1 | 2 | 3 | 4

Лапин был уникальным руководителем не только потому, что из тогдашней партноменклатуры пошел работать, «исполнять» отведенную ему роль не за страх, а за совесть. Он любил телевидение как женщину. А любить он умел и был способен в критически острый, решающий момент своей жизни любовь к женщине поставить выше карьеры.

После войны из Комитета по радиоинформации, где Лапин тогда работал заместителем председателя, в ЦК КПСС стали поступать сигналы о том, что он изменяет жене, живет с сотрудницей, которая забеременела от него. Коммуниста Лапина вызвали в ЦК и предложили выбор: или бросай любимую женщину, или уходи с работы. Он ушел с работы, оставил первой жене, от которой не было детей, прекрасную по тем временам квартиру, мебель – все что имел.

Лапин был счастливым человеком: он создал семью с любимой женщиной, которая подарила ему троих детей. Сам выросший без отца, в бедняцкой семье, он высоко ценил роль семьи, ее благополучие, лад в жизни своих близких.

Моя первая встреча с Лапиным, который уже более месяца занимал кабинет председателя Гостелерадио, состоялась 15 июня 1970 года, на следующий день после выборов в Верховный Совет СССР. Я отвечал тогда за прямую трансляцию из пунктов голосования в Москве и других городах страны. Эта первая встреча могла оказаться последней. К тому времени почти все мои коллеги – главные редакторы Центрального телевидения – уже были сняты со своих постов новым председателем, а на меня в тот день обрушился поток его жестких обвинений, суть которых сводилась к следующему: почему вы показали полупустой избирательный участок, где голосовали за Леонида Ильича, и переполненные залы в Харькове и Кишиневе, где народ празднично поддерживал будущих депутатов? Ведь это же была единственная прямая передача о выборах в стране, которую принимала вся Европа. Своей передачей вы поссорили телевидение с партийным активом... И потом, что это за текст: «Я иду к избирательному участку, а на улице стоят новые дома, магазины». Кому нужна эта показуха?

И тут я вспомнил, что когда шел вчера на избирательный участок, действительно видел на нашей улице недавно построенный новый магазинчик. Доведенный до нервного «зашкаливания», я в ответ бодро ляпнул: «Я шел по улице, где были новостройки. Надо выбирать дороги, которые ведут к выборам». Воцарилась тишина, а я продолжал: «Нельзя было такую передачу ставить в эфир в два часа дня, летом в жару, когда известно, что избиратели уже разъехались по дачам. А время эфира выбирало руководство». Снова тишина. Затем последовал лапинский вывод: «Или вы, товарищ Егоров, отвечаете лично передо мной за каждое слово в эфире, или нам с вами не работать». Я только и успел сказать «хорошо», поднялся – и к двери. Вдруг слышу: «Стой!» Повернулся и еле-еле удержался, чтобы не спросить: «Ну что еще?» А он вышел из-за стола, протянул мне свою руку и просто сказал: «До свидания». Присутствовавший на заседании Э.Н. Мамедов, первый заместитель Лапина и один из умнейших руководителей Гостелерадио, бросил мне вдогонку: «Подождите в коридоре». Потом у себя в кабинете Энвер Назимович сказал: «По-моему, Лапин считает, что ты честный парень».

Через два месяца по представлению С.Г. Лапина я был утвержден секретариатом ЦК КПСС членом коллегии Гостелерадио, и началась наша непростая, временами невыносимо тяжелая, но в целом прекрасная творческая жизнь на телевидении.

В стране происходили то одни, то другие события, которые телевидение должно было освещать. Летом 1972 года складывались очень плохие виды на урожаи. Вся европейская часть СССР могла оказаться в плену голода, только в Сибири созревал богатый урожай, который собрать можно было лишь усилиями всей страны. Прямые правительственные обращения к народу могли повлиять на мировые цены на зерно, а внутри – посеять панику. Был найден более тонкий подход: Л.И. Брежнев в те дни совершил поездку по сибирским городам и весям, она проходила без обычной в таких случаях помпы, без протокольных съемок московских телегрупп, что соответствовало настроениям ее участников.

Редакция пропаганды, где я тогда работал главным редактором, заинтересовалась видеозаписями, сделанными местными телевизионщиками. Всего мы отсмотрели шесть часов этих записей. Надо было выбрать из этого материала семь-десять минут, которые бы отразили реальную обстановку в сельском хозяйстве и вселили оптимизм в телезрителей. На этом материале с небольшими досъемками редакция подготовила документальный фильм «Хлеб Востока», в котором правдиво отражалось наше житье-бытье.

Предварительно фильм показали председателю. После просмотра он спросил: «У тебя сейф есть? Положи фильм в сейф, и пусть лежит там до лучших времен». Я с этим не согласился и стал настаивать на политической целесообразности его показа. Обычно переубедить Лапина было весьма и весьма трудно. И вдруг слышу: «Хорошо, покажи его помощнику Брежнева, с которым он ездил в Сибирь, узнай его мнение». Помощник приехал, посмотрел наш фильм и сделал лишь одно пожелание: показать, как армия помогает убирать хлеб. Уезжая от нас, он распорядился: «Фильм завтра поставить в эфир. Леонид Ильич будет смотреть его вместе с секретарями обкомов партии».

Я доложил об этом Лапину, а он спрашивает: «У тебя есть хоть одно сомнение по фильму? Если есть, я его немедленно сниму с эфира». «Нет, сомнений нет», – отвечаю. Признаюсь, в тот момент я лукавил, но решил стоять на своем...

Фильм прошел с успехом, я (как автор сценария) и режиссер Михаил Литовчин получили благодарность и премии от председателя, а позже за эту ленту я был удостоен звания лауреата премии Союза журналистов СССР.

Лапин принимал все серии легендарной 60-серийной телеэпопеи «Наша биография». Главным редактором последних четырнадцати фильмов и автором сценария фильма «Год 1964-й» он назначил меня. Сдача всегда проходила в очень нервной обстановке. Лапин часто срывался на крик, и надо было все вытерпеть, но отстоять очередную серию. Каждый раз перед кабинетом председателя я, тогда еще сорокалетний мужик, никогда не страдавший тяжелыми хворями, глотал нитросорбид или валокордин.

Показываем ему «Год 1967-й». Война на Ближнем Востоке: израильские танки ведут наступление, круша на своем пути ветхие дома арабов. Звучит бравурная музыка из зарубежной хроники. Лапин бросает карандаш на стол и сквозь зубы спрашивает: «А чему радуетесь, товарищ Егоров? Ваши побеждают?». Я не нашелся что сказать. Сюжет сократили, музыку поменяли с победной на траурную.

Сдаем фильм «Год 1968-й». Пятидесятилетие комсомола. Идут кадры, запечатлевшие митинг молодежи на Красной площади. На трибуне мавзолея – Е.М. Тяжельников, тогда первый секретарь ЦК ВЛКСМ, а с 1977 года – заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС. Похоже, Лапиным овладевает чувство зависти к организатору такой демонстрации преданности комсомола партии, ее генеральному секретарю, ведь лавры самого верного его помощника по идеологии могут перейти от него к другому. Он поворачивается ко мне: «Что это за демонстрацию вы устроили? Сократите сюжет!» Я не без ехидства отвечаю, что, мол, неудобно сокращать кадры с изображением заведующего отделом пропаганды. Лапин ломает оказавшийся в его руках карандаш и раздраженно бросает: «Подумайте еще, прежде чем говорить “нет”». Сюжет несколько сократили...

Ему ничего не стоило снять с эфира объявленные передачи, даже если они пользовались огромной популярностью у зрителей и шли годами. Так он поступил, например, с «Кинопанорамой» А. Каплера и с изумительным циклом «История мирового кино», который вел С. Герасимов по учебной программе ЦТ. В области искусства, литературы он считал себя непререкаемым авторитетом, строго следил за «чистотой» эстрады.

Однажды в воскресной передаче «Сельский час», которая шла в дневной перерыв животноводов, редакция решила показать выступление молодежного эстрадного ансамбля «Самоцветы». Что тут началось! На заседание коллегии Госкомитета был вынесен для обсуждения вопрос «Об ошибке В.В. Егорова в передаче “Сельский час”». Лапин обрушился на меня: «Как вы могли нашим дояркам и скотникам показывать дешевую западную музыку, чуждую нашему народу. И это в публицистической передаче, посвященной нашему колхозному строю и сельским труженикам! И потом, как они были одеты: рубашечки, рюшечки!». Тут я нашелся и говорю: «Ребята в ансамбле молодые, только начали выступать. Им и надеть-то нечего!». Сказал и сел.

Воцарилась гробовая тишина, а Лапин (как и всякий раз в подобных случаях) обращается к Мамедову: «Это правда, Эн-вер?». Энвер Назимович подтверждает: да, ансамбль только что сформировался. За меня решил вступиться и главный редактор музыкальной редакции Всесоюзного радио Г. Черкасов, сказавший несколько добрых слов об ансамбле. Тогда началась новая волна критики, но уже в адрес радио. Через полчаса Лапин устал и спрашивает: «Кому поручим написать постановление коллегии об ошибке Егорова?». Все молчат. Я почувствовал, что напряжение спало, и говорю: «Поручите мне, я напишу». Все зашумели, задвигались, а суровый председатель закончил заседание, сказав: «Знаю, ты напишешь». В результате появилось постановление, которое обращало внимание главного редактора Егорова В.В. на необходимость большей требовательности к музыкальному и эстетическому уровню передач.

К 1970 году стало ясно, что приход к руководству страной Л.И. Брежнева со товарищи – не кратковременный эпизод, на что надеялись выходцы из комсомольской элиты А.Н. Шелепин и многие другие. Всех тех, кто рассчитывал на руководящие места во власти в случае воцарения комсомольского вожака, следовало отодвинуть от реальных рычагов управления, быстро и тихо отстранить от руководства КГБ, газетами, информационными агентствами и, конечно, радиовещанием и телевидением.

Тогда-то и появилась у Брежнева идея позвать на телепрестол своего давнишнего знакомого по длительным беседам в Вене, где встречались посол С.Г. Лапин и председатель Президиума Верховного Совета. Видимо, Лапин произвел тогда на будущего генсека очень благоприятное впечатление. Зная твердую руку, ясный ум, личную преданность Лапина, Брежнев сначала направляет его послом в Китай в самый разгар культурной революции, а через два года посылает руководить таким перспективным, мощным средством идеологического воздействия, как телевидение Советского Союза.

Последующие десятилетия показали, что партия сделала по-своему правильный выбор. Итак, в апреле 1970 года председателем Государственного комитета Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию был утвержден Сергей Георгиевич Лапин, опытный дипломат, журналист и политик. Работая генеральным директором ТАСС, бывая в командировках в Японии, он изучал природу и особенности организации телевизионного вещания, внимательно наблюдал за работой советского телевидения. Поэтому уже в первые дни на новом месте председатель принял ряд принципиальных решений, которые во многом оздоровили вещание, укрепили его организационно. Было сокращено около полутора тысяч работников. Действительно, при тогдашнем уровне профессионализма сотрудников, при неуправляемом процессе производства и выдачи программ по четырем каналам Центрального телевидения нужны были решительные меры, чтобы управлять этим новым централизованным массовым средством информации и пропаганды.

Лапин начал с того, что поменял почти весь состав главных редакторов ЦТ, перевел многоопытного Мамедова с иновещания на телевидение, упростил структуру управления, ликвидировав генеральную дирекцию телевидения как лишнее звено между творческими коллективами – редакциями и управлениями Гостелерадио.

Он готовил закрытое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР и содействовал его принятию в июне 1970 года. В постановлении определялись новые задачи государственного руководства отраслью. Госкомитет по радиовещанию и телевидению при Совмине СССР становился Государственным комитетом по телевидению и радиовещанию Совета Министров СССР, что усиливало его роль в управлении телевидением в центре и на местах. Эти документы нацеливали на формирование системы вещания – центрального и местного, на строительство новых телерадиоцентров, на проведение единой технической политики в разработке и приобретении техники, в подготовке и распространении программ.

Ни один советский руководитель телевидения не сделал столько для укрепления отечественного вещания, как С.Г. Лапин. Уже появились историки, журналисты, которые судят о нем лишь по личным отдельным встречам, по его отказам принять то или иное творческое предложение писателя, режиссера, сценариста. Эти люди, когда-то обиженные (и часто несправедливо) Лапиным, олицетворяют его деятельность только с цензурой, с зажимом всего яркого, талантливого, творческого. Для многих деятелей местного вещания он был выразителем интересов центра, безжалостно урезавшим творческую и техническую инициативу регионов. Лапин не всегда считался с мнениями руководителей обкомов, ЦК компартий союзных республик, и они чувствовали его высокомерие, пренебрежительное отношение к просьбам и запросам с мест.

Созданное в системе Гостелерадио СССР главное управление местного телевидения и радиовещания играло в большом творческом всесоюзном коллективе роль чиновника-распределителя. За качество местных программ отвечало местное руководство, а за региональные передачи, отобранные редакциями ЦТ для показа по общесоюзным каналам, несли ответственность эти редакции. За главным управлением местного телевидения оставалась диспетчерская роль. Таковы были плоды и издержки централизации вещания.

Лапин добился от секретариата ЦК КПСС, чтобы все аналитические (читай: критические) материалы по проблемам телевидения, которые готовились в центральной печати, перед опубликованием передавались бы ему для «предварительного анализа». Со временем читатели с удивлением обнаружили полное отсутствие критических материалов о телевидении. И так продолжалось несколько лет.

Не избежал Лапин и весьма распространенной в те годы болезни советских руководителей всех уровней – говорить одно, а делать другое. Так, он горячо и, в общем-то, искренне призывал сделать главным героем передач человека труда – рабочего и крестьянина. На деле же все годы его работы на посту председателя Гостелерадио СССР были временем растущего культа Л.И. Брежнева, который и стал настоящим героем экрана. Начав с сюжетов – почти ежедневных – в программе «Время» о деятельности генерального секретаря ЦК КПСС, о его вкладе в успешную внутреннюю и внешнюю политику СССР, телевидение из года в год наращивало усилия по формированию нового культа личности. Правда, Лапин вел эту линию с известной долей осторожности. Так, в начале 80-х годов один из секретарей областной парторганизации потребовал широко показать по Центральному телевидению открытие бюста Брежнева в городе Иванове. Лапин позвонил (при мне) генсеку и сказал ему что-то вроде того, что «услужливый дурак опаснее врага». После разговора с Брежневым Сергей Георгиевич отчитал ретивого секретаря от своего имени. Как они потом встречались на пленумах ЦК, где заседали оба, история умалчивает.

На работе у Лапина не было друзей, были знакомые с разными сроками совместной службы, к одним он благоволил, других постепенно залавливал. Но даже тех, кого считал приятелями, не допускал близко к сердцу. С трудом, скрепя сердце, выполнял он чью-либо «руководящую» просьбу взять на работу родственника или знакомого кого-то из окружения членов политбюро.

Были у него свои привязанности, которые он сохранял всю жизнь, но следил, чтобы эти привязанности не мешали его политическому имиджу. Известно, что в трудные для Лапина времена его поддержал и принял на работу в МИД СССР, а затем и продвигал по дипломатической линии В.М. Молотов. Всякий раз, когда заходил разговор об этом деятеле, Лапин очень уважительно отзывался о нем. Но вот прошли десятилетия, и 90-летний Молотов остался наедине со своими воспоминаниями и архивом. Будучи главным редактором главной редакции образовательных и научно-популярных программ, я предложил председателю записать на видеопленку воспоминания В.М. Молотова, а затем полностью или фрагментарно опубликовать их. Вначале он заколебался, затем позвонил секретарю ЦК КПСС «посоветоваться» и получил решительный отказ. Осмелиться нарушить запрет Лапин не мог – школа не та.

В 1975 году на должность главного редактора учебной редакции ТВ Лапин пригласил бывшего главного редактора газеты «Правда» П.С. Сатюкова (уволенного в ходе октябрьского переворота 1964 года). Но здоровье у того пошатнулось, вскоре он умер. В 1977 году я был переведен в эту редакцию.

Прошел ровно год после смерти Сатюкова. Я пришел к Лапину и, зная его старинные дружеские связи со своим бывшим сослуживцем еще по отделу пропаганды ЦК КПСС, предложил возложить к могиле Сатюкова венок от имени Гостелерадио. На кладбище собрались пойти почти все сотрудники редакции. Моя инициатива неожиданно вызвала у Лапина ярость. «Как! – кричал он. – Семья его не может приобрести венок? Пусть его жена снимет со стены хоть одну картину – и сможет приобрести не один, а десяток венков! Знаешь, как Сатюков скупал дорогие картины в антикварных магазинах? В определенный день комиссия переоценивала их – порой в несколько раз, а первым покупателем в этот день являлся Сатюков со товарищи. Так многие бесценные картины стали собственностью его семьи. Кстати, ты знаешь, сколько орденов Ленина у Сатюкова? Шесть. Теперь у меня столько же». Пришлось редакции скидываться по рублю-другому, но венок на кладбище мы все же принесли...

Лапин любовно руководил телевидением и как средством информации, и как видом искусства. Нередко казалось, что Сергею Георгиевичу ближе всего передачи литературные, поэтические, музыкальные, театральные. Он по-настоящему любил искусство, неплохо знал его, ценил дар литературный, писательский и, возможно, сам обладал им. Мог часами беседовать с крупнейшими писателями, актерами, режиссерами, читать наизусть малоизвестные стихи А. Белого, С. Есенина и Других поэтов. Многие деятели культуры, уходя от «грозного председателя», были поражены его эрудицией, тонким пониманием эстетического в жизни и на телеэкране.

И все-таки Лапин был прежде всего политиком, одним из столпов коммунистического режима на его излете, преданно и последовательно проводившим линию на превращение телевидения в инструмент КПСС.

Как-то Лапин при мне позвонил Брежневу и спросил, хорошо ли мы показали его накануне в программе «Время». «Хорошо, все хорошо, Сергей», – похвалил стареющий генсек. «Значит, у вас нет замечаний к телевидению?» – обобщил лукавый председатель. «Нет-нет», – подтвердил Брежнев. Лапин тут же связался с секретарем ЦК по идеологии и заявил ему: «Я сейчас разговаривал с Леонидом Ильичем, он доволен работой телевидения и никаких замечаний у него нет». Пришлось собеседнику принять эту информацию к сведению: поди проверь, что сказал и что имел в виду генсек.

...Шестого ноября 1982 года был звездный час С.Г. Лапина. Генсек вручал ему орден Ленина и звезду Героя Социалистического Труда. Телевидение, конечно же, снимало это событие в Кремле. И вдруг в торжественный момент вручения награды выскользнули из рук Леонида Ильича и упали на пол. Лапин опустился на колено, поднял коробочки и произнес: «Ничего, Леонид Ильич, наши ребята это вырежут из пленки». Разумеется, в эфир прошли кадры без этого зловещего символа умирающей власти. Через несколько дней после этого Л.И. Брежнев скончался.

С новым руководителем КПСС Ю.В. Андроповым председатель Гостелерадио также нашел общий язык. Тот поддерживал Лапина: за два года до смерти Брежнева они вместе внесли в ЦК предложение о нежелательности расширения телевизионной деятельности Агентства печати «Новости». А ведь уже было принято решение секретариата ЦК усилить внешнеполитическую деятельность средствами телевидения по линии АПН. Это не остановило председателей двух могущественных комитетов (Андропов в то время возглавлял КГБ), их мнение возобладало, и служба теленовостей АПН была закрыта. Лапин не терпел конкуренции.

Сложнее складывались его отношения с К.У. Черненко, который помнил, как Сергей Георгиевич выходил напрямую на Брежнева, игнорируя его окружение. И совсем испортились его отношения с руководством партии, когда генсеком стал М.С. Горбачев, который не мог простить Лапину пренебрежительного отношения к тем поручениям и просьбам, которые он адресовал телевидению, будучи секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Лапин же верил, что сработается с новым руководством, что и Горбачеву будет так же нужен, как до него Брежневу, Андропову, Черненко. Однако этого не случилось.

1 | 2 | 3 | 4