Чехонин Б.И. Журналистика и разведка. В КОРРИДОРАХ КРЕМЛЯ И КГБ было контрразведки тасс

Австралийский след ЦРУ. Он чуть было не получил в Москве дальнейшего продолжения. Коллега из ТАСС познакомил меня с дочерью Русакова, помощника Брежнева, ставшего впоследствии секретарем ЦК КПСС. Милая молодая женщина недавно вернулась из Японии вместе с мужем. Семейная жизнь не ладилась. Она решила заполнить образовавшийся жизненный вакуум учебой в аспирантуре Института международных отношений, выбрав Австралию в качестве темы будущей кандидатской диссертации. Кто как не я, только что вернувшийся из этой страны, был в состоянии ей помочь и советами и литературой. Так я стал бывать в доме на Малой Бронной, где квартира ее родителей занимала целый этаж по соседству с членом Политбюро ЦК КПСС Сусловым. Дочь хотела учиться и стать независимой. Мама же – и ее можно понять – считала: учеба учебой, но прежде всего необходимо устроить личную жизнь. Ей хотелось поскорее заиметь внуков. Но как трудно удачно выдать замуж дочь отца, занимающего столь высокий пост в ЦК КПСС! Претендентов на брак пруд пруди, но они должны отвечать самым строгим требованиям: привлекательная внешность, перспективная работа и, конечно, идеальная анкета. После долгих поисков кандидат все-таки был отобран. Им оказался некто Огородник, подающий надежды дипломат. За его плечами числились годы зарубежной работы в Латинской Америке. Мама торжествовала. Дочери сделали официальное предложение, и она дала согласие новой пассии. И вдруг судьба сделала неожиданный зигзаг. Претендент на руку чудесной Олечки погиб. Мне ее было по-настоящему жалко. Впрочем, сочувствие скоро сменилось огромной радостью за милую Олю. Выяснилось, что к смерти кандидата имели самое прямое отношение две весьма авторитетные в мире организации: Комитет государственной безопасности СССР и Центральное разведывательное управление США. Дело в том, что Огородник оказался талантливым и перспективным агентом, завербованным американцами несколько лет назад в Колумбии, где он работал вторым секретарем нашего посольства. По свидетельствам одних, ЦРУ сыграло на его материальных трудностях. Молодому советскому дипломату срочно потребовалось вернуть в бухгалтерию посольства 800 долларов США, присвоенных им при продаже машины. Где взять такую крупную по тем временам сумму? Он обратился за помощью к знакомому колумбийцу – тот оказался агентом местной контрразведки. В итоге Огородника передали ЦРУ.

По другим сведениям – от самого заслуженного аса советской контрразведки генерал-лейтенанта Боярова, грудь которого украшают 32 правительственные награды, – ЦРУ разыграло женскую карту. Соблазнить возможного агента поручили красавице испанке, которую специально доставили из Европы. Как бы там ни было, став американским агентом, Огородник зарекомендовал себя мастером на все руки – не только добывал нужную ЦРУ информацию, но и по заданию американской разведки проводил акции по физическому устранению неугодных лиц, в частности с помощью изготовленного в США яда скрытого действия ликвидировал советскую гражданку – свою любовницу и жену сотрудника торгпредства в Колумбии, подозревавшую его в шпионаже.

Разоблачить Огородника было непросто. Он пользовался доверием нашей контрразведки. Еще будучи студентом МГИМО, поддерживал тесную связь с Московским управлением КГБ – доносил на друзей, информировал о настроениях студентов из социалистических стран. После его возвращения из Колумбии такая связь с органами продолжалась. Только с полковником Игорем Петрухиным он провел 16 оперативных встреч. Некоторые из них состоялись в бане. В Москве по возвращении из-за рубежа ему предложили пойти в аспирантуру МГИМО. Через год-два он мог бы стать обладателем завидной научной степени. Это открыло бы для него блестящие перспективы роста, впрочем, как и для его хозяев из Лэнгли. Но, видимо, за океаном не захотели терять время и дали отбой учебе. Из всех предложений Огородник выбрал одно – работу в Управлении внешнеполитического планирования МИДа. Здесь он явно проигрывал в заработной плате и не имел перспектив служебного роста. Это не могло не обратить на себя внимание сотрудников контрразведки. Кстати, их в управлении было немало. И возглавляли это подразделение министерства на протяжении многих лет светлые умы. Одним из них был мой хороший знакомый еще по работе в обществе "СССР – Япония", кадровый разведчик и член-корреспондент Академии наук СССР Сергей Леонидович Тихвинский, автор блестящих книг и научных трудов. Привлекала к себе внимание и еще одна особенность поведения Огородника: в отличие от "нормальных" работников управления он проявлял самое горячее желание оставаться на ночные дежурства. Когда кабинеты практически вымирали, он доставал из кармана портативную камеру "минокс" и переснимал шифротелеграммы и отчеты послов, в первую очередь из Вашингтона. Все, о чем сообщал советский посол Добрынин, оказывалось на столах руководителей ЦРУ.

Постепенно возникли другие подозрения. За Огородником была установлена постоянная слежка. Куда бы он ни поехал, за ним следовал хвост "наружки". Подозрения вызывали и его настойчивые ухаживания за дочерью Русакова. Когда сотрудники контрразведки окончательно убедились, что они на верном пути, было решено доложить об этом Андропову. Поначалу он проявил колебания. Речь шла о человеке, вхожем в семью "правой руки" Генерального секретаря ЦК КПСС. Тут легко можно столкнуться с серьезными неприятностями. И все-таки, в конце концов, шеф КГБ проявил смелость – дал добро на проведение "спецмероприятий". В квартире Огородника установили камеру наблюдения – "визир", а у соседей, этажом выше, посадили сотрудника контрразведки. Благодаря умному прибору он смог зафиксировать работу дипломата над расшифровкой полученных из Лэнгли радиограмм. Во время очередного свидания с Огородником в бане сотрудник органов достал из его карманов ключи от квартиры и сделал с них слепки. На следующий день, стоило Огороднику уйти на работу, в квартире провели обыск. Найденные там предметы свидетельствовали – подозреваемого можно брать. В батарейках, спрятанных в фонаре, находились пленки с шифроблокнотами, конкретными заданиями ЦРУ, условиями связи.

21 июня 1977 года Огородник был арестован. Около 22 часов, когда он вернулся домой, у двери его поджидали сотрудники контрразведки. В квартире они на глазах хозяина вскрыли тайник со шпионским оборудованием. Жениху дочери секретаря ЦК КПСС и по совместительству американскому агенту было некуда деваться. Он с ходу признался в сотрудничестве с ЦРУ, показал все тайники в квартире, сообщил, где находятся шифровальные таблицы, оружие. После допроса ему предложили тут же дать письменные показания. Он сел за стол, взяв лежавшую на нем ручку, написал: "Я, Огородник Александр Дмитриевич, хочу заявить следующее..." – и вдруг резким движением поднес эту ручку ко рту и стиснул зубами ее колпачок с ядом. На глазах чекистов агент захрипел, откинулся на спинку кресла, его тело свела каменная судорога. Потом он обмяк, впал в кому, изо рта пошла кровавая пена. Все усилия спасти его на месте не увенчались успехом. Через пару часов Огородник умер в институте Склифосовского.

И тут вся талантливо разработанная операция чуть было не лопнула мыльным пузырем. Американский агент погиб достойно. Сотрудники контрразведки, казалось, сели в лужу – не смогли выявить его конкретные связи с дипломатами из посольства США. И все-таки они сумели прыгнуть, что называется, выше головы. Проявив океан изобретательности, генерал Бояров и его подчиненные Вячеслав Кеворков и Владимир Костыря смогли спасти, казалось, безнадежно проигранную партию – арестовать с поличным сотрудницу ЦРУ вице-консула посольства США Марту Петерсон при закладке шпионского контейнера, предназначенного для Огородника. В ЦРУ не знали, что агент изобличен и покончил с собой. В ходе следствия контрразведчики вознамерились вызвать на беседу для дачи показаний Олечку, к счастью, избежавшую участи жены американского агента. Намерению не суждено было осуществиться. Запрет на беседу с Олечкой наложил лично председатель КГБ Андропов. "Вы что, хотите поссорить меня с секретарем ЦК КПСС?" – заявил он своим генералам.

В 1977 году, когда жизнь дописала эту печальную страницу в истории несостоявшегося замужества, я был, к счастью, уже далек от Олечки и Малой Бронной. Иначе жизнь грозила бы новыми бедами. Но я не знал в то время, что судьба столкнет меня скоро и с генералом Кеворковым, и с полковником Костырей, и даже с самим их начальником первым заместителем председателя КГБ генерал-полковником Григорием Федоровичем Григоренко, шефом советской контрразведки.

в начало

Сахаров и Солженицын под прицелом КГБ

...Новая работа в ТАСС. Ох как не похожа она на то, чем приходилось заниматься в "Известиях" и даже в Австралии в бытность там корреспондентом информационного агентства! С освещением зарубежной жизни покончено. Центральный комитет партии ставит перед руководством ТАСС, а оно перед моей редакцией, более важную задачу – накануне пятидесятилетия со дня образования СССР придать нашей событийной информации на заграницу новый характер – превратить ее в наступательную политическую пропаганду. Заведующий сектором печати ЦК КПСС Иван Алексеевич Зубков учит нас, журналистов ТАСС: "Надо использовать все информационные жанры для показа торжества идей ленинизма. Информация – это прежде всего агитация. Не беззубое, беспристрастное сообщение фактов, а подбор их в таком виде, в таком порядке, чтобы они сами кричали за нас, за наше дело!"

Итак, партия ставит перед нами очевидную задачу: объективизм неприемлем. Подтасовка фактов – вот что требуется от журналистов! Если хочешь уцелеть на работе, показать свою "политическую зрелость", изволь препарировать тассовскую информацию так, чтобы она "кричала за нас, за наше правое дело".

Я и журналисты моей редакции вынуждены демонстрировать свою "политическую зрелость". Многие из нас "погорели" на работе в Париже, Сингапуре, Токио и других столицах. Недаром тассовцы прозвали редакцию "отстойником для невыездных". Для нас КГБ закрыло наглухо выезд за рубеж. А вдруг ухитримся сбежать на Запад? ЦРУ не дремлет и может нам в этом смысле помочь! Невольно на ум приходило сравнение с участью многих ученых, арестованных органами в сталинское время. Их заставляли работать в "шарашках". Хочешь выйти на волю – изобретай!

И мы в свою очередь "изобретали", умело препарируя истину, ради одного – вернуть себе не право на свободу, времена изменились, а то, что в ЦК и КГБ называли "политическое доверие" партии и органов государственной безопасности. В обязанность по-настоящему опытных журналистов редакции входил не только искусный подбор "стреляющих фактов". Руководство ТАСС поручило нам две других важных миссии. Первая – стать своего рода журналистской школой для офицеров советской разведки, направляемых на работу за рубеж под "крышей" корреспондентов ТАСС, газет и политических еженедельников. Сколько прошедших эту школу молодых разведчиков и сегодня работают на ниве журналистики в странах Америки, Азии и Европы! И вторая, еще более важная миссия, – стать активными участниками борьбы ЦК партии, правительства и КГБ против "идеологических диверсий Запада" и все более крепнущего "финансируемого ЦРУ диссидентского движения в СССР".

Время стерло в памяти детали освещения этого нового витка холодной войны, начатого Западом и ведомством Андропова по инициативе Брежнева и "главного идеолога партии" Суслова. Равно как забылись многие подробности журналистских встреч и разговоров, в которых довелось участвовать в авторитетных кабинетах Пятого управления КГБ на Лубянке. И все же кое-что память безвозвратно не похоронила. Она порой подобна компьютеру. Включаешь команду "поиск" – и на тебе, удача! На экране монитора появляется, думалось, навсегда утраченный текст.

Как забыть, к примеру, встречи в кабинете Филиппа Денисовича Бобкова? Если главным идеологом в партии являлся Михаил Суслов, то в КГБ эту ответственную роль играл генерал-полковник, впоследствии генерал армии и первый заместитель председателя Комитета государственной безопасности Филипп Бобков. При первой же нашей встрече он произвел самое позитивное впечатление: умный, энергичный, не боящийся решать самостоятельно самые сложные политические вопросы, иногда без перестраховки и консультаций с отделами ЦК КПСС. Такие бы качества генералу Ивану Павловичу Абрамову, сменившего его на посту начальника Пятого управления КГБ СССР! Недаром Филипп Денисович сумел выстоять при Горбачеве, а при Ельцине после отставки получить длинный ряд заманчивых предложений занять высокие посты в банках и коммерческих организациях. Когда пишутся эти строки, его должностной оклад в "МОСТ-банке" равен окладу президента США.

Но, как говорится, и на солнце есть пятна. Шеф "жандармского управления" не мог знать всего, особенно деталей восприятия фактов советской жизни на Западе. Как-то Филипп Денисович пригласил меня к себе для очередного инструктажа. Политбюро по инициативе КГБ приняло решение об обмене на Луиса Корвалана и высылке из страны известного диссидента Владимира Буковского. Первую сенсационную информацию на зарубежье было поручено дать по каналам ТАСС. Буковского хорошо знали на Западе. Печать была полна сообщений о нем как о "борце за свободу", "герое, безвинно подвергающемся мучениям в СССР".

– Вы должны опозорить его в вашем материале, – инструктировал меня генерал, – сорвать с него маску героя!

– Опозорить, но как? Быть может, вы дадите соответствующие факты? К примеру, что он мошенник, алкоголик, наркоман, наконец, гомосексуалист? Если же мы сделаем упор только на его борьбу с советской властью, то у нас ничего не получится. В западном понимании это и есть героизм – бороться всеми доступными средствами против советского строя, который обещал "похоронить" капитализм.

Мой собеседник на минуту задумался, видимо, взвешивая сказанное.

– Нет, мы не располагаем компроматом такого рода, – прервал он воцарившееся молчание. – Да у нас и не было возможности собрать такие сведения. Буковский постоянно находится в заключении. Стоит его выпустить, он тут же снова берется за свое – создает вооруженные группы из антисоветчиков, проводит со своими соратниками учебные стрельбы в лесу. В итоге мы опять сажаем его в тюрьму.

Так и пришлось в информации сделать упор лишь на одной детали "компромата" – вооруженной борьбе против существующего строя и выпуске враждебной литературы. Не думаю, что такое сообщение смогло "опозорить" Владимира Буковского в глазах Запада.

В кабинетах Пятого главка регулярно давались и другие установки. В сообщениях о Сахарове нас обязывали постоянно подчеркивать не только его связи с теми западными кругами и организациями, представлявшими собой "агентуру ЦРУ", но и выделять сделанный якобы Сахаровым призыв к Западу сбросить на Советский Союз как можно скорее ядерную бомбу. Вот, мол, подлинное лицо "правозащитника", стремящегося уничтожить собственный народ!

Солженицына, о высылке которого на Запад первое сообщение выдала моя редакция ТАСС, обвиняли в другом: созданный им Русский общественный фонд помощи преследуемым и их семьям фактически финансируется ЦРУ.

1 | 2 | 3 | 4

Евгений