1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

Итак, новое – это связь с самим фактом существования объекта в действительности, это наличие его качественной неповторимой определенности, его уникальности.

Но оно (новое) может основываться и на внешних связях, то есть на характеристике повторяемости черт множества объектов. В рамках этого множества и оценивается сходство или различие объектов, выявляется новизна. Принадлежность к различным множествам, различным видам отношений выступает и как многогранность (в каждом случае – со своим новым со-мыслием – смыслом, а чаще – со-блазном нового смысла), одного и того же объекта. Так, к примеру, раздувается информация о создании новых партий, блоков, движений, появлении новых политических имен и лидеров, или резком сходе с политической орбиты тех или иных политических партий и фигур.

Кроме того, новое – это качественные различия связанных во времени явлений. В этом смысле новое принадлежит либо настоящему, а также прошлому, если оно непрерывно вытекает из традиционного, либо может принадлежать будущему (при возможности прерывности). Последнее предваряет возможность возникновения в будущем качественно иных, чем они были в прошлом, явлений (Елфимов, с. 76–77). Так сменяют друг друга новые художественные стили, направления моды, музыкальные ритмы и манеры исполнения, приемы политической риторики, формы самого информирования масс (жанры, виды телепрограмм и т.д.).

Все сказанное помогает прояснить, во-первых, как новое возникает в социальной системе, какими модификациями оно может здесь обладать, а во-вторых, как отражается это в самом информационном времени, призванном давать рамки новому и продвигать его при условии глубокого гуманистического, историко-прогрессивного наполнения.

Мы уже давали определения энтропии, то есть информационного усреднения, шаблонизации при имеющемся, может быть, увеличении самого количества сообщений. Творческая активизация массовой макросреды, которая делегирует своих творческих субъектов научно-технической, культурной, политической, художественной коммуникации на создание новых проектов, изобретений, открытий, политических решений и т.д., приводит к негэнтропии информации. Это понятие означает, как писал П.А. Флоренский, сущностный рост информации. Он способен воздействовать и на явления такой основополагающей модели времени как социальная, на социальное время. Но такое позитивное влияние может происходить лишь при наличии новостного ядра информации, действительно способного дать многочисленные пучки, лучи и отростки нравственно заряженной информационной энергии. Не случайно в середине 90-х годов прошлого века обострилась проблема формирования в России так называемой «русской национальной идеи». Кроме информационных сообщений и комментариев о самой необходимости ее создания, прогнозов будущего развития страны после появления подобной идеи дело дальше не пошло (если не считать принятия нового-старого гимна). Если будет происходить топтание на месте, то от негэнтропии мы опять вернемся к энтропии информации. «Изобретение» национальной идеи невозможно без кристаллизации тех идей, которые «разлиты» в общественном сознании» (Тощенко, с. 54).

Из всего сказанного вытекает и проблема двух сторон нового – сущностно-содержательной и поверхностно-формальной.

В 60–70-е гг. советская пресса любила повторять, что Россия – самая читающая страна в мире. Казалось бы, абсолютные цифры выпуска газет, журналов, книг подтверждали этот факт. Но как обнаружилось после 90-го года, когда была отменена цензура, советский человек, оказывается, был лишен доступа ко многим информационным источникам, а главное – был лишен многих произведений мировой классики литературы и общественных наук.

Так называемые диссиденты (инакомыслящие) восполняли вакуум в непосредственном, неформальном общении, делясь крохами информации, которые «намывали» в разного рода неофициальных источниках. Это были, прежде всего, западные информационные центры и каналы коммуникации. Возникала «великая иллюзия» получения и осуществления новой парадигмы развития России – западно-ориентированной, которая смогла бы указать новый вектор развития государства. Но в процессе сосредоточения идей, как правило, лишь в политическом времени, в политической коммуникации, был упущен момент гуманизации, «совестизации» (термин Ю.П. Буданцева) этого мета-нового, этого ядра мета-новостных изменений. Из ванны вместе с грязной водой был выплеснут и ребенок. И это – при наличии громких заявлений типа советского слогана: «Все для блага, все во имя человека!».

СМК действовали, в основном, в русле общеполитического, а не социального времени. Поэтому процесс общей коммуникации, освободившись от идеологизированного «скотча» и партийных пут прежних лет, приобрел другие путы и клейкие ленты – непременной антиидеологизации. Были отринуты все прежние идеи (а помните, выше мы говорили, что новое в гносеологическом плане – всегда относительно, оно вырастает из старого), из новых идей были предложены старые идеи западных ценностных ориентации, потоками обрушившихся по каналам МК на сознание, заполнивших образовавшийся в печатных и электронных СМК вакуум.

Все это привело и макросреду – общество как объект МК, и микросреду – непосредственные субъекты МК – не к возвышению (негэнтропия) социальной информации, а к ее усреднению и стереотипизации, распылению и исчезновению (энтропии). К тому, против чего выступали русские философы.

в начало

в оглавление << >> на следующую страницу

[1] Эктропия – здесь: изменение в сторону упорядочения, большей организованности, сложности, то есть в сторону, противоположную энтропии, ведущей к хаотизации и деградации.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10