лично, я добился бы только одной фразы: «тема засекречена»[11].

Законом ограничен и доступ к коммерческой, служебной тайне (Гражданский кодекс, ст. 139); банковской информации (Уголовный кодекс, ст. 183; Федеральный закон «О банках и банковской деятельности», ст. 26); тайнам следствия и дознания (Уголовно-процессуальный кодекс, ст. 139); адвокатской и нотариальной тайнам (Положение об адвокатуре РСФСР, ст. 16; Основы законодательства РФ о нотариате, ст. 5)[12].

Но в определенных случаях запрет на вмешательство в частную жизнь не может быть абсолютным. Разберем пример. Журналист в своем расследовании обнаружил, что крупный городской чиновник, которого уже давно подозревали в связях с криминальными структурами, построил себе дом, стоимость которого несоизмерима с его доходами. Вопрос: может ли журналист распространить сведения о стоимости имущества этого чиновника? Не будет ли это расценено как вмешательство в частную жизнь гражданина страны?

В данном случае журналист столкнулся с ситуацией противоречия частного и общественного интересов. Частный интерес — у чиновника, он имеет право купить дом. Но может ли он требовать «неприкосновенности» сведений о стоимости своего жилища? Журналист, руководствуясь интересом общественным, опубликовал эту информацию. Схема его рассуждений могла быть следующей: во-первых, все сделки по недвижимости подлежат регистрации органами юстиции, т.е. в публично-правовом порядке; кроме того, по указу Президента РФ (1997 г.) лица, занимающие государственные должности, обязаны предоставлять ежегодно сведения о доходах и имуществе.

в начало

§ 4. Скрытая запись

Журналисты нередко используют прием скрытой записи (скрытой камеры, скрытого диктофона) для получения откровенных сведений об общественно значимых событиях или персонах, оправдывая тем самым их юридическую и этическую возможность. Тем не менее, и в этическом, и в правовом отношении скрытая запись уязвима, потому что, по сути, является приемом, вводящим в заблуждение собеседника, который, не ведая, что его слова фиксируются, может выдать информацию, не предназначенную для публикации.

Скрытой запись можно назвать в том случае, когда собеседнику не видно записывающее оборудование (например, камеру или диктофон), когда он не знает, что ведется запись. Запись в общественных местах не может считаться скрытой, даже если не все действующие лица о ней осведомлены. Поэтому нет нужды спрашивать разрешение на запись, например, во время пресс-конференций, митингов или демонстраций.

Описание, как пользоваться приемом скрытой записи, можно найти в руководстве для работников телерадиокомпании Би-би-си. В нем, например, говорится, что скрытая запись должна редко применяться производителями программ. Потому что, даже если она производится на легальных основаниях, это наносит удар по сложившемуся общественному доверию. Скрытая запись на Би-би-си не запрещена, но ее использование не разрешается без ведома редакторов и продюсеров программ: в особо трудных случаях они должны консультироваться в вышестоящих инстанциях.

На Би-би-си скрытую запись оправдывают в достаточно широком спектре случаев:

§               если речь идет о преступной или антиобщественной деятельности;

§               если скрытая запись необходима для достижения целей программы;

§               если материал не может быть получен другими, открытыми способами.

В российском законе о СМИ нет положения, запрещающего производить скрытую запись. Видимо, это значит, что в принципе она разрешена. Однако есть статья, регламентирующая ее тиражирование и распространение. Обнародование сообщений и материалов, подготовленных с использованием скрытой аудио- и видеозаписи, кино- и фотосъемки, допускается в трех случаях:

§               если это не нарушает конституционных прав и свобод человека и гражданина;

§               если это необходимо для защиты общественных интересов и приняты меры против возможной идентификации посторонних лиц;

§               если демонстрация записи производится по решению суда[13].

Журналисты приводят следующий аргумент в пользу скрытой записи. Часто знание того, что его не записывают на пленку, снижает напряжение собеседника, разговор оказывается неформальным, откровенным и живым, в общем — не таким, как перед камерой или при включенном диктофоне. И все же скрытая запись, по сути, конечно же, обман, а репортеры, используя этот, не совсем корректный, прием, даже если он и прикрыт благородными лозунгами о защите общественных интересов, рискуют не столько юридически, сколько своей репутацией.

в начало

§ 5. Запугивание, маскарад, смена профессии

Для достижения своих, в том числе благородных, целей журналист нередко прибегает к приемам, которые с позиций этических норм могут выглядеть если не вызывающими, то, по крайней мере, сомнительными. Например, использование запугивания и лжи, которые могут прозвучать в беседе с целью получения от источника необходимой информации.

Журналист «раскручивает» тему о взятках за получение прав на вождение автотранспорта. Эта проблема широко обсуждается в обществе, но нарушений со стороны органов внутренних дел в судебном порядке так и не было выявлено. Журналист в собственном расследовании встречается с руководителем автошколы, который, по его мнению, является посредником при передаче взятки. С целью запугать и вынудить собеседника раскрыть механизм взяточничества он сообщает ему сведения, в которых содержится информация, имитирующая осведомленность журналиста, — на самом деле этими знаниями он не располагает. Директора автошколы журналист намеренно пытается обвинить в получении взятки, сославшись якобы на «заинтересованных лиц»: «Господин директор, говорят, что вы берете взятки за получение водительских прав. Это мне подтвердили лица, причастные к данному делу». Собеседник тушуется и выкладывает все, потому что «и так все известно».

Похожая тактика используется на допросах следователями. Это так называемое «создание у допрашиваемого преувеличенного представления об осведомленности следователя». По словам экспертов, «тактическая идея этого приема такова: подробную информацию следователя о частностях, связанных с главным событием, и умолчание о его важных сторонах допрашиваемый может принять за свидетельство всестороннего знания следователем не только этих, но и главного события, и, признав тактическую борьбу со следователем бесполезной, перейти к даче показаний»[14]. При этом те же эксперты подвергают сомнению законность подобного приема, так как в следственных действиях используются незаконные меры, к которым, безусловно, относится обман.

Что же говорить о журналистах, использующих подобные приемы? Вправе ли они к ним прибегать? Не заподозрят ли их в моральной нечистоплотности? Если они обманом добывают информацию, почему бы им не обмануть затем и читателя? В этой непростой этической коллизии ясно одно: приемы с использованием лжи и запугивания должны применяться журналистом только в том случае, если у него на это есть достаточно моральных оснований.

Маскарады, переодевание, смена профессии — тоже по существу форма обмана и вероломства. В то же время такие приемы стали неотъемлемой частью журналистской профессии. Всем известны хрестоматийные примеры из опыта Михаила Кольцова, Анатолия Гудимова, немецкого репортера Гюнтера Вальрафа и других. Чтобы изучить жизненную ситуацию или проблему изнутри, журналист внедряется в «чужую» среду или надевает маску и вживается в роль, выступая свидетелем, очевидцем или участником расследуемого события. Так поступали в свое время Михаил Кольцов, проработавший три дня таксистом, Лариса Рейснер, нанявшаяся в немецкую лавочку разносчицей молока. Развил этот опыт Анатолий Гудимов и многие другие журналисты, рискнувшие сменить профессию и окунуться с головой «в тему», дабы посмотреть проблему изнутри и представить на суд аудитории объективную картину. Ролевой репортаж, более известный как метод «журналист меняет профессию», описан во всех учебниках журналистики, однако мало внимания уделяется его этической составляющей. Многочисленные «записки» таксистов, дворников, мусорщиков, челноков, репортажи из морга, с кладбища, из больницы являются результатом внедрения журналиста в незнакомую среду, смены его обличья и профессии. С нравственной точки зрения такие расследования вполне оправданны, они выявляют скрытые от человеческих глаз пороки той или иной социальной сферы, такие как коррупция, профессиональный цинизм, жесткость и бесчеловечность по отношению к слабым, нетерпимость в отношении меньшинств, и служат тем самым общественному интересу.

1 | 2 | 3 | 4