1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21

В журнале были помещены две театральные рецензии – об игре известного актера И.А. Дмитревского и о представлении на сцене придворного театра в Петербурге трагедии Сумарокова «Синав и Трувор». Можно с полным основанием сказать, что это были первые квалифицированные театральные рецензии в русской печати, и в этой области журналистики, как и во многих других, Новиков выступил зачинателем, открывавшим новые жанры и виды печатных материалов.

Второй номер «Пустомели» стал и последним. В нем Новиков поместил «Завещание Юнджена, китайского хана, к его сыну», перевод с китайского А.Л. Леонтьева. В этой статье говорилось о долге и обязанностях государя и вельможи и при чтении ее невольно возникали сопоставления с тем, что происходило в России. А дальше Новиков напечатал стихотворение Д.И. Фонвизина «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке», в котором легко усматривались атеистические ноты и был весьма заметен «дух вольнодумства». Видимо, этих материалов оказалось достаточно для того, чтобы дальнейшее издание «Пустомели» было прекращено.

Гораздо осторожнее повел себя М.Д. Чулков. Он также не спешил покинуть журнальное поприще и с мая по декабрь 1770 г. ежемесячно издавал «Парнасский щепетильник». Это выражение обозначало продавцов модных галантерейных вещей. Чулков торгует литературным товаром и в первой книжке журнала продает с аукциона двух стихотворцев – драматического и лирического. Нельзя утверждать, что в том и другом случае Чулков метил в какое-то определенное лицо, он высмеивает шаблоны классицизма и общие недостатки его представителей, однако отдельные конкретные черты указывают на некоторых современных литераторов (А. Ржевского, М. Хераскова). Все же общий замысел нового журнала остался неосуществленным. Начиная со второй книжки, в «Парнасском щепетильнике» все чаще публикуется нейтральный материал – переводы из Овидия, статьи исторического характера и даже «Экономические примечания о пользе огородных кореньев, к поварне принадлежащих» и т.д.

Таким образом, после бурного расцвета в 1769 г. периодические издания затем значительно снизились в числе и ухудшились качественно. Журналистам сразу же дали понять, с какой осторожностью могут они касаться действительно наболевших вопросов русской жизни. Но это вовсе не значит, что сатира вообще исчезла в эти годы из русской печати.

в начало

«ЖИВОПИСЕЦ»

Исчерпав возможности, которые могла представить ей форма еженедельного издания, и разочаровавшись в ней, Екатерина II, однако, не думала прекратить попытки командовать общественным мнением в России. Если не вышла затея с Комиссией, не удалось подчинить своему влиянию непокорных журналистов, – что можно было предпринять еще? Остался театр – верное средство воздействия на умы, изрядная школа морали и воспитания. К 70-м годам XVIII в. театр занимал уже видное место в жизненном обиходе русского общества, обладал сложившимся репертуаром и отличными актерами. Слово, звучащее со сцены, могло наставлять умы зрителей, воздействовать на их сердца.

Со свойственной ей энергией Екатерина II поспешно берется за перо драматурга, едва успев закончить издание «Всякой всячины». В 1771 г. писались и в 1772 вышли одна за другой на сцену придворного театра пять комедий императрицы: «О, время!», «Именины госпожи Ворчалкиной», «Передняя знатного боярина», «Госпожа Вестникова с семьею» и «Невеста невидимка». Художественный уровень этих пьес был весьма низок, но мысли и требования автора проступали в них вполне отчетливо. Екатерина II со сцены отвечала своим оппонентам в Комиссии по составлению Нового уложения, «Трутню» Новикова, всем, кто видел недостатки управления Россией и имел самостоятельный взгляд на политику самодержавия. Продолжая, как это делала «Всякая всячина», высмеивать сплетни, глупость людскую, фанфаронство, невежество, Екатерина II вместе с тем включила в текст комедий много современных намеков, особенно ожесточенно нападая на дворянских либералов. Пьесы должны были убеждать зрителей, что разумное правительство печется о благе России, а несмысленные прожектеры и критиканы ему в этом препятствуют.

Комедии императрицы успеха на сцене не имели, это новое притязание на руководство умами окончилось также неудачно, но придумывать других способов не пришлось: вскоре события крестьянской войны 1773–1775 гг. заставили правительство, откинув литературные формы, железной рукой насаждать порядок в российских губерниях. К этому времени и дворянство, напуганное выступлением народа, забыло о либеральных разговорах и поторопилось поддержать императрицу.

Новой попытке Екатерины II произвести влияние на умы с помощью наскоро изготовляемого театрального репертуара было оказано энергичное противодействие со стороны все того же Новикова. В половине апреля 1772 г. он приступил к выпуску еженедельного сатирического журнала «Живописец». Обличения помещиков, насмешки над дворянскими нравами, показ крестьянской нужды и горя, критика представителей правительственной администрации, суда раздались со страниц нового издания, сразу напомнив лучшие номера «Трутня». Журнал хорошо был принят читателем. Первая часть имела тираж 636 экземпляров, вторая – 758, но ее номера еще продолжали выходить, а уже первая часть была напечатана повторно. Это было большим успехом журнала, созданным остротой его содержания.

Свой журнал «Живописец» Новиков постарался связать с литературными выступлениями императрицы. Он посвятил или, как говорили в XVIII в., «приписал» его «неизвестному» сочинителю комедии «О, время!», т.е. Екатерине II. Новиков произносит ряд комплиментов державной сочинительнице, искусно подсказывая ей цели настоящей сатиры и делая вид, что именно этим задачам и будет следовать «Живописец», как бы нимало не отступая от программы, намеченной в комедиях царицы. Он призывал: «Взгляните беспристрастным оком на пороки наши, закоренелые худые обычаи, злоупотребления и на все развратные наши поступки: вы найдете толпы людей, достойных вашего осмеяния и вы увидите, какое еще пространное поле ко прославлению вашему осталось. Истребите из сердца своего всякое пристрастие, не взирайте на лица: порочный человек во всяком звании равного достоин презрения» («Живописец», 1772, л. 1).

Разумеется, Екатерина II в своих комедиях вовсе не предполагала прибегать к критике общественных недостатков и уж во всяком случае взирала бы на лица. Однако «приписание» было составлено настолько искусно, что императрице ничего не оставалось, как принять его за чистую монету. Нельзя же было, в самом деле, разъяснять, что она вовсе не думала о сатире и что издатель «Живописца» неправильно ее понял.

Новиков воспользовался удачным началом и продолжал действовать в этом направлении. Он не забывал расточать похвалы императрице, в промежутках между ними печатая крайне резкие статьи разоблачительного характера. Внимательному читателю не представит никакого труда отделить в журнале то, что составляло истинную сущность взглядов Новикова, от похвальных обязательных статей и поздравительных стихов, которые поставлял «Живописцу» казенный какой-нибудь Рубан.

«Приписание» заняло первый лист «Живописца», а уже во втором листе Новиков печатает большую статью «Автор к самому себе», в которой разговаривает с читателем о задачах сатиры и критически рассматривает состояние современной литературы и журналистики, публикуя сатирические оценки писателей Невпопада, Кривотолка, Нравоучителя, а также сочинителей трагедий, комедий и пастушеских идиллий. Под масками этих персонажей угадываются имена В. Петрова, Лукина, Чулкова, Хераскова, хотя замечания Новикова далеко выходят за рамки отдельных личностей и, безусловно, имеют обобщающее значение.

Собеседник Автора, представляя ему характеристики различных типов писателей, в заключении пугает его беспощадными критиками и призывает оставить мысль о журнале. Но Автор-Новиков отвечает ему одним словом: – «Нельзя». Он знает, что на избранном им пути встретятся многие беды и препятствия, однако решение его непреклонно: он принимает на себя звание Живописца и будет изображать «наисокровеннейшие в сердцах человеческих пороки». И тогда Собеседник дает ему последний совет – слушать критические замечания какого-либо разумного и доброжелательного друга и никогда не разлучаться «с тою прекрасною женщиною, с которою иногда тебя видел: ты отгадать можешь, что она называется Осторожность».

Совет этот был благоразумен, но, преподав его себе, Новиков не думал удерживаться и сразу же выступил с гневными критическими статьями. В 3 и 4-м листах «Живописца» он поместил сатирические зарисовки врагов просвещения и культуры – щеголя Наркиса Худовоспитанника, Кривосуда, Щеголихи, Молокососа, Волокиты. По общему замыслу эта статья заставляет вспомнить первую сатиру Кантемира «На хулящих учения. К уму своему», однако выведенные в ней персонажи – это уже несколько иные, современные Новикову фигуры, на сорок лет моложе своих собратьев, описанных Кантемиром, но не уступающие им в своей вражде к просвещению.

В одном из первых листов «Живописца», а именно в пятом, Новиков поместил наиболее сильное и значительное выступление по крестьянскому вопросу – «Отрывок путешествия в***И***Т***». Статья была сопровождена примечанием издателя: «Сие сатирическое сочинение под названием путешествия в*** получил я от г. И.Т. с прошением, чтобы оно помещено было в моих листах. Если бы это было в то время, когда умы наши и сердца заражены были французскою нациею, то не осмелился бы читателя моего попотчевать с этого блюда, потому, что оно приготовлено очень солено и для нежных вкусов благородных невежд горьковато».

Горько и солено... Трудно найти более верное и краткое определение жизни крепостных помещичьих крестьян, которую описал неизвестный путешественник. За три дня своей поездки он не нашел ничего, «похвалы достойного. Бедность и рабство повсюду встречались со мною во образе крестьян. Непаханные поля, худой урожай хлеба возвещали мне, какое помещики тех мест о земледелии прилагали рачение». Путешественник всюду расспрашивал о причинах крестьянской бедности и «всегда находил, что помещики их сами тому были виною». Перед глазами читателя встает деревня Разоренная. Развалившиеся хижины, крытые соломой, теснятся друг к другу. Всюду бедность и грязь. Людей не видно: они на барщине, работают в поле. В избе, куда заходит путешественник, он видит трех младенцев, оставленных без всякого присмотра, и спешит оказать им помощь. Дурной воздух причиняет приезжему обморок. Приходя в себя, он просит воды, но пить ее не может «по причине худого запаха». Лучшей воды нет во всей деревне.

«Отрывок путешествия» написан кратко и сильно. Очевидец крестьянских бедствий не скрывал своего негодования против помещиков, которые не имеют никакой заботы «о сохранении здоровья своих кормильцев». Пятый лист «Живописца» возбудил толки среди читателей и вызвал недовольство тех из них, кто увидел себя в лице владельцев деревни Разоренной.

В своей статье «Русская сатира в век Екатерины» Н.А. Добролюбов особо выделил этот «Отрывок», поразивший его антикрепостническим духом. Невысоко оценивая в целом сатирические выпады журналов XVIII в., которые не выступали против коренной причины всех бед русской жизни – самодержавия, а критиковали по мелочам, он писал: «Гораздо далее всех обличителей того времени ушел г. И.Т., которого «Отрывок из Путешествия» напечатан в «Живописце». В его описаниях слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе». Приводя далее обширные цитаты из «Отрывка», Добролюбов замечает: «Тирада эта очень резка, и, кажется тогдашнее благочиние вообще строго посмотрело на эту статью. Некоторых мест из нее даже нельзя было напечатать»[7]. Добролюбов находит, что «Отрывок» гораздо глубже, чем остальные материалы «Живописца», ставит проблему крепостного права, видя в нем «источник зол в народе». Критик считает, что в этой статье «бросается сильное сомнение на законность самого принципа крепостных отношений»[8]. Никакие другие материалы сатирических изданий 1769–1774 гг. этого вопроса не пытались затрагивать.

Именно так поняли «Отрывок» и современные читатели. И прежде чем продолжать печатание «Отрывка», Новиков счел необходимым предварить его некоторыми пояснениями. В 13-м листе «Живописца» появилась статья «Английская прогулка», в которой излагалась беседа издателя с одним доброжелательным читателем. Новиков стремится разъяснить, что в «Отрывке» автор вовсе не желал огорчить «целый дворянский корпус». Он имел в виду только тех помещиков, которые дворянскую власть употребляют во зло и тем самым вредят не только своим крестьянам, но и всему государству.

Передавая затем слова собеседника, Новиков напоминает об английской грубости, которую в России именуют «благородною великостью духа», и предлагает считать «Отрывок» «в английском вкусе написанным: там дворяне критикуются так же, как и простолюдины». Отсюда и идет название этой статьи.

Вслед за «Английской прогулкой» в 14-м листе «Живописца» Новиков напечатал продолжение «Отрывка путешествия». Начало его написано в характерной для изданий XVIII в. манере перечисления обычных сатирических персонажей – богачей, судей, подьячих, щеголих, ревнивых супругов и любовников, игроков, купцов, врачей, с описанием, кто как заканчивает свой день, проведенный без всяких трудов, в забавах и обманах ближнего. Всем им противопоставлена иная категория людей, на защиту которых выступил «Живописец», – честных, но угнетенных земледельцев, крепостных мужиков. Лишь к ночи «крестьяне, мои хозяева, возвращались с поля в пыли, в поте, измучены и радовались, что для прихотей одного человека все они в прошедший день много сработали».

Это само по себе очень выразительное напоминание Новиков дополняет конкретными подробностями, раскрывающими тягости крестьянской жизни. Оказывается, барин требует, чтобы его хлеб убирался в первую очередь, а мужицкий урожай может пропасть под дождем, что крестьяне работают даже по воскресеньям, вовсе не имеют отдыха и даже не удивляются этому: «Ведь мы, родимой, не господа, чтобы и нам гулять, полно того, что и они гуляют...».

Путешественник долго размышляет о бедственном состоянии крестьян, а на следующее утро решает ехать в деревню Благополучную: «хозяин мой столько насказал мне доброго о помещике той деревни, что я наперед уже возымел к нему почтение и чувствовал удовольствие, что увижу крестьян благополучных». Но он так и не побывал в этой счастливой деревне. В третьем издании «Живописца» 1775 г. под текстом «Отрывка» было приписано: «Продолжение сего путешествия напечатано будет при новом издании сея книги». Четвертое издание, вышедшее в 1781 г., разумеется, не имело обещанного продолжения. Его вообще не существовало, как не было в России деревень Благополучных.

Вопрос об авторе «Отрывка путешествия» доныне продолжает оставаться нерешенным, несмотря на то, что изучается на протяжении столетия. Он составляет любопытную и важную историческую загадку, для раскрытия которой нет необходимых документальных данных, почему на этот счет можно высказывать только более или менее убедительные догадки.

В науке существуют два мнения: автором «Отрывка» может быть либо Новиков, либо Радищев. Третья точка зрения, согласно которой «Отрывок» приписывался И.П. Тургеневу[9], не получила поддержки исследователей и вскоре после ее возникновения была оставлена.

На возможность расшифровать прописные буквы в заглавии «Отрывок путешествия в***И***Т***» как обозначение слов «Издатель Трутня» осторожно указал акад. Л.Н. Майков . Гипотезу об авторстве Новикова энергично утверждал Г.П. Макогоненко[10]. С аналогичным мнением выступила Л.В. Крестова[11]. Взгляды этих исследователей разделяет Д.Д. Благой[12].

Другая точка зрения имеет своим родоначальником сына писателя Павла Александровича Радищева. Когда умер отец, ему было 19 лет. В течение всей свой жизни он собирал сведения о Радищеве, и опубликованные им материалы вообще отличаются достоверностью. Свое мнение о том, что «Отрывок» написан его отцом, Павел Радищев высказал в 1858 г.[13] Наиболее подробно затем аргументировал авторство Радищева В.П. Семенников[14]. Его доказательства приняли Я.Л. Барсков[15], Г.А. Гуковский[16], П.Н. Берков[17], в свою очередь дополнившие их рядом новых указаний. Полемизируя с Л.В. Крестовой, в пользу Радищева выступала также Н.В. Баранская[18].

Не входя в подробное рассмотрение этого вопроса и отсылая интересующихся к специальной литературе, перечисленной в подстрочных примечаниях, укажем только на следующее. Утверждения Г.П. Макогоненко о том, что в третьем издании «Живописца» собраны только произведения Новикова, а следовательно, «Отрывок» также принадлежит ему, и о том, что Новиков делает «публичное заявление», что все материалы третьего издания «мое сочинение», – целиком опровергнуты П.Н. Берковым[19]. В третьем издании «Живописца» напечатаны статьи ряда других авторов, оно вовсе не представляет собой собрания сочинений Новикова, а само слово «сочинение» в XVIII в. имело не только тот смысл, который в него вкладывается в наше время, но и обозначало «журнал». «Остается признать, – заключает П. Н. Берков, – что третье издание «Живописца» не является «собранием сочинений» Новикова, а представляет отбор лучших сатирических произведений разных авторов, преимущественно Новикова, Фонвизина, а также Радищева, Сушковой и других, ранее печатавшихся в «Трутне» и первом издании «Живописца»[20].

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21