<<<     ΛΛΛ     >>>   

Хотя название «белги» встречается уже у Цезаря, население нынешней Бельгии никогда не было этнически однородным. Начало будущей лингвистической границе положили еще в V в. салические франки. В средние века разрозненные феодальные графства (Фландрия, Намюр, Брабант и другие) соединились в конце концов под властью герцогов Бургундских, а затем в качестве приданого Марии Бур-гунской перешли к Габсбургской монархии. При Карле V Нидерланды («Семнадцать провинций») получили относительную автономию. В итоге восстания против испанского владычества в конце XVI в. северные провинции страны приобрели независимость под именем Соединенных Провинций (будущая Голландия), тогда как южные оставались под властью Габсбургов и были предметом постоянной франко-испанско-австрийской борьбы, причем отдельные провинции то и дело переходили из рук в руки. С 1792 г . территория нынешней Бельгии двадцать два года находилась под французской оккупацией. После падения Наполеона она была отдана королю Голландии. В результате революции 1830 г . голландское владычество было свергнуто. Бельгия стала самостоятельным королевством,

Преобладающей силой в новом государстве стала валлонская буржуазия и земельная аристократия. Хотя фламандцев в Бельгии было больше, чем валлонов, государст-

326

венным языком был французский, которым пользовался весь господствующий класс. Фламандский язык трудящегося населения Фландрии считался мужицким и не употреблялся в официальных документах. В 1866 г. двоих рабочих, не знавших французского языка, франкоязычные судьи приговорили к смерти, даже не дав им оправдаться, и только после казни появились сомнения в их виновности. Не было у фламандцев и собственной интеллигенции, так как старая протестантская элита эмигрировала в Голландию, а новая интеллигенция еще не народилась.

Но вечно так продолжаться не могло. Социально-экономическое развитие Фландрии сопровождалось ростом фламандского национализма. В 1898 г. (68 лет спустя после получения независимости!) фламандский язык, унифицированный по образцу голландского, стал официально вторым языком Бельгии. В 1910 г. фламандцы получили право иметь собственные средние школы. Но только в 1930 г. был «фламандизирован» Гентский университет, и лишь в 1932 г. фламандский язык стал обязательным в начальных школах Северной Бельгии.

Надо ли говорить, что столь медленный прогресс вызывал растущее недовольство фламандского населения? К тому же в последние десятилетия произошло серьезное перераспределение экономических сил. Раньше Валлония была одним из самых богатых индустриальных районов Европы, сильно опережавшим Фландрию. Однако кризис угольной промышленности и некоторые другие обстоятельства затормозили ее развитие. Ныне, напротив, индустриализация Фландрии идет быстрее — тут оказывается более современная техническая база, обилие рабочей силы, близость моря, наличие крупных портов. Еще в 1955 г . доход на душу населения в Валлонии был выше, чем во Фландрии, сегодня дело обстоит наоборот. Неуклонно снижается и удельный вес валлонского населения. В XIX в. в Валлонии жило 3%,ав1961г. — только 33 % населения Бельгии (51,2% — на Брюссель и окружающие его общины со смешанным населением). Заметно уменьшилось и культурно-лингвистическое неравенство, хотя в этом отношении перевес остается на стороне валлонов.

Но именно это выравнивание сил вызывает усиление конкуренции и опасений у обеих сторон. Фламандцы жалуются, что их численное превосходство все еще не нашло

327

соответствующего признания и они по-прежнему дискриминируются в сфере языка и культуры. Валлоны жалуются на агрессивность и притеснения со стороны фламандцев. Конфликты и споры, доходящие до уличных баталий, охватывают буквально все районы страны и все сферы общественной и личной жизни.

Один только пример. В результате крайнего обострения отношений был принят принцип: все фламандское должно быть сосредоточено во Фландрии, все валлонское — в Валлонии. Но на территории Фландрии находится основанный в 1426 г. знаменитый католический Лувснский университет, где когда-то преподавали Эразм Роттердамский, анатом Везалий, Корнелий Янсен и другие. Две секции этого университета — французская и фламандская — насчитывают больше студентов, чем три других бельгийских университета, вместе взятых. Но «Лейвен» (фламандское название Лувена) — фламандская община, и, следовательно, здесь не место франкоязычному университету. В течение нескольких лет фламандские националисты вели борьбу под лозунгами: «Лейвен фламандский!», «Вон валлонов!» В феврале 1968 г. напряжение достигло апогея. Раскололись по национально-лингвистическому признаку обе главные буржуазные партии и социалистическая партия Бельгия, ушло в отставку правительство, и даже католические епископы (университет-то католический) не смогли договориться друг с другом. В конце концов единственно возможным решением оказалось — вывезти франкоязычную часть университета в Валлонию. Формально университет остается единым, но фактически делится на две части: фламандский «Католический университет в Лейвене» и французский «Лувенский католический университет» где-то в Валлонии. А как делить лаборатории, оборудование, библиотеку?

Даже небольшие общины со смешанным населением нелегко разделить по языковому принципу. Но еще тяжелее проблема столицы — Брюсселя. Формально Брюссель двуязычен, языковое равенство доходит до смешного: на Северном вокзале информация по радио передается сначала по-фламандски, затем по-французски, а на Южном -наоборот, сначала по-французски, потом по-фламандски. Но фактически это город франкоязычный, причем распространение французского языка усиливается. В 1947 г.

328

75,8% брюссельцев были франкоязычными, а в 1968 г. это соотношение стало уже 82,3 против 17,7% (в абсолютных цифрах — 886 тыс. против 100 тыс. человек). Если так пойдет дальше, то к 1990 г. число людей, считающих своим языком фламандский, не превысит 13%. Для самих брюссельцев это не создаст особых трудностей: 70% опрошенных сказали, что они лично не испытывают напряженности- из-за языковых проблем, а половина считает сами эти проблемы искусственно созданными. Но фламандцы, приезжающие в Брюссель, нередко чувствуют себя в нем иностранцами. Недовольство и ревность, вызванные сосредоточением в столице материальных богатств и культурных ценностей, неизбежно принимают при этом националистическую окраску,

Как среди фламандцев, так и среди валлонов растут экстремистские организации. В Шотене (недалеко от Антверпена) владелец одного ресторана развесил по стенам виньетки, на которых фламандский лев и валлонский петух пожимают друг другу руки. Этого оказалось достаточно, чтобы толпа шовинистов учинила набег на ресторан, перебила посуду и переломала мебель.

Разные страны — разные проблемы. В Бельгии и Канаде центральным идеологическим символом служит язык, в Северной Ирландии — религия. Но языковые, религиозные, культурные различия, как ни важны они сами по себе, никогда не вызывают массового национального движения, если за ними не стоят более глубокие социально-экономические противоречия, затрагивающие коренные интересы населения. В Северной Ирландии, как показал В.И.Ленин еще на опыте событий весны 1914 г., за религиозным делением (католическое меньшинство, в котором преобладают ирландцы, и протестантское большинство — выходцы из Англии) стоит глубокая социальная проблема: угнетение католического меньшинства протестантскими помещиками и буржуазией. Языковой барьер в Канаде отражает историческое отставание франкоязычной провинции Квебек и глубоко укоренившееся экономическое, социальное и культурное неравенство англо— и франкоканадцев.

Там, где подобных проблем нет, частные культурно-лингвистические трения не перерастают в серьезный конфликт.

329

Характерный пример — Швейцария, которую Ленин считал образцом максимально демократического решения национального вопроса, насколько это вообще возможно при капитализме.

Во-первых, швейцарское государство всегда строилось как многонациональное, и многоязычие было узаконено здесь задолго до того, как язык стал идеологическим символом формирующейся нации. Уже в средневековой Швейцарской лиге, официальным языком которой был немецкий, свободно употреблялись также французский и итальянский языки. Конституция 1848 г., преобразовавшая конфедерацию суверенных государств в современное федеральное государство, формально установила равенство немецкого, французского и итальянского языков, к которым позже был добавлен ретороманский.

Во-вторых — и это не менее важно, — языковые барьеры не совпадают в Швейцарии с культурными, религиозны-; ми и административными границами. Швейцарские кантоны очень разнообразны по своим условиям, и чувство региональной принадлежности («местный патриотизм») развито у швейцарцев значительно сильнее, чем у французов или немцев. Но поскольку все школьные, религиозные, культурные вопросы подведомственны кантональному, а не федеральному законодательству, это уменьшает вероятность культурно-лингвистических конфликтов. Еще важнее, что экономические различия также не совпадают с лингвистическими границами. Из пяти крупнейших швейцарских городов, насчитывающих свыше 100 тыс. населения, два (Женева и Лозанна) — франкоязычные, три (Цюрих, Базель и Берн) — немецкоязычные. Деление на аграрные и индустриальные районы также не связано с языковым и религиозным. Одна этнолингивистическая группа не пользуется здесь привилегиями в ущерб другой, и это объясняет сравнительно «мирное» развитие Швейцарии..

Стоит этим условиям измениться — и картина становится иной. «Благополучная» Швейцария «славится» дискриминацией иностранных рабочих, составляющих почти треть ее рабочей силы и лишенных элементарных гражданских прав; в последние годы у швейцарцев отмечается сильный рост шовинизма и враждебности к рабочим-иностранцам, особенно итальянского происхождения.

330

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Кото 144 рый ставит формирование детского самосознания в зависимость от конкретных форм предметной
Однако суть самосознания
Право на существование имеют только аналитические исследования
чем положение галилея
Отсутствие действенной новой идеологии привели к оскудению политической жизни молодежь общества