Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
306 «Он не мог понять, для чего, хотя, быть может, это было уже так предназначено самой судьбой, что один должен коситься для того, чтобы другой к своему осо бенному удовольствию выставлял напоказ и любовал ся своими шелковыми чулками» : . Эти дубовые переводы текстуально точны, но кто не предпочтет им переводов Введенского, в которых, несмотря ни на что, есть дыхание подлинного Дик кенса. Характерно, что в сороковых и пятидесятых годах XIX века своевольное обращение Иринарха Введен ского с подлинником казалось читательской массе нормальным и почти не вызывало протестов. Вплоть до революции, то есть семьдесят лет подряд, из поко ления в поколение, снова и снова они воспроизводились в печати и читались предпочтительно перед все ми другими, и только теперь, когда дело художествен ного перевода поставлено на новые рельсы, мы вынуждены начисто отказаться от той соблазнитель ной версии Диккенса, которая дана Иринархом Введенским, и дать свою, без отсебятин и ляпсусов, гораз до более близкую к подлиннику. Если бы Введенский работал сейчас, ни одно издательство не напечатало бы его переводов. И та теория, которой он хотел оправдать свой переводческий метод, воспринимается «ами в настоящее время как недопустимая ересь. Эту теорию он обнародовал в «Отечественных за писках» 1851 года, когда в журналах возникла по лемика по поводу вольностей, допущенных им в пе реводе Теккерея. Теория заключалась в том, что переводчик имеет все права уснащать свой перевод от себятинами, если его перо «настроено» так же, как и перо самого романиста. Насчет своего «пера» Иринарх Введенский не сомневался нисколько, ибо видел в своих переводах «ху дожественное воссоздание писателя». «.. .При художественном воссоздании писателя, — говорил он в статье, — даровитый переводчик (то есть 1 Чарльз Дийкенс. Холодный дом. Перевод «Современ ника» под редакцией М. А. Орлова. СПб., 1910, стр. 544, 555, 572. 307 сам Иринарх Введенский. — К. Ч.) прежде и главнее всего обращает внимание на дух этого писателя, сущ ность его идей и потом на соответствующий образ вы ражения этих идей. Сбираясь переводить, вы должны вчитаться в вашего автора, вдуматься в него, жить его идеями, мыслить его умом, чувствовать его сердцем и отказаться на это время от своего индивидуального образа мыслей» '. Так что, если послушать Иринарха Введенского, его отсебятины, в сущности, совсем не отсебятины. «Художественно воссоздавая» роман Теккерея, он, по его утверждению, начисто отказывается от собствен ной личности, чувствует себя вторым Теккереем, на местником Теккерея в России, и ему естественно при таком самочувствии требовать, чтобы всякая строка, им написанная, ощущалась как строка самого Текке рея. Не уличайте же его в сочинении целых страниц, которые он навязывает английскому автору. Он пишет их отнюдь не в качестве Иринарха Введенского, его пером в это время водит «дух» самого Теккерея. Вот какой величавой теорией пытался Иринарх Введенский оправдать беззаконные вольности своего перевода. А когда критика указала ему, что при такой си стеме «художественного воссоздания» иностранных пи сателей он, помимо всего прочего, непозволительно русифицирует их, — он объявил эту русификацию од ной из своих главнейших задач. «Перенесите, — говорил он переводчикам, — пере водимого вами писателя под то небо, под которым вы дышите, и в то общество, среди которого вы развивае тесь, перенесите и предложите себе вопрос, какую бы форму он сообщил своим идеям, если б жил и дей ствовал при одинаковых (?!) с вами обстоятель ствах?» 2 Оттого-то у Иринарха Введенского и Диккенс, и Теккерей, и Шарлотта Бронте сделались российскими 1 Иринарх Введенский. О переводах романа Текке 2 Там же, стр. 70. 308 гражданами, жителями Песков или Охты. В полном согласии со своими теориями он перенес их под петер бургское небо, в общество коллежских и титулярных советников, и мудрено ли, что у него в переводах они стали «тыкать» лакеям, «ездить на извозчиках», «шнырять в подворотни», что клерков он заменил при казчиками, писцов — писарями, пледы — бекешами, кепи — фуражками, таверны — трактирами, то есть в значительной степени перелицевал буржуазное на дворянски-чиновничье. Чуковский К. Высокое искусство лингвистики и перевода 11 деревяшка |
|
|
|
|
