1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23

9 января

Самоходные артиллерийские орудия и минометы в районе 56-го участка каждую ночь обстреливают центр города. Сегодня я пошел заряжать аккумуляторные батареи в подвал, где работает бензиновый двигатель, и попал под такой обстрел. Снаряды взрывались так близко, что меня и моего проводника засыпало осколками.

10 января

Чеченские подразделения ведут контрнаступление на других участках фронта, чтобы оттянуть российские силы от Грозного. Это им удается. Очаговые столкновения прошли от Ингушетии до границы с Дагестаном, в Ачхой-Мартане и Гудермесе. Подразделения федералов отходят от столицы и спешат на помощь частям, попавшим в окружение в других районах Чечни. Линия фронта фактически оголена.

11 января

Чеченские отряды покинули Шали, забрав с собой раненых. Это больше похоже на временное отступление.

Российские военные не в состоянии привести данные об убитых или взятых в плен чеченцах. Генерал Казанцев требует более тщательной проверки беженцев. По его логике, все, кроме женщин, детей до 10 лет и древних стариков, автоматически подозреваются в участии в сопротивлении.

Российское командование ведет себя на редкость неумно: таким образом все мужчины от 10 до 60 лет действительно станут боевиками – у них просто не останется другого выхода.

12 января

Обстрелы Грозного становятся все интенсивнее. Район площади Минутка перепахан полностью.

Я был сегодня под самым сильным обстрелом за все время работы в Чечне – в районе поселка Алды на окраине города. Обстрел ведется с высоты, на которой расположена телевышка. Федералы явно готовятся к решающему штурму, но осада Грозного ослаблена из-за постоянных боев в других районах Чечни. В районах Старой Сунжи и 20-го участка снята вся бронетехника, по чеченским позициям ведут огонь два-три бронетранспортера и БМП.

Вся ситуация соткана из противоречий, из взаимоисключающих эпизодов, которые никак не вяжутся друг с другом. Тут нет никакой нормальной логики. Но, судя по интенсивности артподготовки, решающий штурм города все же планируется на ближайшие дни.

13 января

Вооруженные чеченцы не очень страдают от постоянных обстрелов, они научились хорошо прятаться. За последние дни им удалось подбить несколько бронетранспортеров. В основном от обстрелов гибнут мирные жители. Уровень потерь стабильный: от ста до двухсот человек по всему периоду города.

14 января

Город перекрывается все плотнее. Последний канал, по которому сюда привозили продукты, – Старая Сунжа – практически полностью заблокирован. Продукты на исходе.

Ситуация напоминает блокадный Ленинград. Сто долларов в городе уже не деньги, на них можно купить 8 бутылок подсолнечного масла. Пачка сигарет «Ява» на рыночках, которые стихийно возникают, исчезают во время обстрелов, а потом снова появляются где-то в другом месте, стоит 30–35 рублей, пачка сигарет «Прима» без фильтра – 20 рублей. И это не предел, цены бывают и выше.

В одном из районов во время вчерашнего обстрела завалило подвал, где находилось несколько десятков мирных жителей. Сколько погибших – неизвестно, завал сейчас разбирается.

Я видел машину, перевозящую трупы. Торчали две пары ног – в кроссовках и сапогах. Машины ездят даже в дневное время, при бомбежках и обстрелах.

15 января

У стариков презрение к смерти, но им невыносимо смотреть на мучения близких и друзей. Многие ждут смерти как избавления. Я говорил с русским стариком, которому накануне оторвало ногу осколком. У него ледяное равнодушие к боли. По интонации, голосу, тону разговора невозможно было определить, что он искалечен.

Я попал в отряд под командованием Хизира Хачукаева. С Хизиром или с кем-то из его бойцов мы часто ездили в окраинные поселки Алды и Черноречье. Хачукаев держал позиции возле республиканской больницы, которую несколько раз пытались штурмовать федералы. В Алдах оставалось очень много мирных жителей. Военный комендант района говорил мне, что 25 процентов населения осталось в поселке.

Не было продуктов, муки, дров, голодали даже животные. Я зашел в дом, где жил русский старик. Его кошка подошла и потерлась о мою ногу. Мне нечего было ей дать, я отломил кусочек от лежавшей на столе черствой буханки, и кошка накинулась на этот сухой хлеб.

Последний оставшийся в городе госпиталь каждый раз переезжал на новое место из-за обстрелов. Туда привозили раненных бойцов, и российские самолеты – так называемые летающие лаборатории, определявшие места скопления людей, давали координаты для обстрела.

В полузатопленном грязном подвале при керосиновых лампах врачи умудрялись делать сложнейшие операции. Меня поразила одна из них: под мышкой у женщины была огромная дыра, и хирург извлек осколок рукой.

Врач говорил мне: эта война характерна тем, что осколки крупнее и величина ран гораздо больше.

Министр здравоохранения Чечни Умар Хамбиев сообщил мне, что за три месяца в Грозном были убиты около 20 тысяч человек, а самая большая проблема в том, что тяжелых больных, которым требуются сложные операции, невозможно вывезти из города.

Мест в больнице было очень мало. Легкораненым оказывали первую помощь и отправляли по домам. Раненым было опасно оставаться в Грозном: федеральные военнослужащие считали, что все раненые – боевики. Хамбиев рассказывал, как в больницу в селе Беной, где он работал потом, несколько раз врывались солдаты и пытались увезти всех раненых.

Дозвониться в Москву было невероятно сложно. Иной раз я набирал номер пять часов в день, чтобы передать репортаж. Иногда мне удавалось соединиться на десять секунд, я произносил одну фразу, и из обрывков склеивали что-то вроде репортажа.

Я познакомился с молодым ваххабитом Хусейном, прежде занимавшимся бизнесом в Москве. Он уехал в Чечню за месяц до московских взрывов. Его приятель, полковник ФСБ, предупредил: «Уезжай. Скоро у чеченцев в Москве будут большие проблемы». Хусейн перевел все свои деньги в Германию, послал туда людей организовывать бизнес, а сам поехал в Чечню, купил оружие и начал воевать.

Это был интеллигентный, спокойный и приятный парень, меня удивляло, что он примкнул именно к ваххабитам. Я попросил его свести меня с ваххабитскими лидерами, и мы стали часто заходить в ваххабитские казармы, располагавшиеся в подвалах, общаться с бойцами.

Ваххабитов легко было опознать на улице: бороды, на шапках намотано множество зеленых лент с сурами из Корана, заправленные в носки брюки. Это очень понятный в России тип фанатичного комсомольца – люди, уверенные, что они вправе посредством насилия распространять правильный порядок жизни, навязывать окружающим ценности, в истинности которых они уверены. Думаю, что ваххабитское движение и подпитывается в значительной степени теми же идеями, что и большевизм, – идеями социальной справедливости и распределения. Эти ребята не пили, не курили, не сквернословили, старались воздерживаться от дурных поступков, но вместе с тем относились к людям другой веры как к человеческому мусору, чья жизнь ничего не стоит. Бизнес по похищению людей был до войны освоен именно ваххабитами. Они получали разрешение на захват заложников и торговлю ими от арабских религиозных учителей и своих командиров. Их слепая уверенность в собственном праве порой вызывала даже нечто вроде симпатии. С другой стороны, это были безжалостные подростки, и я понимал, что не будь у меня защиты и попади я к ним при других обстоятельствах – никакой жалости я бы у них не вызвал. Самой распространенной темой разговора у них было: как стать шахидом, погибнуть в бою и сразу же получить место в раю подле Аллаха.

Но вместе с тем в их словах и эмоциях было очень много юношеской бравады. Однажды мы с Хусейном должны были подвезти куда-то трех пятнадцатилетних ваххабитов. Дороги были разбиты, и каждый день авиация намеренно разбивала их еще больше. Вдруг прямо перед нами за углом дома, мимо которого мы ехали, взорвалась одна из ступеней ракеты «земля – земля». Взрыв был колоссальной силы: дождь осколков в полнеба, земля ходила ходуном... Мы выскочили из машины и кинулись в ближайший подвал. Помню, как перепугались юные исламисты. Как котята, они забились в дальний угол подвала. Им было очень страшно, как самым обычным детям.

Я побывал на ваххабитском кладбище в Грозном. Там было 38 свежих могил. Обычно чеченцы развозят свои трупы по родовым кладбищам: человек должен, по их представлениям, быть похоронен там, где лежат его предки. Ваххабиты думают иначе: перед Аллахом все равны, и человека можно хоронить где угодно. Я был там ночью на похоронах двух ребят. Они ехали по городу под обстрелом, в их машину попала самонаводящаяся тепловая ракета, и они заживо сгорели.

в начало

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23