1 | 2 | 3 | 4 | 5

Н.В. Брушлинская

психолог

Криминальное насилие в семье и его трансляция средствами массовой информации

Результаты современных криминологических исследований выявили основные тенденции и особенности насильственной преступности в России в 90-е годы. За последние 12 лет в России от прямого или косвенного насилия погиб приблизительно 1 млн. человек, свыше 2 млн. – получили увечья и тяжкие повреждения, зарегистрировано 1,3 млн. случаев злостного и особо злостного хулиганства. Эти цифры сопоставимы с национальными потерями в крупномасштабной войне. Наблюдаются и качественные изменения преступности в России: все более широкое распространение получают ранее неизвестные формы криминального насилия (рэкет, терроризм, взятие в заложники, заказные убийства, похищения людей). Коэффициент средней тяжести преступлений в 90-е годы на 25% превышает аналогичный показатель 80-х годов[1].

Начиная с 1990–1995 гг. почти половина всех умышленных убийств начинает совершаться или непосредственно с корыстной мотивацией или в сочетании с иной, чаше всего насильственно-эгоистической (особенно при совершении преступлений на бытовой почве, в сфере семьи). Именно корыстная мотивация определяет совершение умышленных заказных убийств. В 1986–1995 гг. число насильственных преступлений увеличилось в 2 раза, число убийств – в 3 раза. Резко увеличилось количество преступлений против жизни, связанных с реакцией на противоправное или преступное поведение потерпевшего, когда лицо, совершившее убийство, было доведено жертвой до состояния аффекта. В семейно-бытовой сфере в каждом четвертом случае преступление было спровоцировано аморальным, а в 5% случаев – противоправным поведением потерпевшего[2]. Изменилось соотношение показателей уличной и семейно-бытовой насильственной преступности – в сторону сокращения удельного веса уличной (феномен «бытовизации» тяжкой насильственной преступности). С 1995 г. наблюдается также резкое увеличение числа зарегистрированных фактов умышленного причинения легкого вреда здоровью, истязаний, побоев, оскорблений, совершаемых в семейно-бытовой сфере.

Криминологические исследования последних лет показывают, что каждое третье умышленное убийство и причинение тяжкого вреда здоровью было связано со стремлением преступника как можно более сильно унизить жертву, с мучениями и издевательством над потерпевшим; в каждом пятом преступлении проявляется «стремление к самоутверждению, поддержанию своего «Я», самооценки, уменьшению чувства неуверенности, нестабильности бытия, приобретению утерянной опоры в жизни, хотя бы путем насилия над другим человеком»[3]. При совершении тяжких насильственных преступлений наблюдалось усиление жестокости исполнения, снижение самоконтроля, все более незначительным становился повод, возрастало стремление разрешить переживаемые трудности путем насилия. Увеличивалась «ситуативность» тяжких насильственных преступлений, более чем в 55% случаев они совершались без заранее принятого решения и обдуманного плана действий – импульсивно. При совершении преступлений в семейно-бытовой сфере преобладает насильственно-эгоистическая мотивация, которая может сочетаться с корыстной. В основе преступлений лежат неприязненные личные отношения и злоупотребление алкоголем. Более половины преступлений совершается в состоянии алкогольного опьянения; 2% случаев – в состоянии наркотического опьянения. Основная мотивация связана с искаженным стремлением к самоутверждению, преодолением чувства нестабильности, неуверенности; примерно в 5% случаев имеет место месть в связи с аморальным или противоправным поведением потерпевшего. Наблюдается увеличение удельного веса тяжких преступлений, совершаемых представителями внешне благополучных социальных групп и слоев населения. По большей части они совершаются в состоянии алкогольного опьянения и основным мотивом их является проявление своего «Я», самоутверждение, базирующееся на наличии материального достатка[4].

Поднимается вопрос о корреляции тенденций роста криминального насилия и смертности от суицида[5]. Автор выделяет агрессию, деструктивно направленную на внешний мир (экстрапунитивную агрессию) и агрессию, направленную на себя (интрапунитивную агрессию). В рамках задач криминологических исследований предлагается использование понятий «криминальная» и «суицидальная» агрессия. Отмечается, что за последние 10 лет наблюдался синхронный рост как криминальной, так и суицидальной агрессии. В этот период в России коэффициент смертности от суицида почти удвоился и превысил 30 человек на 100 тыс. населения (в 2,4 раза выше, чем в США). Еще более быстрыми темпами возрастало криминальное насилие: количество умышленных убийств, совершенных в 1999 г., было в 2,3 раза больше, чем в 1989; причинение тяжкого вреда здоровью возросло на треть. Предполагается, что возросла и латентность этих преступлений: число лиц, пропавших без вести, за указанный период удвоилось.

Некоторые данные свидетельствуют о том, что на протяжении XX века доля семейно-бытовой мотивации суицидальной агрессии значительно возросла. Так, в начале 20-х годов от общего числа самоубийств 10% вызывались «развалом семьи и домашними неприятностями»[6]. В течение последующих 60 лет доля таких самоубийств выросла более чем в 6 раз[7].

В связи с современными тенденциями насильственной преступности в России и в целях ее профилактики представляет интерес проанализировать специфику отражения картины преступности в СМИ и ее возможные психологические и социальные последствия.

Материал и методы

Настоящая работа содержит подробный анализ материалов о фактах внутрисемейного криминального насилия (убийства), опубликованных в газете «Московский комсомолец» в период с мая 1997 года по декабрь 2000 года (см. Приложение). Представление о масштабе трансляции фактов экстремального криминального насилия дает тираж печатного издания, который составляет примерно 2,6 млн. экземпляров и распространяется во всех регионах Российской Федерации, в странах СНГ, а также в 12 европейских государствах (Австрия, Венгрия, Бельгия, Италия, Германия, Люксембург, Великобритания, Голландия, Греция, Словакия, Чехия, Испания).

Были выделены социально-психологические значимые позиции анализа собранного материала – с точки зрения возможного влияния на представления о психологической «допустимости» (приемлемости) и распространенности криминального насилия в семье как способа решения семейного конфликта или выхода из него. Отдельным пунктом исследования является обсуждение вопроса о влиянии фактов трансляции насилия и агрессии в криминальной хронике на самодетерминацию криминального насилия, а также различные виды злоупотребления свободой СМИ.

Результаты и обсуждение

Генезис преступления – это одновременный процесс криминализации личности преступника (личностной деформации и формирования мотива преступления) и виктимизации будущей жертвы (превращения субъекта конфликтных отношений в объект преступного посягательства). Эта связь особенно отчетливо видна в семейных преступлениях. Очевидно, что сообщения о насилии в СМИ могут оказывать влияние на обе стороны этого процесса. Один из механизмов самодетерминации преступности реализуется через психологию населения: если преступность высока, а преступления часто остаются безнаказанными, – возникает психологическое состояние допустимости преступных действий и представления о бездейственности норм морали и права. Возникает так называемая «аномия» – безнормативность поведения граждан, которые легко склоняются к противоправному и преступному поведению.

В последнее десятилетие в России наблюдался значительный рост насильственной преступности, в том числе увеличение числа случаев криминального насилия в семье. Безусловно, общество должно иметь возможность получать из СМИ достоверную информацию о состоянии насильственной и иной преступности в стране, а журналисты не должны умалчивать о совершенных преступлениях и преуменьшать нависшую угрозу криминализации общества. Однако многие публикации шокируют излишне детализированным описанием жестоких подробностей и технологии совершенного преступления, уместных и необходимых в рамках расследования уголовного дела, но недопустимых с этической точки зрения на страницах массового периодического издания.

Криминальная проблематика пользуется у населения страны повышенным интересом. Согласно данным опроса, проведенного ВНИИ МВД России в апреле 2000 г. среди 133 журналистов ряда регионов России, информация на правовую тему присутствует в 63,9% случаев в каждом номере российских газет, эфирном времени теле- и радиокомпаний, затрагивающих в своих публикациях правоохранительную тематику. Особое значение придается информации, которая может вызвать большой общественный резонанс: наиболее часто в СМИ освещаются сведения о криминальных происшествиях за сутки – 81,2%, а также о расследовании конкретных уголовных дел – 56,4%[8].

Специфика показа картины преступности в СМИ, в частности, изображение криминальных событий в отрыве от социальных и межличностных взаимодействий, поверхностный стиль изложения способствуют распространению в «коллективном бессознательном» чувства страха, агрессивности, социального деструктивизма, а также виктимизации поведения.

Известно, что дети и взрослые легко перенимают новые для них формы агрессивного поведения путем научения посредством наблюдения[9]. Показано, что нет необходимости наблюдать непосредственно социальные образцы такого поведения, а достаточно их символического изображения – в фильмах, теле- и радиопередачах, компьютерных играх – для того, чтобы у наблюдателей возник эффект научения. Информация об успешных и безнаказанных насильственных действиях вдохновляет других на подобное поведение, часто вслед за сообщениями в СМИ о необычных формах криминального насилия начинают совершаться подобные преступления, в том числе далеко от тех мест, где они первоначально были зафиксированы. Существует мнение, что в подобных случаях зрители или читатели овладевают новыми формами агрессивно-насильственного поведения посредством викарного научения, и вдохновленные сообщением об эпизоде насилия, в подходящей обстановке реализуют их на практике. Экспозиция образцов социального насилия может вооружать людей новыми моделями агрессивного поведения, не входившими ранее в их поведенческий репертуар[10].

В нашем исследовании мы столкнулись с некоторыми фактами, косвенно подтверждающими эту точку зрения. Рассмотрим в хронологическом порядке публикации (1999 год), связанные с убийством матерями детей путем выбрасывания их с высоких этажей, обратив особое внимание на цинизм и кощунственность заголовков: «Выброшенный в мусоропровод младенец и не подумал умирать» (21 апреля); «МК» не бросит Маугли с 12-го этажа» (24 апреля – повторная публикация); «Детоубийца успела сбросить с балкона только сына» (19 мая); «Получив вместо одной квартиры сразу две, убила себя и дочь» (14 июня); «Ребенка с 10-го этажа выбросила то ли мать, то ли бабушка» (23 сентября); «Ребенок, с которым мать спрыгнула с 15-го этажа, навсегда останется инвалидом» (27 сентября).

Возможно, частота публикаций о таких преступлениях в рассматриваемый период является случайной или следствием сугубого интереса журналистов к такому способу убийства детей, но нельзя исключать толчкового действия первой публикации и индуцирующего влияния, последующих на воспроизводство такой формы криминального насилия по механизму социального научения.

Усвоение новых форм агрессивно-насильственного поведения не всегда приводит к прямому насилию и может приобретать косвенный характер, преследуя инструментальные цели в возникшей конкретной жизненной ситуации. Так, в публикации «Отец менял дозу героина на своего грудного ребенка» описан случай, когда сотрудники милиции выехали разбирать семейный скандал. Дверь дебошир не открыл, но, угрожая выпрыгнуть из окна с трехмесячным сыном на руках, потребовал дозу героина и возвращения задержанного накануне сотрудниками ГИБДД автомобиля. Операция по освобождению заложника прошла успешно, но содержание публикации явно представляет собой образец виртуального инструментального насилия.

Другой пример связан с опубликованием на страницах газеты технологии совершения убийства члена семьи редко встречающимся способом. Этот случай также, видимо, привлек внимание журналиста, поскольку ему по свежим следам были посвящены две публикации с интервалом в 3,5 месяца (1998 год), содержащие к тому же противоречивые сведения об обстоятельствах дела, что, видимо, объясняется поспешностью первой публикацией и недобросовестностью сбора информации: «Казнил сына на электрической кровати» (22 апреля); «Соседи благодарили пенсионера за то, что он убил сына» (12 августа). Далее, спустя два года после первого преступления и первой публикации, 13 мая 2000 г., рубрика «Хроники происшествий» озаглавлена «Электрошок» и содержит описание аналогичного случая и также подробную технологию убийства электротоком спящего человека. Судя по стилю изложения, заметка принадлежит перу того же журналиста. Он даже ссылается сам на себя и припоминает случай двухлетней давности. Автор явно бравирует своим «легким» стилем изложения и еще раз цинично повторяет про «электрическую кровать»: «Что же это такое? Раньше казнили на электрическом стуле, теперь – на электрической кровати?» У убитого отцом сына остался четырехлетний ребенок! Иначе как глумлением над фактом смерти человека, которая всегда – трагедия, а в случае насильственной смерти – тем более, подобные публикации назвать нельзя.

Авторы рубрики «Хроника происшествий» отличаются особым, холодным, с оттенком самолюбования, цинизмом. Названия же некоторых публикаций рубрики «В номер срочно!» содержат отчетливый каннибальский оттенок: «Студентка кулинарного техникума приготовила рагу из головы матери»; «Подросток готовил кошкам гречневую кашу с мясом отца»; «Душевнобольной съел печень матери».

С точки зрения возможности научения новым формам агрессивно-насильственного поведения, интересны публикации, посвященные заказным убийствам членов семьи. Заказное убийство в нашей стране стало приметой 90-ых годов, и, похоже, становится обычным явлением не только в сфере политики и финансов, но и в традиционной семейно-бытовой преступности. В публикациях содержится информация о том, в каких кругах можно искать исполнителя преступления и сколько «стоит» жизнь близкого человека.

Согласно данным, полученным ВНИИ МВД при изучении мнения жителей г. Новгорода, 23,9% опрошенных называли в качестве факторов, влияющих на возникновение агрессивного поведения в семье, передаваемые через средства массовой информации сцены насилия в художественных произведениях (боевики, триллеры), а 9,8% – сообщения средств массовой информации о фактах насилия и преступлениях, совершаемых в реальной жизни[11].

Подробный обзор психологических исследований, посвященных роли СМИ в процессе становления и научения агрессивно-насильственному поведению, а также краткосрочных, непосредственных эффектов трансляции насилия на поведение людей, содержится в работе Р. Бэрон и Д. Ричардсон[12]. Berkowitz[13] провел исследование краткосрочных эффектов трансляции насилия независимо от актуального или предшествовавшего обучающего влияния СМИ – в порядке проверки теории о влиянии на агрессию условных раздражителей («посылов к агрессии»). Было показано, что спровоцированные на гнев испытуемые вели себя более агрессивно и подвергали «жертву» более сильным мучениям после просмотра кинофильма со сценами насилия по сравнению с теми испытуемыми, которые смотрели нейтральный фильм. Исследования Zillman и Johnson[14], в которых рассерженным и нерассерженным испытуемым демонстрировали нейтральный фильм, фильм со сценами насилия или не показывали никакого фильма, установили, что трансляция насилия не усиливает актуально имеющуюся агрессивность, а лишь подкрепляет, стимулирует ее проявление. Таким образом, объяснение эффекта воздействия масс-медиа на проявления человеческой агрессивности противоречиво. Большое внимание уделяется роли когнитивных процессов во внешнем стимулировании агрессивно-насильственного поведения. Предполагается, что воздействие масс-медиа объясняется механизмом «прайминга», то есть активацией специфических воспоминаний и пробуждением соответствующих мыслей и идей, а также актуализацией определенных эмоций и тенденций поведения. Перечисленные процессы, по-видимому, являются неосознаваемыми и неконтролируемыми со стороны эмоционально-волевой сферы личности. Иллюстрация эффекта прайминга была получена в экспериментах Berkowitz и Alioto[15] и выявила прямую зависимость текущего агрессивного поведения от агрессивной (в отличие от неагрессивной) интерпретации увиденного. Berkowitz[16] выделил некоторые факторы, влияющие на вероятность того, что трансляция насилия в масс-медиа будет способствовать агрессивности поведения: 1) агрессивная интерпретация увиденного; 2) самоотождествление наблюдателя с агрессором; 3) ассоциирование возможного объекта агрессии с жертвой виртуального насилия; 4) «реальность» и захватывающий характер изображаемых событий.

Отдел юридической психологии НИИ при Генеральной прокуратуре РФ провел мониторинг по выявлению фактов трансляции насилия СМИ и изучению природы этого явления. В период 1997–1999 гг. анализу были подвергнуты публикации газет «Коммерсантъ», «Комсомольская правда», «Независимая газета», «Московский комсомолец» и др.[17] По результатам исследования установлено, что одна из причин трансляции СМИ актов насилия лежит в свойствах человеческой психики: журналист криминальной хроники, испытывая страх перед насилием, стремится избавиться от него, преодолеть, в частности, рассказав об этом другим. Стиль и характер изложения фактов может быть различным и зависит от особенностей личности автора и типа его реакции (бравада, преуменьшение опасности, ирония, мрачный юмор, страх, паника, истерия) на фрустрирующие социальные факторы. Этими личностными особенностями журналиста, освещающего криминальную хронику, и определяются различные виды злоупотреблений, выделенные и описанные в ходе мониторинга публикаций: 1) смакование подробностей криминального насилия; 2) описание технологии совершения преступления; 3) нагнетание страха, бессилия перед преступностью; 4) юмористичное изложение хроники происшествий; 5) героизация и мифологизация преступности; 6) тенденциозность в подаче материала.

По результатам анализа публикаций были выявлены некоторые злоупотребления свободой СМИ, могущие оказывать влияние на детерминацию и воспроизводство агрессивно-насильственного поведения в семье, реализуемую по механизму социального научения. Проанализированные публикации содержали: 1) смакование жестоких подробностей криминального насилия – 63,93%; 2) описание технологии совершения убийства – 36,07%; 3) нагнетание чувства страха, беспомощности – 72,13%; 4) циничный, кощунственный стиль изложения – 80,33%.

По неофициальным данным, полученным нами в процессе конфиденциального сотрудничества, многие из журналистов, публикующих материалы в рубрике «Срочно в номер!» – очень и очень молодые люди, часто еще не получившие диплома о высшем образовании и проходящие «стажировку» в «Московском комсомольце». Полученная информация позволяет предположить, что выявленные злоупотребления свободой СМИ обусловлены, помимо прочих причин, как профессиональной, так и личностной незрелостью авторов публикаций, а также чрезмерной карьерной ориентацией.

Установлено, что у читателей публикаций криминальной хроники, содержащих подобные злоупотребления, срабатывают защитные механизмы психики, развиваются реакции избежания подобной информации, ее «забывания» по механизму вытеснения. В результате работы этих психологических механизмов как на индивидуально-личностном, так и на социально-психологическом уровнях происходит десенсибилизация к проявлениям жестокости и насилия. Вступают в действие и механизмы рационализации, приводящие к формированию определенных суждений типа: «Со мной (моими близкими) такого произойти не может» или «Да они (жертвы), наверное, сами виноваты в случившемся». Эти суждения являются проявлением социального деструктивизма и свидетельством увеличения толерантности общественного сознания к криминальному насилию в повседневной жизни.

Факты злоупотребления свободой СМИ наблюдаются не только в отношении публикаций о случаях экстремального криминального насилия в семье, но и в других публикациях на криминальную тему, а также в материалах, посвященных самоубийствам, стихийным бедствиям и несчастным случаям. Особо выразительны и поразительны (до эмоционального шока и ступора!) бывают заголовки публикаций: в конце приложения приведены некоторые примеры недавних публикаций (январь – март 2001 года). Возникает вопрос: что символизирует, отражает собой это явление? Непосредственно-личностную реакцию журналиста (но зачем оповещать о ней все общество?), или хладнокровно-конъюнктурную мотивацию ориентированного на социальный успех «профессионала»? Да, конечно, печально памятный «социальный заказ» существовал во все времена, отражая известный феномен группового давления. Однако у СМИ есть одна особенность: они не только выполняют этот заказ, но и в значительной мере его формируют. Эти размышления сходны с известной дилеммой о том, что первично: курица или яйцо. Но это – лишь фабула, то, что лежит на поверхности и никоим образом не исчерпывает глубинного психологического содержания проблемы. Поэтому имеющиеся гипотезы о природе влияния СМИ на агрессивно-насильственное поведение должны стать темой специального исследования и последующей широкой дискуссии. Однако всем специалистам, соприкасающимся с проблемой агрессии и насилия в своей профессиональной деятельности (юристам, криминологам, психологам, психиатрам, социальным и педагогическим работникам, а также журналистам) следует помнить, что все, что делается – делается ради Человека, иначе все, что бы ни делалось – бессмысленно! В этой связи хочется особо подчеркнуть необходимость главенства гуманистической этики над всеми прочими, в том числе, корпоративными соображениями. И хотя ответственность журналистов за подобные деструктивные публикации находится пока не в правовой, а в морально-этической сфере регулирования жизни общества, нельзя оставлять без внимания далеко идущие социально-психологические и психотравмирующие последствия фактов трансляции насилия СМИ.

Выводы

В проанализированных публикациях выявлены факты злоупотребления свободой СМИ: смакование жестоких подробностей криминального насилия; описание технологии совершения убийства; нагнетание чувства страха, беспомощности; циничный, кощунственный стиль изложения. Это ведет к формированию в общественном сознании представлений о возможности, допустимости и распространенности определенных форм социального поведения, десенсибилизации личности и общества к фактам криминального насилия в семье, а также усвоению новых форм агрессивно-насильственного поведения по механизму социального научения.

Подобный деструктивный стиль подачи информации отражает, по-видимому, личностные особенности реакции журналистов на фрустрирующие социально-значимые события и является признаком своеобразной профессиональной деформации личности репортера рубрики криминальной хроники.

В связи с вышеизложенными фактами, представляется необходимым привлечь внимание СМИ к вопросам социально-психологических последствий трансляции насилия и социальной агрессии в газетной криминальной хронике, а также организовать цикл публикаций, посвященных криминологической и виктимологической профилактике криминального насилия в семье.

ПРИЛОЖЕНИЕ

1 | 2 | 3 | 4 | 5

• rubicom.su

  Производство нестандартных РТИ по образцу, эскизам

  rubicom.su