1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9

Одной из главных причин публикации в газетах запрещенных цензурой сведений являлись противоречия между различными политическими и социальными силами внутри российских государственных образований. Каждая из конфликтующих сторон стремилась доказать свою правоту и создать себе опору в обществе. Для этого в газетах помещались статьи, дискредитирующие действия оппонентов, разоблачающие их общественный имидж. Такая ситуация была особенно характерна для белого Юга России в отношениях между деникинской администрацией и казачьими правительствами. Донские и Кубанские газеты публиковали немало материалов, критикующих политику Добровольческой армии и Особого совещания. Причем, резкость выступлений не только не уступала, но в ряде случаев превосходила критику Деникина в советских газетах.

Так, Кубанское краевое правительство не допускало установление деникинской цензуры над своим печатным органом газетой «Вольная Кубань». Это обстоятельство позволило появиться на страницах газеты летом 1919 г. письму читателя Васильева, в котором он крайне резко отзывался об антинародном характере деникинской политики. «Нас упрекают, – писал он, – что мы не желаем участвовать в общегосударственных повинностях. Но мы не желаем участвовать в строительстве такого государственного аппарата, в котором опять будут загон, кнуты»[132]. В заметке содержалась мысль, что основная масса населения черноморского побережья не верит политике Деникина. «Правда, мы читаем речи, произносимые генералом Деникиным то в одном, то в другом месте, – подчеркивал Васильев, – ...но и речи и обращения мы рассматриваем по тем формам и методам управления, от которых на наших собственных спинах появились уже сиво-багровые полосы»[133]. Подобного рода материал появиться в подцензурной деникинской газете не мог.

На востоке России атаман Г.М. Семенов, соперничая с Колчаком, проводил свою политику контроля над прессой. Это, в частности, выражалось в том, что приказы Колчака не пропускались в газеты востока Сибири. Информация с критическими замечаниями в адрес самого Семенова также не допускалась к печати. Инспектор РТА сообщал руководству РОПД, что сообщения, «содержащие в себе указания на безобразия и пьянство в тылу, а также на настоятельную необходимость востоку принять участие в борьбе с большевизмом, не пропускаются»[134]. В то же время забайкальские газеты помещали материалы, резко и не всегда обоснованно критикующие действия Колчака.

Особенно часто недозволенная информация попадала на страницы газет накануне падения политического режима, когда противоречия и трения между общественными силами значительно обострялись, властные структуры были деморализованы, а цензурный контроль ослабевал. В этих условиях журналисты, не боясь наказаний, стремились проанализировать причины поражений, ошибки политических и военных руководителей. В начале 1920 г. в газете «Вольная Кубань» была опубликована статья «Задача власти», в которой подвергались резкой критике Особое совещание, политика кадетов и военные власти. В поражениях антибольшевистских сил были прямо обвинены кадеты. «Кадеты и кадетствующие... развели в тылу армии целую систему кумовства... подсиживания, низких интриг, – говорилось в газете. – Они не смущались тем, что за все это кровью своей и добром своим расплачивались армия и чуждое им население России»[135]. Такая резкая критика на страницах газеты, во многом объясняется разгромом антибольшевистских сил на юге России и дезорганизацией деникинского государственного аппарата и аппарата кубанского правительства.

В то же время на страницах «Вольной Кубани» были опубликованы выдержки из выступления Ленина на съезде мусульман-коммунистов. В них говорилось, что победа над Деникиным это – «блестящая страница в истории революции народов»[136]. И об этом писалось не в большевистской прессе, а в газете, которая издавалась на территории, контролируемой деникинской армией, хотя уже разбитой и спешно отступающей.

Другая причина, по которой цензура не смогла добиться своих целей, крылась в слабости и недолговечности некоторых политических режимов, которые не смогли или не успели сформировать органы цензурного контроля. Так, на территории Украинской державы в Харькове цензура сначала была введена, однако потом ее отменили, а в Екатеринославе ее не вводили совсем.

Кроме этого, недозволенные сведения появлялись в газетах в связи с плохой работой и слабой подготовкой служащих военной цензуры. Начальник военной цензуры РВСР Н. Батурин отмечал, что главной причиной многих недостатков в работе военной цензуры является «неудовлетворительный состав служащих»[137]. В частности, большой скандал вызвало появление в шестнадцатом номере «Известий Народного комиссариата по военным делам» двух статей («Всевобуч на местах» и «Московская губерния»), которые, по мнению советского цензурного начальства, никак нельзя было допускать к публикации[138]. Подготовка цензоров была зачастую такой слабой, что их обоснования не допускать материалы к печати были ошибочными и не выдерживали никакой критики. Как нарушение военно-цензурных правил, была расценена военными контролерами публикация в «Известиях ВЦИК» приказа РВС Южного фронта о боевых успехах летчиков царицынского отряда и о награждении их наградами. Согласно указанию военного цензора, данное свидетельство не подлежало опубликованию на основании п. 23 «Перечня тем, запрещенных к печати». Но эта публикация не попадала под действие этого пункта. Его содержание касалось сведений о «крупных потерях в личном и материальном составе армии и флота, о фамилиях выбывших из строя командных лиц с указанием номера, наименования части, а также о числе мест, заготовленных в разных пунктах для эвакуации лиц»[139]. Подобной информации в материале «Известий ВЦИК» не было. В целом публикация не содержала запрещенных цензурой сведений. Дефицит военных цензоров приводил к тому, что военный контроль в ряде случаях передавался редакциям самих газет, как это было сделано начальником Приволжского отделения военной цензуры Ф. Мидиным в отношении газеты «Красный воин»[140].

Кроме того, появление в газетах запрещенных цензурой материалов объяснялось тем, что некоторые редакции своевольничали. Они не предоставляли своих материалов в органы военного контроля или не подчинялись требованиям военной цензуры и публиковали статьи и информационные заметки, недопущенные к печати. 27 января 1919 г. «Газета печатников» поместила две статьи, запрещенные военными контролерами. 12 января 1919 г. в «Известиях Народного комиссариата по военным делам» появился материал, который был запрещен цензурой[141].

Это касалось даже законодательных актов. Газеты печатали законы, указы, приказы и другие нормативно-правовые документы, минуя цензурные учреждения. Такое положение в ряде случаев принимало довольно широкие размеры и вызывало резкую реакцию властей. В 1920 г. во врангелевском Крыму распространение такой практики привело к изданию 20 мая специального циркуляра, который строго указывал всем органам военных управлений не передавать журналистам официальные сведения, а присылать их в правительственный отдел печати[142].

Зачастую нарушение цензурных правил допускали официальные правительственные печатные органы, которые, пользуясь своим привилегированным положением, помещали задержанный цензурой материал. В записке заведующего ВЦО Мутафина в СНК от 3 августа 1918 г. подчеркивалось, что если небольшевистская пресса под угрозой наказаний выполняет цензурные запреты, то официальные советские издания не всегда[143]. Причем, эта практика носила достаточно широкое распространение. Советские военные контролеры часто жаловались на то, что редакции советских и большевистских газет крайне тяжело заставить подчиняться военной цензуре.

Недозволенные сведения попадали на страницы газет и из-за нарушения цензурных порядков информационными учреждениями, которые передавали редакциям запрещенные материалы. Некоторые из этих фактов приобретали скандальную окраску и становились предметом специального рассмотрения высших должностных лиц. К числу наиболее распространенных нарушений относилась публикация информации правительственных структур без согласования с их руководителями. В конце января 1920 г. в московской газете «Вечерние известия» было напечатано интервью сотрудника НКИД В.П. Затонского. Данный материал не был завизирован Г.В. Чичериным и содержал сведения, нежелательные для разглашения. Чичерин довел этот факт до сведения председателя правительства. Ленин велел П.М. Керженцеву расследовать эпизод и наказать виновных[144].

Похожая ситуация сложилась на белом Юге России осенью 1918 г. В ноябре РУСТА распространило информацию об отказе командования Добрармии передавать иностранное вооружение на Дон, пока руководство области не признает главнокомандующим Деникина. Председатель Особого совещания Драгомиров строго указал руководителю агентства А.Ю. Геровскому, что агентство, «состоящее под покровительством Д/обровольческой/ армии, не имеет права... рассылать телеграммы, касающиеся высшего командования Д/обровольческой/ армии без просмотра мною или начальником штаба армии»[145].

Цензурные запреты были причиной появления в газетах недостоверных сведений. Деятельность цензуры приводила к тому, что корреспонденты газет и информационных агентств привыкали врать «самым отчаянным образом»[146]. Об этом, касаясь корреспондентов РОСТА, говорила на 2 съезде работников этой организации журналист Пилацкая. Она отмечала, что корреспонденты освещают события таким образом, чтобы их материалы пропускались цензурой и публиковались в газетах. Ради этого они не брезгуют ложными сведениями. Такое явление приняло массовый характер. «Все эти телеграммы о горящих желанием нести гужевую повинность, о том, что крестьянская молодежь рвется на фронт, – заведомо ложные и принимают прямо-таки массовое явление», – подчеркивалось на съезде работников РОСТА[147].

Такая же тенденция наблюдалась в газетах антибольшевистских государственных образований, где неоднократно встречались сообщения о взятии Петрограда, об арестах или убийствах руководителей советского государства, о несуществующих крестьянских и рабочих мятежах в РСФСР. И.М. Калинин, военный прокурор Донской армии и начальник военно-судной части штаба Донского корпуса, вспоминал, как в белом Ростове один его знакомый петроградский журналист показал ему свою заметку, в которой сообщал, что в петроградской мечети организован склад свинины. На возражения Калинина по поводу того, что теперь в голодном Петрограде «свинины днем с огнем не разыщешь», последовал ответ: «Много ты, прокурор, понимаешь. Черкесы-то, кабардинцы, нешто не мусульмане. Разве не схватятся они за клинки, когда прочтут такую вещицу. Цель прессы знаешь? Агитация!»[148]. И подобных сообщений было много. «Отважные газеты, – писал И.М. Калинин, – очень часто захватывали в плен или задерживали в тылу то Коллонтай, то мать Троцкого с громадным количеством агитационной литературы»[149].

Проверить подобные сведения редакторы газет не могли. Но они знали, что такую информацию цензура пропустит. Во многом они были правы. В условиях политической нестабильности, хозяйственного развала и социальной беззащитности люди становились легковерными и во многом доверяли подобным небылицам, в глубине души надеясь на скорое окончание войны и лишений «При тогдашнем изумительном легковерии, при быстром переходе от одного настроения к другому, от полного отчаяния к беспредельному оптимизму и наоборот, – отмечал Калинин, – многим и впрямь начало казаться, что участь Москвы решена, и песня большевиков спета»[150].

Революция и Гражданская война определяли своеобразие цензурного контроля над российскими газетами. Но осуществить полный контроль над газетной прессой российские цензурные органы не смогли. Это обстоятельство во многом не дало возможности газетной прессе оказать решающего влияния на трансформацию общественного менталитета.

в начало

к содержанию << >> на следующую страницу

[1] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 406.

[2] Декрет СНК о печати// Издательское дело в первые годы советской власти (1917–1922). М., 1972. С. 11–12.

[3] Декрет СНК о Революционном трибунале печати// Там же. С. 17–18.

[4] Протест В.Г. Короленко// «Киевская мысль». 1917. 8 ноября.

[5] Декрет от 8 дек. 1917 г.// «Труд» (Москва). 1917. 9 дек.

[6] Записка комитета по защите свободы печати// «Киевская мысль». 1918. 12 июля.

[7] ГАРФ. Ф. 1700. Оп. 7. Д. 5. Л. 3–3,об.

[8] Белоруссов А.С. Демократические превосходительства и печать// «Отечественные ведомости» (Екатеринбург). 1918. 20 ноября.

[9] Там же.

[10] ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 119. Л. 86.

[11] Переписка секретариата ЦК РСДРП(б)-РКП(б)... М., 1967. Т. З. С. 66.

[12] ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 122. Л. 7,об.

[13] Там же. Ф. 444. Оп. 1. Д. 5. Л. 3,об.

[14] Там же. Ф. 440. Оп. 1. Д. 116. Л. 2,об.

[15] Там же. Ф. 952. Оп. 1. Д. 35. Л. 1.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9