1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19

В 1835 г. «Молва» вновь начала выходить самостоятельно, отдельно от «Телескопа», в формате газеты (четвертая доля листа, две колонки); в ней появились постоянные отделы, причем основным был отдел «Литературная хроника». Белинский в особом примечании к «Литературной хронике» в №1 «Молвы», признав справедливость прежних неудовольствий читателей «бедностью библиографических известий» в «Молве», обязуется расширить отдел и придать библиографическим материалам «Молвы» большую объективность и принципиальность: «В наступившем году «Литературная хроника» будет по возможности полною... Но заранее просим извинения у гг. сочинителей, переводчиков и издателей, «Молва» принимает девизом своей «Литературной хроники» стих Державина: «Стоять – и правду говорить!..» (XIII, 270).

Что касается «Телескопа», то первые шесть номеров за 1835 г., подготовленные при Надеждине, были по-прежнему скучны. Решительные изменения к лучшему в «Телескопе» произошли после отъезда Надеждина за границу, где он провел время с июня по декабрь 1835 г., оставив Белинского работать вместо себя.

В отсутствие Надеждина Белинский выпустил шесть номеров «Телескопа» и двадцать шесть – «Молвы». К сотрудничеству он привлек своих друзей по кружку Н.В. Станкевича – М.А. Бакунина и В.П. Боткина, а также молодых поэтов – А.В. Кольцова, В.И. Красова, К.С. Аксакова, беллетриста П.Н. Кудрявцева и др.

При Белинском заметно усилился интерес «Телескопа» к вопросам политико-экономическим: почти в каждом номере печаталась статья на экономическую тему. Но больше всего оживлению «Телескопа» способствовали работы самого критика. При Белинском усиливается борьба «Телескопа» и «Молвы» с реакционной периодикой, появляются положительные отзывы о Н. Полевом.

Надеждин, вернувшись в Москву, не противился тому направлению, которое придал Белинский его изданиям. Очевидно, это объяснилось тем, что, порвав с университетом, – Надеждин вышел в отставку перед поездкой за границу, – он чувствовал себя более независимым. В 1836 г. Надеждин вместе с Белинским ведет полемику с «Московским наблюдателем» как изданием светским, аристократическим, довольно строго оценивает книгу Шевырева «История поэзии» и вообще поддерживает полемический пыл своего молодого сотрудника.

Можно было предполагать, что «Телескоп» поднимется во мнении читателей и с 1837 г. тираж его возрастет; до этого журнал печатался в 500–800 экземплярах. Но этого не произошло: за напечатание в №15 журнала «Философического письма» П.Я. Чаадаева «Телескоп» и «Молва» в октябре 1836 г. подверглись запрещению. Чаадаев официально был объявлен сумасшедшим, Надеждина, который поместил «Письмо» не из солидарности с автором, а для оживления журнала, как дискуссионный материал, сослали в Усть-Сысольск и затем перевели в Вологду, а цензора А.В. Болдырева, пропустившего «Письмо», отстранили от должности.

«Философическое письмо» Чаадаева, проникнутое глубоким пессимизмом, неверием в великую историческую роль России и русского народа, содержало резкий протест против показного казенного «благополучия», гневное осуждение всей феодально-крепостнической системы с ее жестокостью, тиранией, насилием. В «Былом и думах» (глава 30) Герцен определил «Философическое письмо» как «выстрел, разразившийся в темную ночь», от которого «надобно было проснуться». По словам Герцена, «Письмо» Чаадаева потрясло всю мыслящую Россию. «Оно имело полное право на это».

Во время истории с «Философическим письмом» Белинского не было в Москве: в конце августа он уехал в имение Бакуниных Прямухино. В его квартире был произведен обыск, изъяты некоторые бумаги, и когда в ноябре Белинский возвращался в Москву, его задержали на заставе. Но ничего компрометирующего у Белинского не отыскалось, и он больше не привлекался к делу о «Философическом письме».

Запрещение «Телескопа» и «Молвы» прервало развернувшуюся журнально-критическую деятельность Белинского почти на полтора года – до марта 1838 г., когда в его руки перешел журнал «Московский наблюдатель».

Что касается Надеждина» то по возвращении из ссылки он некоторое время жил в Одессе, принимал участие в работах Общества любителей истории и древностей. Потом Надеждин поселился в Петербурге и с 1843 г. до самой смерти, последовавшей в 1856 г., редактировал «Журнал министерства внутренних дел», где напечатал много серьезных научных статей по географии, этнографии и статистике России. Исполняя поручение министерства, он занимался также изучением жизни и быта раскольников и опубликовал несколько исследований на эту тему.

в начало

ЖУРНАЛИСТСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В.Г. БЕЛИНСКОГО В 1830-е ГОДЫ

Место Белинского в истории русского освободительного движения с исчерпывающей полнотой определено В.И. Лениным в статье «Из прошлого рабочей печати в России». В.И. Ленин писал: «Предшественником полного вытеснения дворян разночинцами в нашем освободительном движении был еще при крепостном праве В. Г. Белинский»[38].

Несмотря на то, что Белинский жил и действовал в дворянский период русского освободительного движения, – он умер в 1848 г., – самим содержанием, направлением своей деятельности он намечал уже новую эпоху – эпоху разночинцев, революционеров-демократов. Белинский был зачинателем революционно-демократических традиций в русской философии, эстетике, социологии, истории и теории литературы, в журналистике и литературной критике.

Белинский открыл новую страницу в русской журналистике и как практик, который всю свою жизнь отдал работе в периодической печати, и как теоретик, создавший стройную систему взглядов по вопросам журналистики – свой журналистский кодекс, и как историк, наметивший методологические принципы изучения периодики прошлого, которые нашли дальнейшее развитие в историко-журналистских работах Чернышевского и Добролюбова.

Из всего того, что было напечатано Белинским, только три произведения увидели свет не на страницах периодики – книга «Основания русской грамматики» (М., 1837), брошюра «Николай Алексеевич Полевой» (Спб., 1846) и работа «О жизни и сочинениях Кольцова», напечатанная в качестве вступительной статьи в однотомнике «Стихотворений» поэта (Спб., 1846). Все остальные печатные выступления Белинского (числом более тысячи) появились на страницах журналов и газет. «Умру на журнале и в гроб велю положить под голову книжку «Отечественных записок», – решительно заявлял Белинский в письме к В.П. Боткину 14 марта 1840 г., подчеркивая свою кровную, неразрывную связь с журналистикой.

Белинский не только сотрудничал в периодике; многие годы он выступал как фактический редактор и руководитель изданий. В Москве Белинский в 1835 г. редактировал журнал «Телескоп» и газету «Молва», в 1838–1839 гг. руководил журналом «Московский наблюдатель». В Петербурге, куда Белинский переехал в октябре 1839 г., он стоял во главе журналов «Отечественные записки» и «Современник» как основной сотрудник отделов критики и библиографии и неофициальный редактор.

Белинский потому так прочно связал свою жизнь с журналистикой, что в то время, при полном отсутствии политических свобод, журналистике принадлежала первенствующая роль в распространении передовых общественно-политических, научных и эстетических идей. «Для нашего общества журнал – все,... нигде в мире не имеет он такого важного и великого значения, как у нас», – настоятельно доказывал критик (XI, 566).

В Белинском удачно сочеталось ясное понимание необходимости и полезности журналистской деятельности с его талантом и личной склонностью к этому роду занятий. «Журналисты, как и поэты, родятся и бывают ими по призванию», – писал Белинский в «Литературных мечтаниях». И сам он являл собой пример такого журналиста. Его отличала подлинная «страсть к журналистике», любовь к срочной журнальной работе, несмотря на то, что этот изнурительный труд пагубно отражался на его слабом здоровье: Белинский страдал туберкулезом легких. «Во время усиленной работы я чувствую себя даже здоровее, крепче, сильнее, бодрее и веселее, чем в обыкновенное время», – говорил Белинский (XII, 404). Писал он с лихорадочной быстротой, очень легко, без помарок и переделок: чувствуется, что мысль ясна автору, он сразу находит способы ее выражения.

В журналах Белинский выступал преимущественно как литературный критик, как историк и теоретик литературы, и не потому, что критика была его истинным и исключительным призванием, а потому, что в эпоху 1830–1840-х гг. в печати можно было толковать только о литературе: согласно цензурным правилам, даже простые информации о внутренней политике России не допускались на страницы частных изданий. Доведенный до отчаяния необходимостью «рабьего молчанья», Белинский жаловался друзьям:

«Да и если бы знали вы, какое вообще мученье повторять зады, твердить одно и то же – все о Лермонтове, Гоголе и Пушкине; не сметь выходить из определенных рам – все искусство да искусство! Ну какой я литературный критик! Я рожден памфлетистом – и не сметь пикнуть о том, что накипело в душе, отчего сердце болит!».

Он придавал большое значение своим полемическим выступлениям в печати. «Я в мире боец, – неоднократно повторял Белинский. – Я больше горжусь, больше счастлив какою-нибудь удачною выходкою против Булгарина, Греча и подобных сквернавцев, нежели дельною критическою статьею» (XI, 503).

Начав как литературный критик, Белинский с течением времени расширяет пределы литературной критики, все чаще в своих статьях затрагивает волнующие современников общественные темы, проявляет «страстное вмешательство во все вопросы» (Герцен). Это стало возможным для Белинского, во-первых, потому, что в 1840-е годы он преодолевает многие свои заблуждения и ошибки и твердо становится на позиции материализма, революционного демократизма и социализма. Во-вторых, постоянно сотрудничая в периодических изданиях, Белинский приобрел богатый опыт и навыки в обходе цензуры, в уменье намеками и недомолвками говорить с «проницательным читателем» по вопросам, выходящим за пределы литературы и искусства; читатели же к середине 1840-х годов были уже подготовлены, приучены им к чтению «между строк», к пониманию «эзопова языка». Когда, например, они встречали в статье Белинского «Литературные и журнальные заметки», напечатанной в «Отечественных записках» в конце 1843 г., слова «смелостью доходят люди до сознания новых истин, смелостью движется общество» (VIII, 37), то совершенно точно могли понять, о какого рода смелости в данном случае идет речь.

Путь Белинского от литературной критики к критике литературно-публицистической хорошо определил Чернышевский, который писал в восьмой статье «Очерков гоголевского периода русской литературы»: «Мы можем видеть, как расширяется круг предметов, говорить о которых Белинский считает своею главною обязанностью, и как чисто литературный взгляд его все более и более оживляется, соединяясь с заботою о других потребностях общества, как самая литература все яснее и яснее является Белинскому служительницею интересов не столько искусства, сколько общества» (III, 275).

Осуществив органическое сочетание литературной критики с публицистикой, Белинский подготовил дальнейшее развитие русской критики, открыл дорогу Чернышевскому, Добролюбову, Писареву.

Белинский был не только критиком-публицистом, но и критиком-художником, поднявшим литературную критику на уровень подлинного искусства. Никто из современных Белинскому критиков (за исключением Пушкина) не обладал таким тонким эстетическим чувством, таким даром художественного, образного мышления. Не только современников Белинского, но и читателей последующих поколений поражает его способность чувствовать и понимать искусство, до малейших тонкостей постигать художественные особенности анализируемого произведения.

Еще будучи студентом Московского университета, Белинский выступил в печати как поэт и критик-полемист.

В малозаметной московской газетке «Листок» было помещено стихотворение Белинского «Русская быль» (1831, №40–41), написанное под сильным влиянием русских народных песен и романтических баллад. В том же «Листке» Белинский опубликовал свою первую литературно-критическую работу – рецензию на анонимную брошюрку о трагедии Пушкина «Борис Годунов» (№45). Белинский резко обрушивается на современную ему журнальную критику, оказавшуюся неспособной понять и правильно оценить пьесу. С тонкой иронией отзывается он о статье Надеждина, посвященной пушкинской трагедии. Сказав, что «в одном только «Телескопе» «Борис Годунов» был оценен по достоинству», Белинский объяснил, что это сделано Надеждиным скорее по тактическим соображениям, чем в результате глубокого постижения новаторства Пушкина – «только для того, что он, г. Надоумко, как сам признается, любит плавать против воды, идти наперекор общему голосу и вызывать на бой общее мнение».

Журнальная и литературно-критическая позиция Белинского находилась в тесной зависимости от его философских и общественно-политических взглядов.

Вся восемнадцатилетняя деятельность критика распадается на два периода: московский (1830-е годы) и петербургский (1840-е годы).

В 1830-е годы Белинский выступал как демократ, но демократ-просветитель; в это время он борется против крепостного права, за свободу человеческой личности, за счастье народа, но свои надежды возлагает на развитие просвещения и еще не говорит о революционном переустройстве общества. Как философ, Белинский стоит на идеалистических позициях, совершив переход от субъективного идеализма в середине 1830-х годов к объективному идеализму в конце периода. Однако есть все основания утверждать, что в 1830-е годы Белинский принимал идеализм не до конца, что в его философском мировоззрении были элементы материализма, которые, постепенно накопляясь, направляли развитие критика в сторону полного овладения материализмом. Именно последовательный демократизм и материалистические элементы мировоззрения даже при общей идеалистической позиции давали Белинскому возможность в 1830-е годы выдвигать такие положения, от которых он не отказался и впоследствии.

Уже в 1830-е годы Белинский начал создавать свою теорию реализма, разрабатывать основы подлинно демократической критики и журналистики. Борьбу с реакционной печатью вел Белинский всю жизнь.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19