1

Трубицына Л. В.

психолог, Центр профилактики наркозависимости

Средства массовой информации и

психологическая травма

Аварии, стихийные бедствия, катастрофы, войны, «чрезвычайные» и «экстремальные» ситуации всех сортов на сегодняшний день стали частью нашей жизни. Даже если человек не сталкивается с ними непосредственно, они входят в его жизнь с помощью средств массовой информации. Известно, что переживание тех или иных экстремальных ситуаций может приводить к настоящей психической травме у людей, ставших их жертвами, участниками или свидетелями. Под психической травмой понимается переживание, выходящее за рамки нормального привычного опыта, обусловленное событием, которое у большинства людей вызвало бы страх, ужас, беспомощность[1]. Особенно это касается ситуаций, которые человек воспринимает как угрозу для своей жизни или жизни близких ему людей. Причем надо отметить, что часто важна не столько объективная опасность и тяжесть события, сколько субъективное их восприятие и оценка.

Результатом переживания психической травмы, помимо острых аффективных реакций на стресс непосредственно после события, могут быть различные психические нарушения, сохраняющиеся в течение длительного времени, иногда годами и десятилетиями. Это такие нарушения, как астено-невротические и тревожно-депрессивные состояния, различные фобии, посттравматические стрессовые расстройства, психосоматические нарушения и т. д.

Существуют различные факторы, которые могут утяжелять или смягчать степень травматичности переживаемого события. (Повторим, что важна не столько объективная ситуация, сколько ее субъективное восприятие и интерпретация.) Так, как правило, меньше негативные последствия в тех случаях, когда во время события человек был активен, имел возможность или был вынужден осуществлять какие-то важные продуктивные действия. Пассивность в момент травмирующего события чаще влечет за собой более тяжелые последствия. Вероятно, именно поэтому спасатели часто оказываются значительно менее травмированными, чем спасаемые. Другой важный фактор – наличие в момент события рядом близких людей. В худшем положении оказываются те, кто вынужден переживать происходящее в одиночку. Легче переживаются экстремальные ситуации, вызванные естественными природными причинами, чем события, виновниками которых оказываются люди (или считаются люди!).

В период и достаточно длительное время после экстремальной ситуации очень важно наличие сети социально-психологической поддержки. Часто важна даже не столько материальная помощь, сколько знание того, что ты не одинок, что кто-то понимает тебя, переживает за тебя, готов прийти на помощь, поддержать морально. Ощущение одиночества, изолированности, отсутствия близких, равнодушия окружающих или неприязни с их стороны усиливает все негативные последствия психологической травмы.

Как и в любых сложных ситуациях, после психической травмы человеку важно как-то осмыслить то, что произошло и происходит в его жизни. Значительно легче справиться с последствиями самых тяжелых событий, если человеку удается найти для себя смысл того, что произошло, и, быть может, даже в большей степени, – смысл того, чтобы продолжать жить[2].

Положительным фактором является для пострадавшего возможность рассказать о своих чувствах и переживаниях в момент события и после него. Важно подчеркнуть, что терапевтичен не столько рассказ о фактах, сколько – о субъективных мыслях, ощущениях, переживаниях. (Не «Представьте, какой ужас», а «Я боюсь, мне больно, страшно...»). Стремление соответствовать в глазах окружающих каким-то социальным нормам и образам («смелого человека», «настоящего парня», «скромной девушки») часто накладывает своего рода табу на возможность поделиться с окружающими пережитым, заставляет людей оставаться с ним один на один.

СМИ, неся во многие дома информацию об экстремальных событиях, могут играть и играют немаловажную роль (к сожалению, сегодня чаще негативную) в определении степени травматичности тех или иных событий. Рассмотрим несколько моментов.

Начнем непосредственно с контактов журналистов с пострадавшими. Часто при сборе информации, взятии интервью у потерпевших журналисты стремятся добиться описания «самого ужасного, самого тяжелого». Это ведет к повторному «погружению» человека в травмирующую ситуацию, вынуждает его снова переживать тот же ужас, боль, и оставляет его на пике тяжелых переживаний, не помогая справиться с ними. Естественно, журналист – не психотерапевт. Но стремление сделать репортаж более эмоционально насыщенным, захватывающим вступает иногда в противоречие с заботой о психологическом благополучии собеседника.

Яркий пример подобных действий: в одной из школ г. Грозного в 1996 г. через месяц после штурма журналисты попросили детей нарисовать «самое страшное», затем собрали рисунки и ушли, а дети остались один на один со своими переживаниями.

В подобных случаях можно говорить о «вторичной травматизации» людей вследствие действий журналистов.

Второй аспект травматизирующего воздействия СМИ связан с тем, как влияет на пострадавших интерпретация травматичных событий. Очень часто акцент делается на бессмысленности происходящего, на бессмысленности гибели близких, на отсутствии попыток помочь, на равнодушии окружающих, отсутствии поддержки, т. е. средства массовой информации, подчеркивают и усиливают ощущение беспомощности, бессилия и бессмысленности, тем самым усиливая факторы, ведущие к утяжелению переживания травмы. На практике СМИ часто применяют «приемы ухудшения последствий травмы». Достаточно вспомнить освещение в СМИ гибели подводной лодки «Курск». Даже в то время, когда судьба членов экипажа еще не была известна, постоянно делался акцент на недостаточности и неправильности осуществлявшихся попыток спасения людей, бессмысленности их гибели и т.п. (иногда даже могло показаться, что некоторые журналисты причислили себя к разряду специалистов в области спасения подводных лодок). При этом особенно ужасным было постоянное стремление брать интервью у родственников моряков, находившихся в тяжелейшем состоянии неопределенности.

К сожалению, сегодня гораздо реже и скорее как исключение показывают сопереживание, готовность помочь, поддержать, стремление на всех уровнях найти решение проблем. И еще реже можно встретиться в СМИ, с попытками найти в широком смысле позитивное значение происшедшего. На уровне высоких ценностей даже гибель людей может рассматриваться не как бессмысленная жертва, а как профессиональный подвиг или как возможность что-то изменить, спасти в будущем других и т.д. (Возможно, такая позитивная подача информации кажется некоторым журналистам неинтересной или неправдоподобной.)

Третьим моментом в действиях средств массовой информации, влияющим на переживание психологической травмы, является их ориентация на поиск причин и виновников происшедшего. В определенном отношении это тупиковая ориентация, ориентация на прошлое, которое невозможно изменить. Поэтому вопросы типа «Почему это произошло?» и «Кто виноват?» часто усиливают чувство безысходности, вины или ненависти. А ведь именно с этих позиций, например, часто рассматриваются межнациональные конфликты и их последствия. Можно долго рассуждать о причинах и виновниках ингушско-осетинского, грузино-абхазского или сербско-боснийского конфликта, усиливая взаимную враждебность и готовя тем самым почву для новых конфликтов. Ориентация на прошлое в СМИ заставляет людей, переживших чрезвычайные ситуации, фиксировать свое внимание на том, «что было бы, если...», а не на том, как жить дальше, как справиться, какой опыт можно извлечь на будущее, как сделать, чтобы событие не повторилось, как лучше ликвидировать его последствия и т. д. К сожалению, в СМИ почти никогда не делается подобный акцент на «как», т. е. нет и ориентации на будущее.

В некоторых случаях СМИ сами могут вызывать психологическую травму. В первую очередь это касается телевидения. Телевидение «вносит» травматичные события в каждый дом, благодаря ему миллионы людей «приобщаются» к экстремальным ситуациям, при этом порой «благодаря» телевидению мы получаем возможность стать свидетелями (почти участниками) тех событий, от которых были бы отдалены, даже находясь рядом с местом происшествия. Иногда яркий показ травмирующих событий, особенно мертвых и умирающих людей, сам по себе может вызывать у зрителей травматичные переживания, подобные переживаниям у настоящих очевидцев события. А если восприятие репортажа о каком-то ужасающем событии сопровождается осознанием того, что подобное могло случиться и с самим зрителем или его близкими, то последствия для психического состояния человека могут быть достаточно длительными.

Конечно, особенно это касается детей и подростков, возможно, в силу их более богатого воображения. Встречаются случаи кошмаров, нарушений сна, страхов у детей дошкольного возраста после просмотра кадров последствий терактов или катастроф. Так, девочка 5 лет после просмотра программ новостей стала бояться оставаться одна, не отпускала от себя мать из страха, что с той что-то случиться, часто плакала, просыпалась от кошмаров. Мальчик 8 лет после просмотра кадров о действиях в «горячих точках» стал очень подавленным и все время ждал, что «маски» (вооруженные люди в масках) придут и всех убьют». При этом такие нарушения у детей иногда встречаются долгое время спустя после просмотра передач. Интересно, что уже дети дошкольного и младшего школьного возраста отличают хронику реальных событий от художественных фильмов, то, что происходит «на самом деле» или «в кино». Согласно многочисленным жалобам учителей, после показа последствий терактов в Москве встречалось характерное для посттравматических нарушений в подростковом возрасте возрастание агрессии. По сути дела, в ряде случаев после просмотра передач у некоторых детей, а, возможно, и взрослых наблюдаются симптомы посттравматического стрессового расстройства.

У взрослых чаще встречается подавленность, депрессия, страхи. Вероятно, не только и не столько сведения о взрывах домов в Москве повлекли за собой буквально панические настроения у некоторых людей (особенно женщин), сколько то, как именно подавалась и интерпретировалась информация. В конце концов, для обычного нормального человека (речь не идет о некоторых особых профессиях) в наше время в нашей культуре зрелище трупов, особенно изуродованных, является явно экстремальным событием. Нередко взрослые пациенты отмечают подавленность, плохое настроение, а иногда и субдепрессивные состояния после регулярного просмотра информационных передач. В нескольких случаях было достаточно порекомендовать 4–5 дней не смотреть программы новостей, чтобы пациенты отметили улучшение состояния. Конечно, здесь речь не идет о какой-то серьезной симптоматике, но и такое преходящее воздействие на эмоциональное состояние должно заставлять задуматься.

Вероятно, следует коснуться и причастности СМИ еще к одному явлению, часто сопровождающему чрезвычайные ситуации в силу их неопределенности и недостаточности информации относительно происходящего, – распространению слухов. К сожалению, стремление опередить других, выдать сенсационный материал или просто недостаточный профессионализм часто ведет к предоставлению непроверенной информации во многих СМИ. Между информацией и достоверной информацией – огромная разница. Склонность полагаться на мнение отдельных свидетелей без учета особенностей психологии свидетеля ведет к излишнему доверию со стороны журналистов к способности людей все точно воспринимать и интерпретировать в экстремальных ситуациях. Трудно сказать, в чем здесь дело – в элементарном незнании психологии или в недобросовестности, но СМИ играют существенную роль в распространении слухов и, соответственно, в нагнетании обстановки, обвинении невиновных, усилении страхов, ожидании неприятностей, представлении различных «ужасов» и т. д.

В чем же основная причина травматизирующего влияния СМИ. На наш взгляд, причина, прежде всего, в том, какие цели ставят (или не ставят) перед собой журналисты. Чаще всего кажется, что цель написания или показа того или иного материала – просто создание яркого, эмоционально захватывающего очерка, статьи, репортажа. Просто показать самое ужасное, потрясти людей и привлечь на свой канал или в свою газету максимальное количество зрителей или читателей. Иногда сам потрясенный журналист пытается передать свои впечатления и показать всем: «Посмотрите, какой ужас!» Но эти вполне понятные цели как раз и могут приводить к рассмотренным выше последствиям. В то же время, похоже, что журналисты гораздо реже задумываются над тем, какое именно воздействие они хотели бы оказать на людей с помощью своей статьи или передачи, причем как на широкую публику, так и на своих героев. Почему-то очень редко просматривается цель – помочь людям пережить травму, справиться с ситуацией, чаще мы видим желание потрясти, удивить, напугать и т.д. Быть может, сегодня, когда СМИ стали частью жизни практически всех людей, вопрос о целях каждой конкретной работы журналиста уже нельзя просто игнорировать.

Литература:

1.      Дейтс Б. Жизнь после потери. М., Фаир-Пресс, 1999.

2.      Психология экстремальных ситуаций (сост. Тарас А.Е., Сельченок К.В.). Минск, Харвест, 2000.

3.      Черепанова Е.М. Психологический стресс: Помоги себе и ребенку. М., Изд. центр «Академия», 1997.

в оглавление << >> на следующую страницу

[1] Психология экстремальных ситуаций (сост. Тарас А.Е., Сельченок К.В.). Минск, Харвест, 2000.; Черепанова Е.М. Психологический стресс: Помоги себе и ребенку. М., Изд. центр «Академия», 1997.

[2] Дейтс Б. Жизнь после потери. М., Фаир-Пресс, 1999.

1