<<<     ΛΛΛ     >>>   

2. Капиталистическая действительность . Духовные отцы экономического либерализма были кем угодно, только не бессовестными эксплуататорами. Редко когда на экономику возлагались столь большие, прямо-таки псевдотеологические надежды, как в начале индустриального века. Охваченные трогательным оптимизмом, старые либералы верили, что отныне начнется — после снятия оков со свободной конкуренции — счастливый век под знаком всеобщего благосостояния и братства различных слоев населения. Предустановленная гармония рынка автоматически-де ведет к осуществлению социальной справедливости.

Индустриальный век на самом деле достиг огромных экономических успехов. У рынка и конкуренции своя динамика. Опираясь на естественные науки, привлеченный новыми возможностями свободной конкуренции, человек систематически овладевает ранее скрытыми силами природы. Он загнал их в физическую, химическую и биологическую технику, которая стала в своем стремительном развитии основой современной экономики и скелетом нашей цивилизации. Одно изобретение и открытие следовало за другим. Средний возраст людей вырос с 35 до 70 лет. Заметно вырос жизненный уровень низших слоев населения.

И все же эра экономического либерализма привела к опасному социальному дискомфорту и вызвала к жизни «социальный вопрос». Рабочие, лишенные собственности, вначале не объединен ные в профсоюзы, могли участвовать в конкуренции как владельцы не собственности, а лишь своей рабочей силы. «Имей собственность, и будешь прав», говорит пословица. Удивительно то, что Адам Смит в захватывающем месте своего главного произведения ясно указал на необходимость равенства стартовых возможностей. Он пишет о борьбе между рабочими и предпринимателями: «Нетрудно, однако, предвидеть, какая из этих двух сторон должна при обычных условиях иметь преимущество в этом споре и вынудить другую подчиняться своим условиям... Во всех таких спорах хозяева могут держаться гораздо дольше... не нанимая ни одного рабочего, (они — перев.) могли бы в общем прожить год или два на капиталы, уже добытые ими. Многие рабочие не могли бы просуществовать и неделю, немногие могли бы просуществовать месяц, и вряд ли хотя один из них мог бы прожить год, не имея работы»12 .

В насмешку над всеми оптимистическими ожиданиями как раз в первой половине XIX века рабочие оказались в невыразимой нищете. «Один из старых титанов, пролетарий», — писал «Историко-политический журнал» в 1847 г., «тайно восстал и тихими шагами подошел к хаосу этого времени» 13. «Примитивный капитализм», который насильственно подчинил человека «совокупности материальных средств производства» и обращался с ним как с «орудием», противоречит, как говорит Папа Иоанн Павел II, достоинству человека. Поэтому «буря солидарности», которая поднялась в XIX веке против «унижения человека» и против «неслыханной эксплуатации в области оплаты труда, условий труда и заботы о личности рабочего», была «оправданной с точки зрения социальной морали» (LE 7_8).

Справедливая оценка тогдашней судьбы пролетариата не позволяет, правда, приписывать всю вину свободной конкуренции, а обязывает учитывать, что перед лицом непрерывно растущего количества населения не хватало совокупного общественного продукта, чтобы обеспечить всем достойное человека удовлетворение потребностей. Луи Огюст Бланки считал тогда: «Хотя Земля и велика и еще в значительной степени не освоена, все же большое количество людей торопится на банкет жизни»14.

Но именно здесь становится очевидной серьезная неудача старого экономического либерализма: хотя потребность в товарах разного рода была чрезвычайно велика и хотя не было недостатка в людях, желающих работать, то и дело вспыхивали — с почти фатальной регулярностью — обусловленные не внешними, а внутренними причинами конъюнктурные кризисы, которые ввергали в нужду миллионы рабочих и их семей. С начала индустриального века различаются три больших конъюнктурных волны. Первый цикл длинной волны, который длился с 1787 по 1842 гг. и пережил скачок в экономическом развитии, 6 раз потрясали конъюнктур ные кризисы. Второй цикл длинной волны, который определялся строительством железных дорог и интенсивно распространяющейся промышленной экспансией, длился — опять-таки прерванный кризисами в течение 8_10 лет — с 1843 по 1897 гг. Третий цикл длинной волны, для которой были характерны, по Шумпетеру, электричество, мотор и химия, простирался — по-прежнему перемежаемый кризисами — с 1898 до большого мирового экономического кризиса 1929_1931 (Так в тексте — Прим. перев.) годов. В концу двадцатых годов концентрация и всевластие экономики, а также губительная конкуренция приняли такой размах, что автоматизм конкуренции уже не мог больше создать новый баланс сил. Почти повсеместно господствовала массовая хроническая безработица, причем не по политическим, внешним, а по внутренним, либерально-экономическим причинам. Началась эра активной государственной конъюнктурной политики. В то же время мировой экономический кризис 1929_31 годов в духовном плане был временем рождения неолиберализма , хотя неолиберальная система была создана лишь в более поздние годы.

3. Неолиберализм открыто признает неправильное развитие старого либерализма и пытается более или менее отгородиться от него. Так, например, Александр Рюстов говорит о «тяжелой патологической дегенеративной форме» рыночного хозяйства XIX и XX веков, которое было разрушено изнутри «разрастанием тенденций господства монополий» 15. Чтобы устранить эти недостатки, нужно исходить при формировании новой экономической жизни из четырех существенных предпосылок:

а) Рыночное хозяйство и свободная конкуренция — это не одно и то же. Старый либерализм требовал свободы договора и свободы конкуренции, при этом, однако, не замечая, что путем образования монополий свобода конкуренции может быть снята с помощью свободы договора. Только в случае обоюдной полной деловой конкуренции частный интерес будет служить общему благу. Следовательно, господству рынков должны препятствовать монополии, частичные монополии, олигополии, картели, синдикаты, концерны и т.п. Однако неизбежные монополии должны быть взяты под общественный контроль.

б) Деловая конкуренция не возникает сама по себе, ее должно в значительной мере создать государство . Согласно неолиберальному пониманию государство — не просто ночной сторож, оно должно в большей мере задавать экономике то состояние, которое обеспечивает свободной конкуренции возможности развития: путем признания частной собственности и свободного ценообразо вания, открытия рынков, контроля или запрещения монополий. Это конституирующее и регулирующее вмешательство государства в экономику должно быть рыночно-конформным, т.е. оно не должно упразднять механизм цен и обусловленное им саморегулирова ние рынка. Поэтому следует отказаться как от рыночно-неконфор мных мер от дотаций, насильственно привязанной к иностранной валюте экономики, замораживания цен, запретов на инвестиции и т.п. Согласно неолиберальному пониманию, обеспечиваемая конституирующей и регулирующей экономической политикой свободная деловая конкуренция является регулятивным принципом экономики, «третьим путем» между капитализмом и коллективизмом. И христианство, «даже так хорошо организованное католическое», не знает лучшего решения относительно экономического строя, ведь «знаменитая, но недостаточно изученная» энциклика «Quadragesimo anno» приходит, в сущности, к «тому же результату» 16. Между неолиберализмом и Христианским социальным учением нет «никакой подлинной противоположности» 17.

в) Есть «целый ряд вещей, которые недоступны рыночному механизму, но которые важны для человеческих интересов» . Нельзя, например, «отослать к рынку» людей, «пассивных по отношению к рынку», поскольку они не способны «по тем или иным причинам заботиться о себе рыночным образом, потому что они больны, потому что они слабы, потому что они стары»18. Палеолиберализм «политически правых» предполагает, «что желудок рыночного хозяйства реагирует на каждый политический факт судорогами и тошнотой, в то время как левые считают этот желудок просто железным и думают, что он выдержит любое жестокое обращение с ним и переварит любое инородное тело» (Франц Бем).

г) Неолиберализм отвергает как оскорбительный упрек в том, что он подчиняет интересы людей рыночному механизму. Рынок выполняет «всего лишь служебную функцию», он — «не самоцель», а должен вести «к максимально благоприятному снабжению людей»19. Нельзя также возложить на неолиберализм ответственность за то, что некоторые сторонники старого либерализма сегодня предпочитают называть себя «неолибералами».

По сравнению с палеолиберализмом неолиберальная теория, несомненно, означает определенное приближение к принципам Христианского социального учения. И все же толкование и оценка рыночного механизма по-прежнему обнаруживают глубокие противоположности. Согласно неолиберальным представлениям, регулятивным принципом экономики является «суперэмпирическая закономерность рынка», который «со своей принуждающей властью» ближе к «метафизической картине строя», чем то, «что люди считают хорошим» (Отто Вайт)20. В противоположность этому Христианское социальное учение отстаивает то положение, что ни атомизированный рынок, ни господство монополий не могут осуществить цели экономики. Теория о том, что экономика «обладает своим регулятивным принципом в рынке, т.е. в свободной конкуренции, благодаря которой она совершеннее регулирует самое себя, чем это смогло бы вмешательство какого-либо создания ума», не учитывает «ни общественную, ни нравственную природу экономики» (QA 88). Экономика — не автомат, а созданный упорядоченной и организующей волей человека, и не в последнюю очередь государства, культурный процесс. Срочные задачи, поставленные сегодня по реализации целей экономики и общего блага: широкая дисперсия имущества, непрерывный, не сдерживаемый конъюнктурными кризисами рост экономики, предотвращение массовой безработицы и т.п., нельзя решать на основе лишь рыночных закономерностей. Там, где отсутствует «необходимая экономико -политическая деятельность государства», которая «способствует, стимулирует, регулирует, устраняет недостатки и обеспечивает целостность», или ее недостаточно, «быстро наступает беспомощная сумятица, там господствует наглая, без угрызений совести эксплуатация чужой беды более сильными, которые — к сожалению — везде и всегда размножаются как сорняки в пшенице» (MM 58). С другой стороны, конкуренция в экономике, направлен ной на достижение общего блага, «оправданна и безусловно полезна» (QA 88). Потому что «там, где отсутствует частная инициатива индивидов, в политической области господствует тирания, там останавливаются некоторые отрасли экономики, там не хватает тысячи разных жизненно необходимых предметов потребления и услуг... которые особо требуются, чтобы вызвать, пробудить радость творчества и прилежания индивидов» (ММ 57). Хотя экономика поддается управлению и нуждается в нем, она все же не является функцией государства; как сфера культуры она в большей мере включена в социальное пространство между индивидом и государством. Поэтому субсидиарность требует, «чтобы обществен ные предприятия, а также многочисленные предприятия, в которых преимущественно происходит процесс обобществления, действительно могли бы развиваться с правовой гарантией», причем, конечно, всегда должно быть обеспечено «соответствие общему благу» (ММ 65).

[Дальнейшее значительное развитие церковного учения об экономическом строе представляет энциклика «Centesimus annus». Она окончательно преодолевает предубеждение Карла Маркса о том, что будто бы может быть либо «социалистичес кое», либо «капиталистическое» общество. Она рассматривает это в связи с двумя историческими вехами, относящимися к 1945 и 1989 годам. Вначале Папа выражает радость по поводу того, что «в некоторых странах... наблюдаются положительные усилия воссоздать после военных разрушений демократическое и вдохновляемое идеалами социальной справедливости общество, которое лишает коммунизм революционного потенциала», создаваемого обилием эксплуатируемых и угнетенных. Такие попытки «вообще стремятся поддерживать механизм свободного рынка» (CA 19). Знатоки, наверное, ожидали бы здесь термина «социальное рыночное хозяйство». Однако Папа избегает этого специфически немецкого словообразования, хотя по существу описывает, вплоть до подробнос тей, этические основы строя и экономико-политические следствия социального рыночного хозяйства: понятиями «свобода» и «социальная справедливость» обозначены этические основы, понятиями «рыночный механизм» и «общественный контроль» — оба основополагающих элемента строя. С помощью понятий «определенное изобилие предложений работы», «прочная система социального обеспечения и профессионального обучения», а также преодоления «товарного характера» труда путем обеспечения трудовым правом его «достоинства» формулируются главные цели социального рыночного хозяйства.

Вторая историческая веха — 1989 г. Папа ставит вопрос: «Можно ли сказать, что — после краха коммунизма — побеждающей общественной системой становится капитализм и что в направлении к нему следует устремлять усилия стран, которые пытаются реконструировать свою экономику и общество? Быть может, именно эту модель необходимо предложить странам Третьего Мира, которые ищут пути подлинного экономического и гражданского прогресса?» (CA 42) Энциклика отвечает: «Если под «капитализмом» понимается такая экономическая система, которая признает главную и положительную роль предпринимательства, рынка, частной собственности и вытекающей отсюда ответственности за средства производства, свободную творческую деятельность человека в секторе экономики — ответ, несомненно, будет положительным» (CA 42). Тем самым Папа дал не только верное определение свободной экономики, но и ясно показал в следующем предложении, что он считает термин «капитализм» достаточно проблематичным для ее обозначения: «Может быть, было бы более уместно говорить об «экономике предприятия» или о «рыночной экономике» или просто о «свободной экономике». Но вторая часть ответа ясно показывает, что под «капитализмом» можно понимать нечто совсем иное: «Но если под «капитализмом» понимается система, при которой свобода в экономическом секторе не включена в надежный юридический контекст, который ставил бы ее на службу целостной человеческой свободе и рассматривал как особое измерение этой свободы, с этическим и религиозным корнем, — в таком случае ответ будет решительно отрицательным» (CA 42).

Итак, юридически неупорядоченное, так сказать, дикое и не признающее ценностей рыночное хозяйство отвергается. Кроме того, дифференцированно отражена «задача государства в области экономики ». Прежде всего важна принципиальная констатация: «Экономическая деятельность, в особенности рыночная экономика, не может осуществляться в структурном, юридическом и политическом вакууме. Она предполагает, наоборот, надежность гарантий в том, что касается личной свободы и собственности, не говоря уже о стабильной валюте и эффективном коммунальном обслуживании». В этом заключена «главная задача государства» (CA 48).

Наряду с упомянутыми целями социального рыночного хозяйства Папа ставит в качестве дополнительных задач экологическую чистоту всей экономической деятельности и этическую совместимость мирового товарообмена для всех народов: «Задачей Государства является забота о защите и охране таких коллективных благ, как естественная среда обитания и человеческая среда, сохранение которых не может быть обеспечено простыми рыночными механизмами. Подобно тому, как во времена старого капитализма Государство считало своим долгом защищать основные права трудящихся, так и теперь, при новом капитализме, оно и общество в целом несут на себе долг защищать коллективные блага, которые, помимо всего прочего, представляют собой своего рода рамки, в которых только и возможно для каждого законно преследовать свои индивидуальные цели» (CA 40).

Именно здесь сталкиваются с новой ограниченностью «рынка как такового: существуют такие коллективные и качествен ные потребности, которые невозможно удовлетворить посредством механизмов рынка: имеются важные человеческие нужды, которые не поддаются его логике; есть такие блага, которые — по самой их природе — не могут и не должны продаваться и покупаться. Безусловно, рыночные механизмы предлагают надежные преимущества: помогают, среди прочего, лучше использовать ресурсы; благоприятствуют обмену продуктами и, прежде всего, ставят в центр волю и предпочтения личности, которые при соглашении встречаются с волей и предпочтения ми другой личности. Однако эти механизмы заключают в себе опасность «идолопоклонства» перед рынком, который игнорирует существование тех благ, которые по самой своей природе не являются и не могут быть простым товаром» (CA 40). Этими важными различениями значительно углубляется теория социально ориентированного рыночного хозяйства в плане ее антропологического обоснования и объема ее применения. Это — самое значительное разъяснение «социальных указаний» Церкви по вопросам экономического строя со времени аналогичных изложений Пия XI в «Quadragesimo anno» (1931).]

§ 2. Экономический строй в представлениях социализма

Подобно тому, как палеолиберализм судит об экономическом строе иначе, чем неолиберализм, представления коммунистически -коллективистского социализма восточного мира о содержании и функциях экономического строя так же существенно отличаются от соответствующих представлений свободно-демократического неосоциализма западного мира.

1. В учении об экономическом строе, которое представляет коммунистически-коллективистский социализм, различаются два основных пункта:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Атмосфера современного общества секуляризирована
Человеческая личность носитель своего мышления
Прежде всего трудности начисления зарплаты часто приводят
Дети родителей
Определяющих всю историю человечества