Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Пронин Е.И. доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ Психологические проблемы современной журналистики В современной массовой коммуникации все большее значение приобретают феномены и артефакты, главным фактором которых становится их психологическая компонента. Когда разведенная принцесса Диана погибла вместе с любовником, сыном египетского миллиардера Аль-Хайета, в автомобильной катастрофе, миллионы людей переживали это как личную потерю. Общественное негодование обрушилось на фотографов-папарацци, преследовавших «леди Ди» в стремлении сделать скандальные снимки, чтобы опубликовать их в желтых журналах. Но кто были эти люди, сотнями тысяч рыдавшие в день похорон, складывавшие в памятных местах невообразимые вороха цветов, намеревавшиеся линчевать журналистов, снимавших принцессу Диану в день ее гибели? По большей части те самые читатели, которые и раскупали желтые журнальчики в таком количестве, что их редакции могли «отстегивать» по сто тысяч долларов за одну скандальную фотографию. (Рекордная цена, два миллиона франков, была уплачена за фотоснимок, запечатлевший поцелуй принцессы Дианы и возлюбленного). А если бы не папарацци, кого бы заинтересовала «леди Ди»? Кто бы, вообще, помнил о ней? Мало ли в Англии принцесс, о которых не забывают разве что штатные церемониймейстеры? И кого интересует, что эти принцессы думают, к примеру, о противопехотных минах? Но вот что поразительно. Большинство публикаций о принцессе Диане были либо скандальными (запись телефонного разговора, уличавшая ее в супружеской неверности), либо скабрезными (фоторепортаж с частного пляжа), либо сомнительными (снимки из тренажерного зала), а у массы людей сложилось, тем не менее, светлое представление, идеальный образ современной женщины, которая борется за право быть такой, какая она есть, независимо от выпавшей ей традиционной роли, пусть даже эта роль самая высокая. И такова была сила этой идеализации, что в чопорной Англии разведенной принцессе, частному, в сущности, лицу были отданы государственные почести, в которых приняла участие королевская семья. Национальные лидеры ведущих стран мира выразили свое соболезнование. Знаменитейшие деятели искусств выступили на похоронах со специальными произведениями. И хотя газеты саркастически отметили, что случившаяся в те же дни смерть великой монахини, подвижницы сострадания, лауреата Нобелевской премии, которую весь мир называл Мать-Тереза, привлекала несравненно меньшее общественно внимание, это ничего не переменило. Ремикс Элтона Джона «Свеча на ветру», приуроченный к похоронам «леди Ди», разошелся в 35 миллионах экземпляров компакт-дисков. «Смерть – мероприятие выгодное», – резюмировал в своем духе «Московский комсомолец». А в «АиФ» съехидничали по поводу причитаний одной из поклонниц принцессы Дианы: «Она, так же как и я, водила своих детей в «Макдональдс»». И то, и другое не безосновательно, но мелкотравчато. Когда в «Миллениум» многие редакции и общественные службы проводили анкетирование: «Кто из деятелей оказал наибольшее влияние на мир в XX веке?», – в большинстве случаев на одно из первых мест выходила принцесса Диана. Не Мать-Тереза, не ученый Эйнштейн и не генералиссимус Сталин. Смешно спорить по поводу серьезности этих оценок или репрезентативности подобных опросов. Но надо взять в толк, что, вот, проявилось-таки принципиально новое восприятие гендерных функций и социальных ролей, а значит, не та уже психика и иным стало мышление – общение – поведение людей, включенных в массовую коммуникацию. Получается, что практически любой журналистский текст может теперь стать частью социальной практики, ее, если хотите, функциональным элементом, который одним наличием своим вызывает существенные трансформации в общественной жизни. То, что читатели и даже журналисты в абсолютном большинстве этого как бы не осознают и не учитывают в собственных житейских коллизиях, не меняет существа дела. Журналистам кажется, что они просто «продают новости». Людям кажется, что они просто «удовлетворяют свое любопытство». Но потом оказывается, что поток сообщений подспудно и непредвиденно изменил их мнения и поведение и породил совершенно новые формы социальной практики, которых никак не ожидали и сами журналисты. В глобальном информационном пространстве возникла новая медиареальность, так сказать, психологическая terra incognita. Не существенно, была ли трагическая история принцессы Дианы причиной или всего лишь индикатором тектонического процесса в общественном сознании. Существенно, что аналогичный социально-психологический механизм прослеживается и в феномене парности политических фигур гиперпатриота Жириновского и ультрадемократа Немцова, и в полной беспомощности суперпрофессиональной команды журналистов НТВ в решающую пору подготовки к выборам Государственной Думы (1999), и в цивильной карьере генерала Александра Лебедя. Так что, по крайней мере, в этом вопросе российские mass-media соответствуют мировым стандартам. А кое в чем даже опережают. Трудно представить, в какой еще стране могла бы пройти по национальному телевидению серия интервью ведущих политиков с использованием «детектора лжи», к которому знаменитостей подключали прямо на глазах у многомиллионной аудитории? Курьез, конечно. Но в современной массовой коммуникации тенденция к сращению журналистики и психологии очевидна. На ТВ и в газетах применяются чисто психологические методики организации материала практически в качестве новых жанров: фокусированное интервью; очерк на основе глубинного тестирования; обозрение с психоаналитической проработкой символики и т.п. Со своей стороны, новейшая практическая психология, используя журналистские методы, расширяет свое воздействие до уровня массовой коммуникации. Тут тоже не обошлось без курьезов, типа телевизионных сеансов Кашпировского или Чумака. Курьезы, равно как и жанровые удачи красноречивы уже сами по себе. Но полное их значение раскрывают систематические наблюдения за всем проблемным полем психологической terra incognita современной журналистики. Психологическая служба редакции газеты «Российские вести», в состав которой входили ученые, аспиранты и студенты факультета журналистики МГУ, в течение десяти лет (1989–1999) вела репрезентативное тест-анкетирование базовых страт аудитории с последующим профилированием типологических групп читателей, организовывала специализированные фокус-группы, поддерживала мониторинг психической напряженности в обществе, сопоставляя данные с психотехническим анализом публикаций ведущих журналистов страны, периодически публиковала обзоры по актуальным вопросам и электоральным кампаниям, на заказ разрабатывала и запускала в производство новые модели тематических разделов и полос, региональных газет, многотиражных изданий и специализированных журналов. Анализ накопленных данных показывает, что практически в каждом звене коммуникативной цепи современных mass-media возникли специфические структуры и процессы, психологическая компонента которых не укладывается в традиционные понятия теории журналистики и требует иных подходов к информационной открытости общества и психологической безопасности личности. 1. Современный журналистский текст опирается не на идеологию, а на ментальные структуры, базовые ценности и страхи массовидного человека. Когда на президентских выборах (1996) возникла гипотетическая опасность, что во второй тур выйдут Г. Зюганов и В. Жириновский, рейтинги которых были заметно выше, чем у Б. Ельцина, родился план раскрутить кандидатуру генерала А. Лебедя, чтобы, оттянув на него «патриотический электорат», просто снять «проблему ЛДПР». Тогда имиджмейкеры из группы Б. Березовского выпустили на телеэкраны два пропагандистских ролика, структурно схожих как однояйцевые близнецы. Первый: Широкая лента реки. В пойме костер. Варится уха. Группа плотных мужчин, видимо довольных, улыбчатых, уверенных в движениях... Кто-то из них не очень внятно, как бы про себя, проговаривает: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека...». Проникновенный голос диктора: «Есть такой человек! И ты его знаешь». Крупно портрет Александра Лебедя, плотного мужчины, с апломбом атамана. Второй: Широкая лента реки. Пароход. На палубе под проливным дождем упоенно отплясывает плотный мужчина. Не очень внятно, как бы сказанные про себя, звучат слова: «Вот все у нас есть! Теперь только еще бы человека...». Проникновенный голос диктора: «Есть такой человек! И ты его знаешь». Крупно портрет Александра Лебедя, плотного мужчины с апломбом атамана. Тут каждая деталь восходит к архетипическим ценностям русской ментальности. Река – символ дороги, пути, судьбы и жизни. Костер – символ своей охоты, свободного привала, независимого существования. Ладья, корабль – символ казацкой доли, надежды и удачи, активности и успеха. Дождь – символ благодати. И, наконец, диалог голосов о главном человеке, предводителе, атамане. Что он значит в русской ментальности, можно понять хотя бы по песне «Любо, братцы, любо», а лучше по пронзительным строкам поэмы Сергея Есенина «Пугачев»: «Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!» Текст такого типа порождается и воспринимается в соответствии не с «принципом реальности», а с «принципом удовольствия» (в терминологии 3. Фрейда). Он провоцирует личное переживание (в соответствии с собственным вариантом ментальности индивида) в самом широком спектре от полного приятия до крайнего осуждения. И чем острее публикация, тем разнообразнее и нетерпимее реакции реципиентов. Общественное мнение по этому вопросу расслаивается, приходит в состояние хаоса. Но зато возбуждается активность некоторой страты аудитории, в групповой ментальности которой возникает эффект резонанса. И если таких людей достаточно много, их действия могут изменить социальную практику. Но невозможно точно спрогнозировать все последствия таких перемен, как в реальной практике общества, так и в ментальности социума. Это принципиально вероятностный социальный процесс. Хотя на президентских выборах (1996) В. Жириновский потерял большую часть электората и с тех пор уже не воспринимается как политик первого ряда; хотя А. Лебедь занял в первом туре почетное третье место, чем способствовал выходу Б. Ельцина во второй тур, а затем, порекомендовав своим избирателям отдать свои голоса действующему Президенту, обеспечил ему победу, – генерала быстро сняли с должности секретаря Совета Безопасности РФ. Впрочем, он успел-таки наделать немало трудно исправимых ошибок, которые вызвали глубокое разочарование, прежде всего у тех людей, которые «голосовали менталитетом». Б. Березовский чуть ли не единственный олигарх, который на выборах в Российской Федерации с неизменным успехом разыгрывал «русскую карту». Но есть объективные основания утверждать, что конечные результаты столь эффективного имиджмейкерства и его самого не только привели к глубокому разочарованию, а даже перепугали. 2. Новая медиареальность определеннее всего выразилась в изменении коммуникативного поведения аудитории. Психологическая компонента интерактивных форм журналистики приобрела типообразующее значение. Традиционный для массовой коммуникации «эффект присутствия» достигает предельных значений и перерастает в «эффект участия». Это уже другое психическое состояние. Человек не поглощает сведения, а оперирует с информацией. И что принципиально важно, это – индивидуальная активность. Человек сам находит информацию для сравнения в других источниках, тезаурусах библиотек или Интернет, в собственном образовании и личной ментальности. Он высоко ставит свои суждения и настаивает на том, чтобы их принимали в расчет. Это в полном смысле массовое поветрие. Люди дозваниваются в телестудию из Магадана или Норильска, только затем, чтобы высказать «пару слов о Черномырдине». Готовы отвечать на самые бестактные вопросы репортеров. Идут на всяческие ухищрения, чтобы попасть в массовку популярного ток-шоу. «Когда юбилейная «Я – сама» выйдет в эфир, – пишет «Вечерняя Москва», – посмотрите на женщин, собравшихся в студии: они совершили подвиг. Чтобы прорваться в «Останкино» на запись программы, все эти разодетые дамы часа полтора бились в холодном предбаннике телецентра с охранниками, сотрудниками каналов и время от времени друг с другом... Закончилось это смертоубийство взятием милицейского кордона, а заодно и заветной студии» («Вечерняя Москва», 12.02.97). Рассказывая о телевизионной программе «Знак качества», где любой мог, заплатив небольшую сумму, выйти в эфир с песней, танцем или «Докладом Президенту», «Новая газета» резюмирует: «А вот кризис сказался на передаче специфически: народу стало приходить больше. Один из персонажей так и заявил: «Зарплаты нет – работать не буду. Лучше буду сниматься на телеке»... Относиться к программе можно по-разному. Кому-то она кажется смешной. Кому-то – идиотской. Но не забывайте, что ее герои окружают нас» («Новая газета», 09.11.98). На самом деле надо бы подумать о другом, о том, с чем же встречается интерактивная аудитория, врывающаяся в массовую коммуникацию, и что она после этого станет думать о журналистах? А она, если судить по интерактивной передаче «Але, народ» (ТВ-6, 2000) уже не умиляется, не торопится соглашаться, спорит нелицеприятно и все чаще просто обзывает журналистику «второй древнейшей профессией». Журналисты тоже почувствовали, что «эффект участия» – главное в работе современных mass-media. Они стремятся использовать интерактивные формы в пропагандистских целях: не пропускают или всячески выделяют отдельные реплики, то есть вводят те или иные формы цензуры, пытаются управлять общественными реакциями с помощью наводящих вопросов, грубо льстят приглашенным в ток-шоу или хамски их одергивают и т.п. Иногда это выглядит внушительно и очень «профессионально». Но ведет это только к растрате последнего кредита доверия в аудитории. Интерактивный реципиент выходит за пределы классической схемы «two-step-communication», и коммуникатор теряет в его глазах ауру «лидера мнений». Характерна реплика инженера Паращенко в городской газете «Троицкий вариант»: «И нечего людям пудрить мозги различными объяснениями. Люди с образованием могут объяснить, что угодно и как угодно... Самым главным преступлением является сокрытие информации» («Троицкий вариант», 11.06.99). Современный читатель сам, собственной интерактивностью определяет уровень информационной открытости и психологической безопасности. 3. Сами журналисты относятся к психологической компоненте mass-media исключительно в инструментальном плане, как к источнику дополнительных возможностей манипуляции. Но и тут действуют они очень уж прямолинейно. К примеру, данные «звериного теста» ведущий обозреватель РТР смог применить только для того, чтобы обыграть фамилию генерала Лебедя. А публикация диаграмм семантического дифференциала, продемонстрировавшая практическую идентичность электорального восприятия Ельцина и Зюганова, осталась не более чем деталью инфографического дизайна газеты «Российские вести» и не получила резонанса в материалах других журналистов (17.06.97). Но самое существенное, что вопросы информационной безопасности журналисты вообще считали относящимися только к аудитории и никогда не принимали на свой счет. Никто не заплатил так дорого за пренебрежение психологической terra incognita в массовой коммуникации, как они. Пост-советская журналистика проходила свой собственный крестный путь перестройки и реформ. Методы и стили журналистской деятельности менялись так резко, как будто на каждом этапе к делу приступали переродившиеся журналисты, настолько отличались массовидные проявления профессионального мышления, поведения и творчества от того, что считалось достойным раньше. Психотехнический мониторинг по пяти параметрам фиксировал синдром категорий сознания, свойственный тому или иному типу пост-советского журнализма (1989–1999), а на специальных сеансах фокус-групп читатели поэтапно подбирали для каждого типосиндрома образное определение. Понятие «типосиндром» в этом смысле похоже на известные в истории символические обозначения журналистских ролей: «разгребатели грязи», «подручные партии» и т.п. Общий массив данных проходил машинную обработку по программе SAS, включая факторный, дискриминантный и кластерный анализ. Результаты получились непротиворечивыми. И тенденция прорисовалась отчетливо. Итоговая таблица результатов психотехнического мониторинга выразительна сама по себе. Итоговая таблица результатов мониторинга Типосиндром Категория сознания 1 «Рыцарь гласности» 2
|
|
|
|
|
