Проблемы медиапсихологии. Статья 1 журналистики только газета

Не так уж трудно представить себе, какого журналиста можно назвать «Рыцарем гласности». Что за человек «Плюйбой». На кого работает «Пикейный жилет». За что журналиста можно назвать «Информационным киллером». И как подает новости «Сам-себе-интервьер». Но о «Зомби» стоит сказать отдельно.

Термин «зомбирование» общеизвестен, потому что широко применялся в газетах и на телевидении для обозначения такой пропаганды, которая превращает людей в бездумно-беспощадные организмы, автоматически исполняющие любую команду манипулятора-господина. А в 1999 году на сеансах фокус-группы испытуемые пришли к утверждению, что «в ходе методичного зомбирования аудитории у самих ведущих публицистов появляются признаки необратимой зомбированности». Жутковато, конечно, но испытуемых можно понять. Должны же они чем-то объяснять себе факты, когда, к примеру, претендующий на авторитетность телеаналитик раз за разом с напором и апломбом повторяет выгодные для босса мнения и оценки, хотя не раз уже публично и документально было доказано, что это облыжные обвинения, и даже суд уже определил ему штраф за оскорбление чести и достоинства политического противника. С точки зрения порядочного человека, так пренебрегать истиной, общественной пользой и своим честным именем может только тот, кто отключен от собственного ума и находится под наваждением, магическим или гипнотическим воздействием извне.

Тенденция зловещая. Информационная прозрачность и психологическая безопасность массовой коммуникации ни для кого не важна так, как для самих журналистов.

4. Редакторы, продюсеры, учредители изданий сейчас нередко заказывают специалистам психологам конкретные исследования аудитории, текстов, рекламы и т.д. Но зачастую ожидают не проработки программ и моделей, а подтверждения своим намерениям и предпочтениям. А иногда и просто не понимают, зачем им все такое, хотя платить не отказываются. И все-таки обычно последствия только подтверждали выводы психологов. К примеру, редактор, получив материалы психологического анализа выступлений политика, которому газета планировала оказать поддержку, не нашел ничего лучшего, как показать ему самому беглые заметки, где были и такие строки: «Эго-защита, самолюбование отвлекает основные силы. Несамокритичен.

Неточное мышление (цифр не помнит, ситуацию анализирует преимущественно эмоционально), с трудом различает свое мнение, обиду и принципы. Часто свое мнение принимает за объективную истину. Держится как подросток, осознающий свою исключительность». Отношения были испорчены. Хотя, может быть, и к лучшему, потому что дальнейшая карьера этого политика подтвердила экспересс-диагноз.

5. Для профессиональной среды, включая тех, кто «заказывает музыку» пропаганды, важна своего рода критическая масса психологической компетентности. Без этого невозможно строить работу в пределах разумного и этичного. После президентских выборов 1996 года, когда мониторинг показал, что характер российской прессы и нравы ведущих публицистов изменились настолько, что возникла опасность информационной расправы над политическими деятелями, у которых нет собственных mass-media, редакция «Российских вестей» направила соответствующие выкладки своей Психологической службы учредителю: в Администрацию Президента РФ, главой которой был тогда А. Чубайс. В сущности, это было предупреждение, что сращение пропаганды с рекламой, хотя и эффективно в коротких политических кампаниях, опасно тем, что ставит любого деятеля под угрозу незамедлительной информационной дискредитации, как только он вступит в противоречие с олигархами, владеющими прессой. Достоверно неизвестно, дошли до Чубайса эти выкладки или затерялись в вихрях бумагооборота. Но предупреждение в расчет принято не было. И в результате Чубайс стал жертвой пропагандистской системы, которую во многом сам же и создал. «Контрольный выстрел» сделал лично известный В. Гусинскому А. Минкин, и вся «команда Чубайса» была отстранена от власти под напором тех информационных потоков, которые когда-то он же и выпестовал. Вопрос, смог ли бы А. Чубайс как человек и как чиновник осмыслить ситуацию и поступить иначе, менее существенен, чем мысль, соответствовало бы иное развитие событий Гиппократову принципу «Не повреди» или нет?

Таким образом, новая медиареальность ставит новые задачи прежде всего в области переориентации и повышения психологической компетентности профессионалов массовой коммуникации. В универсуме журналистики складываются новые специализации и творческие амплуа. В этой связи можно прогнозировать возникновение в редакциях специальных отделов и подразделений типа: «Психологическая служба газеты», «Центр социально-психологических исследований», «Банк социально-психологических данных», равно как и программированное использование mass-media в целях социотерапии в русле специфического направления психологической науки. Сейчас немало делается для психологизации обучения студентов-журналистов. К примеру, на факультете журналистики МГУ читаются курсы лекций «Психология журналистского творчества», «Психология журналистского общения», «Психология рекламы»; организованы спецкурсы «Психологическая служба газеты», «Психотехническая экспертиза рекламных текстов»; студенты привлекаются к участию в конкретных психосемантических исследованиях. Представляется также весьма важным, что в масштабах страны вводится курс «Психология журналистики». Но, в принципе, это не чисто педагогический вопрос. Нужна сугубо теоретическая проработка проблемы. Однако в новой медиареальности становится очевидной острая методологическая недостаточность самой теории журналистики.

В последние десятилетия теория журналистики несколько раз меняла фокусировку концепций, представляя прессу то как «коллективного пропагандиста, агитатора и организатора», то как манипулитивные mass-media, то как всеобщую «4-ю власть», то как форму обслуживания непритязательных и даже низменных запросов аудитории. Но в любом случает исходная посылка, и конечный интерес исследований были связаны с поиском практичных методик повышения эффективности воздействия журналиста на простого человека. Поэтому методология журналистики превращалась либо в то, что К. Маркс и Ф. Энгельс называли «разработкой иллюзий правящего класса о самом себе» (Соч. изд. 2, т. 3, с. 46), либо в набор специальных техник, имиджмейкерских технологий и статистических приемов манипулятивной социологии. В рамках конкретных концепций приемы и методики обоих типов могли перемешиваться в любых пропорциях. Но это не меняло сути дела. На развалинах теоретических концепций тотальной пропаганды с самой благородной целью были предприняты попытки экспериментального моделирования в области массовых коммуникаций с использованием любых исследовательских приемов (от метода «проб и ошибок» до идеологической аксиоматики) для решения конкретных затруднений, чтобы в результате получить строгую методологию, некое «ноу хау», научно обоснованное в жестком значении термина. Но все свелось к той же «методологии расширения продаж», о которой предупреждал еще Норберт Винер в своей первой книге «Кибернетика или управление и связь в животном и машине»: «Иллюстрированная газета будет продаваться благодаря некоторой точно установленной смеси религии, порнографии и псевдонауки... Для определения рецептов этих смесей имеется механизм радиоопросов, предварительных голосований, выборочных обследований общественного мнения и других психологических исследований, объектом которых является простой человек; и всегда находятся статистики, социологи и экономисты, готовые продать свои услуги для этих предприятий» (1957, с. 197). Отлично смоделированные газеты, журналы, теле- и радиопрограммы развернули информационную гражданскую войну, нанося невосполнимый ущерб важнейшим государственным программам и самой общественной нравственности. А в ходе методичного зомбирования аудитории у самих журналистах стали обнаруживаться черты необратимой зомбированности.

Разумеется, есть ученые и журналисты, у которых прямо противоположные взгляды на возможную роль науки в программировании массовых коммуникаций. «Если ставить во главу угла политической журналистики популярный тезис, что журналист должен быть всегда в оппозиции к власти, то ученый в сфере журналистики должен быть в оппозиции по отношению к самой журналистике – без этого любая исследовательская работа теряет свой гражданский смысл», – утверждает А.В. Шаповалов в своей диссертации «Политический репортаж в динамике развития современной журналистики России» (МГУ, 1998). Такая работа, возможно, была бы полезна. Но методологически не гарантирована от перерождения в еще один фронт информационной гражданской войны. Необходимая в современной медиареальности критическая масса психологической компетенции в сфере массовых коммуникаций будет достигнута тогда и только тогда, когда и в теории журналистики, и в практической психологии будет осознано, что необходима не «система научного обеспечения эффективности воздействия», а чистая, в полной мере, абстрактная методология описания психической компоненты любого из коммуникативных процессов.

Трагический, в сущности, опыт журналистики и журналистов России позволяет сформулировать две аксиомы, на которых базируется необходимость чистой методологии:

1. Любая «партийность» в науке методологически ущербна, потому что вместо объективности требует преданности, вместо теории – пропаганды, вместо творчества – фанатизма.

2. Вне методологически очерченного поля любой практический успех в теоретическом плане неоднозначен и небезопасен по социальным последствиям.

В сопоставлении этих аксиом прорисовывается вывод: Сущность методологии в ее свободе, как от притязаний идеологии, так и от претензий прикладной науки.

С точки зрения классической теории публицистики это невозможно. До сих пор «беспартийность» журналистики считается политически неприемлемой и экономически провальной, хотя все понимают, что без этого пресса не может быть ни независимой, ни общественно полезной. Практика, однако же, показывает непривычные ситуации. «Вечерний Котлас», частная газета провинциального города Архангельской области, перед выборами в Государственную Думу РФ (1999) отказалась зарегистрироваться в качестве официального канала, предоставляющего свои страницы для агитационных выступлений любых партий и кандидатов. «С какой стати, – объясняла она читателям свою позицию, – частная газета, созданная издателем на свой страх и риск, на свои кровные, должна публиковать измышления политиканов, которые, придя к власти, газету закроют. Мы не намерены публиковать агитационные материалы на газетной площади, оплаченной читателями. Закон позволяет кандидатам выступать не только в периодических изданиях, но и в листовках. Их вам и принесут наши распространители газеты» («Вечерний Котлас», 19.11.99). Газета пошла на конфликт с местными администраторами и политиками, избирательной комиссией и особо активными читателями. Более того, она отказалась от возможности подзаработать на «заказных публикациях» и расширить тиражи, освещая межпартийные скандалы. Это важные статьи дохода для всех редакций в пору всеобщей борьбы за электорат. При этом газета вовсе не собиралась отмалчиваться. И в последний день избирательной кампании на ее страницах вышли материалы не призывавшие голосовать ни за одного из кандидатов и партийных списков, но давали нелицеприятную информацию обо всех, начиная от старинных коммунистов («КПРФ как она есть...») до новоявленного «Медведя» («Министр в чрезвычайной ситуации...»). В том же номере публиковался и обзор предвыборной телепублицистики с конкретными примерами предвзятой и навязчивой пропаганды, чтобы вызвать здоровое недоверие к профессиональной политической журналистике («Путеводитель избирателя» // Вечерний Котлас, 17.12.99). Хотя в масштабах страны несущественно, как в итоге проголосовали жители Котласа, принципиально важно, что они имели независимый информационный канал, противостоящий «грязным избирательным технологиям». Журналисты «Вечернего Котласа» создали убедительный прецедент, что «беспартийность» газеты не только практически осуществима, но даже экономически целесообразна, потому что, пробудив дух солидарности в продвинутой аудитории, привела к увеличению тиража издания и расширению притока рекламы.

Только придерживаясь принципа свободы методологии можно адекватно ставить и решать проблемы обеспечения коммуникативной открытости общества и психологической безопасности личности. И пора журналистам понять, что коммуникативная психология это не манипулятивные трюки, а выбор между оптимизмом или депрессивным раптусом массовой аудитории, а также вопрос их собственного душевного здоровья и творческого долголетия. Да и психологам пора понять, что журналистика не место случайного приработка, а мощнейший социальный усилитель, в котором, словно в естественноисторическом синхрофазотроне, душевные порывы людей достигают таких скоростей и энергий, что могут открыться для наблюдения, описания и измерения глубинные механизмы индивидуальной и коллективной психики. В перспективе такое встречное движение откроет возможность параллельного рассмотрения высших психических функций человека и психологических процессов современной массовой коммуникации, объективирующихся в новейших информационных технологиях, текстовых структурах, имиджах и паттернах журналистики.

Мы на пороге развития неклассической ветви теории журналистики, основу которой должна составить специальная психологическая концепция, адекватная современной медиареальности.

в оглавление << >> на следующую страницу

1 | 2 | 3

Евгений