<<<     ΛΛΛ     >>>   

рачивается отказом от участия в выборах, которые, на взгляд гражданина, выглядят пустой тратой времени и ресурсов; этот же результат наступает в том случае, если выборы в силу тех или иных причин бывают слишком частыми, следуют одни за другими: программы, образы кандидатов как бы накладываются друг на друга, теряют индивидуальные характеристики, не вызывают положительного, заинтересованного отношения; в силу тех или иных причин, может быть, и случайного порядка, возникает неприязнь к личности кандидата или к тому политическому течению, которое он представляет; немаловажный фактор, который необходимо всегда учитывать организаторам избирательных кампаний,— это так называемые противоречивые искушения, когда момент исполнения гражданского долга совпадает с периодом отдыха или отъездом, семейными праздниками, соревнованиями и т. д.
Среди мотивов поведения, сдерживающих участие в выборах, доминирующую роль играет чувство безразличия к политическим делам, враждебность к политической системе, впечатление сложности, запутанности избирательного процесса, лишающее людей возможности сделать осознанный, продуманный выбор, а иногда и создающее впечатление игры или фарса, участие в котором рассматривается как недостойное дело.

3. СПЕЦИФИКА МАССОВОГО ПОВЕДЕНИЯ В ПОЛИТИКЕ

В большинстве политических процессов люди участвуют, будучи соединенными не только в однородные и организованные группы (хотя, конечно, никто не отрицает большого значения в политике и классов, и наций, и профессиональных общностей, и общественных организаций), но в случайные, временные образования, представляя собой толпу на улице, участников собрания или митинга, демонстрации, аудиторию той или иной передачи, зрителей политической программы. Находясь в таком состоянии, они приобретают специфические черты массы, к которым относятся: статистичность—люди, собранные в массу, не представляют собой целостного образования, отличного от составляющих его элементов; стохастичность, -вероятность — случайность, неупорядоченность отношений здесь, границы массы размыты, а состав неустойчив; ситуативность — ее характер полностью определяется местом, временем, поводом образования, видом деятельности или общения, которым она занята; разнородность состава, его межгрупповая природа;

117

аморфность — отсутствие внутренней организации, структуры; анонимность — члены массы не открываются друг перед другом никакими индивидуальными свойствами, личностными качествами .
Эти свойства, и прежде всего случайность образования, неоднородность состава, предопределяют специфическую манеру политического поведения людей, соединенных в такие общности,— то, что очень часто выражается термином массовидность, выражающуюся в подавлении рациональности, резком преобладании чувства над разумом, ведущим к утрате личной ответственности.
Реалистичную и горькую оценку поведения людей, собранных в массу, дал выдающийся испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет. По его мнению, масса — это множество людей без особых достоинств, их господство оборачивается торжеством повседневности, возведением в право человеческой заурядности. Он считал, что трагедия современной ему западной цивилизации заключается в присвоении массами функций одаренного и квалифицированного меньшинства — носителя творческих и управленческих начал и традиций в любом обществе. Демократия для масс оказывается условием удовлетворения подсознательных влечений, вожделений, облеченных в словесную форму.
Масса способна действовать в политике единственным наиболее доступным способом прямого действия, его постоянное использование ведет к постепенному нарастанию разрыва между сложностью проблем и примитивностью средств, применяемых для их решения: «...жутко становится, когда слышишь, как сравнительно образованные люди рассуждают на повседневные темы. Словно крестьяне, которые заскорузлыми пальцами пытаются взять со стола .иголку, они подходят к политическим и социальным вопросам сегодняшнего дня с тем самым запасом идей и методов, какие применялись 200 лет назад для решения вопросов, в 200 раз. более простых» . Столь радикальный негативизм в оценке влияния участия масс на социальные процессы вряд ли оправдан в свете как современного, так и исторического опыта. Существует огромное число фактов, политических событий и процессов, в ходе которых масса, участвуя в выборах, движениях за мир или сохранение окружающей среды, показывает способность принятия верных решений и их стойкой защиты. По мнению английского историка массовых движений Дж. Рюде, «поведение масс вообще нельзя считать «иррациональным» в обычном значении этого термина. Массы иной раз поддавались панике, питали иллюзии и несбыточные надежды, но цели, которые они перед собою ставили, были вполне реальны; более того, эти цели, как было

118

показано выше, определяли и характер конкретных акций, и методы борьбы в соответствии с обстоятельствами» . Но основания для тревожной и пессимистической оценки феномена массовизации политики, разумеется, существуют, они заключаются прежде всего в психологизации поведения людей, соединенных в массу, в понимании роли рациональных импульсов в управлении такого рода общностью, они в таком случае просто не в состоянии воспринять, а тем более подчиниться сложно организованным духовным
импульсам.
При оценке и прогнозировании характера возможного поведения массы необходимо принимать во внимание наличие двух
ее основных типов: публики, формирующейся на основе интеллектуального взаимодействия; ее составляют, например, читатели одной газеты, слушатели передачи, люди, увлеченные тем или иным занятием, видом досуга; тип связи, складывающийся здесь, в достаточной степени случаен, но он постоянен, более или менее устойчив; толпы, возникающей на основе физического взаимодействия поддерживающих между собой непосредственный контакт людей, когда они приходят на митинг, ожидают поезда или выходят из него, задерживаются на одном месте какими-либо внешними обстоятельствами.
У публики отсутствует какая-либо специальная организация, она разнородна, состоит из представителей различных социальных групп, повод ее образования достаточно случаен. Но практически всегда она формируется на более или менее устойчивой, рациональной основе, ею, как правило, является или общая информация, или общий интерес. . Они служат опорой формирования рациональности, предсказуемости поведения. Ярко выраженные черты толпы: скученность на ограниченном пространстве, относительная длительность совместного пребывания в одном месте, отсутствие способности контроля над взаимодействием создают возможность стремительного заражения — взаимной передачи чувств между собранными индивидами. Толпа не имеет устойчивых факторов общности, что практически блокирует способность отклика на связную, логическую аргументацию, она не просто выводит из зыбкого эмоционального равновесия, а, наоборот, открывает возможность быстрого ответа на импульсивное, эмоциональное воздействие. Поэтому Г. Ле Бон подчеркивал, что «толпами нельзя руководить посредством правил, основанных на чисто теоретической справедливости, а надо отыскивать то, что может произвести на нее впечатление и увлечь ее»
Характерный пример реакции толпы на рациональное и эмоциональное воздействие мы находим в «Записках о революции»

119

H.H. Суханова. Во время июльских событий 1917 г. в Петрограде огромная толпа матросов-кронштадтцев является в Таврический дворец, где заседает ЦИК, и требует встречи с министрамисоциалистами. «Президиум выслал к ним Чернова. Лишь только он появился на верхней ступени портика, толпа кроюптадтцев немедленно проявила большую агрессивность и из многотысячной вооруженной толпы раздались крики: — Обыскать его! Посмотреть, нет ли у него оружия!
— В таком случае я не буду говорить,— объявил Чернов и сделал движение обратно во дворец. Вполне возможно, что Чернова и вызвали не для речей, а для других целей. Но, во всяком случае, эти цели были неопределенны, и после его заявления толпа сравнительно затихла. Чернов произнес небольшую речь о кризисе власти, отозвавшись резко об ушедших из правительства кадетах. Речь прерывалась возгласами в большевистском духе. А по окончании ее какой-то инициативный человек из толпы требовал, чтобы министры-социалисты сейчас же объявили землю народным достоянием и т. п.
Поднялся неистовый шум. Толпа, потрясая оружием, стала напирать. Группа лиц старалась оттеснить Чернова внутрь дворца. Но дюжие руки схватили его и усадили в открытый автомобиль, стоявший у самых ступеней с правой стороны портика. Чернова объявили арестованным в качестве заложника...
Немедленно какая-то группа рабочих бросилась сообщить обо всем этом ЦИК, и, ворвавшись в Белый зал, она произвела там панику криками: — Товарищ Чернов арестован толпой! Его растерзают! Спасайте скорее! Выходите, все на улицу!
Чхеидзе, с трудом водворяя порядок, предложил Каменеву, Мартову, Луначарскому и Троцкому поспешить на выручку Чернова. Где были прочие, не знаю. Но Троцкий подоспел вовремя.
Я с Раскольниковым остановился на верхней ступени у правого края портика, когда Троцкий в двух шагах подо мною взбирался на перед автомобиля. Насколько хватало глаз — бушевала толпа. Группа матросов с довольно зверскими лицами особенно неистовствовала вокруг автомобиля. На заднем сиденье его помещался Чернов, видимо, совершенно потерявший «присутствие духа».
Троцкого знал и ему, казалось бы, верил весь Кронштадт. Но Троцкий начал речь, а толпа не унималась. Если бы поблизости сейчас грянул выстрел, могло бы произойти грандиозное побоище, и всех нас, включая, пожалуй, и Троцкого, могли бы разорвать в клочки. Едва-едва Троцкий, взволнованный и не находящий слов в дикой обстановке, заставил слушать себя ближайшие ряды. Но что говорил он!

120

— Вы поспешили сюда, красные кронштадтцы, лишь только услышали о том, что революции грозит опасность! Красный Кронштадт снова показал себя как передовой боец за дело пролетариата. Да здравствует Красный Кронштадт, слава и гордость революции!
Но Троцкого все же слушали недружелюбно. Когда, он попытался перейти собственно к Чернову, окружавшие автомобиль ряды снова забесновались.
— Вы пришли объявить свою волю и показать Совету, что рабочий класс больше не хочет видеть у власти буржуазию. Но зачем мешать своему собственному делу, зачем затемнять и путать свои позиции с мелкими насилиями над отдельными случайными людьми? Отдельные люди не стоят вашего внимания... Каждый из вас доказал свою преданность революции. Каждый из вас готов сложить за нее голову. Я это знаю... Дай мне руку, товарищ! Дай мне руку, брат мой!
Троцкий протягивал руку вниз, к матросу, особенно бурно выражавшему свой протест. Но тот решительно отказывался ответить тем же и отводил свою руку, свободную от винтовки»11.
Конечно, в такой момент трудно сохранить трезвую голову любому человеку, но нетрудно видеть, что поведение Троцкого больше соответствует специфике ситуации, чем поведение Чернова, хотя оно построено именно на алогичности, абсурде, если хотите. Но алогична, абсурдна сама ситуация...
Нетрудно видеть, что динамика психологии в толпе такова, что способствует понижению уровня рациональности поведения, это непосредственное следствие таких ее неизбежных спутников, как теснота, скученность, отсутствие свободы движения, просто физических контактов, толчков и прикосновений. Все это ведет к понижению уровня критичности, самостоятельности в суждениях и действиях, и люди все в большей мере поддаются эмоциональному влиянию. Механизм его формирования был раскрыт выдающимся русским психологом и психиатром В. И. Бехтеревым. Что же происходит в этот момент?
В толпе ограничиваются произвольные движения, что волейневолей вызывает концентрацию внимания на словах оратора, но поскольку всякое сосредоточение внимания имеет определенные пределы, то наступает постепенное утомление внимания, а вслед за ним идет период, когда открывается обширное поле для внушения, т. е. все менее критичного восприятия слов оратора, и, таким образом, спокойная толпа становится толпой возбужденной, происходит и усиливается как бы общее взаимовнyшeнue. Здесь уже не до логики и взвешенности аргументации.
Знание этого простого механизма объясняет использование многих известных и широко распространенных атрибутов

121

политического общения в массовых аудиториях: мимики, жестов, шумов и усилителей звука, толчков и многого другого, к чему активно прибегают его участники. Эти приемы ломают тонкую грань, отделяющую публику от толпы, увеличивают долю физического взаимодействия в ущерб интеллектуальному контакту.

4. РЕГУЛЯЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ

Поскольку вариантов политического поведения может быть множество, в том числе и весьма неблагоприятных для интересов самой политической общности, разрушительных или бесплодных, возникает проблема его регуляции, управления, воздействия на него для достижения оптимальных результатов. Характер управления политическим поведением определяется самой природой политики: установлением политических отношений между объектами не только с совместимыми, но и противоположными интересами, суждениями и направлениями активности.
Регуляция политического поведения должна носить властный характер, использовать механизмы принуждения и авторитета, но она не может быть уподоблена технологической операции слежения и постоянного контроля, жесткого доминирования при минимизации инициативы и самостоятельности осуществляющих поведение субъектов. Как только контроль за политическим поведением становится тотальным, инициатива, а вслед за ней участие и активность уходят, уступая место вялому исполнению указаний, или вообще замещаются политическим отчуждением. Поэтому регуляция обязательно должна оставлять место для инициативы и самостоятельности, ни в коем случае не сводиться к жестким предписаниям и давлению.
В то же время эта регуляция должна в полной мере учитывать коллективную природу политического поведения, такую его особенность, как массовидность, взаимодействие рациональных и иррациональных моментов, значительную зависимость от состояния и динамики коллективной психологии. К числу факторов, степень влияния которых на политическое поведение массы практически всегда является очень большим, необходимо отнести следующие.
Во-первых, роль лидера, руководителя и характер оказываемого им влияния на массового участника политического процесса. Лидер может выдвигаться самой массой в ходе ее политизации и стихийного поиска направления действия: это вожаки, или «лица, вышедшие из недовозбужденной толпы; личность, доведенная до точки наивысшего кипения в толпе, облагороженная и возвеличенная на мгновение и тотчас же снимающая с себя коллективный костюм коновода и вожака, как только сплоченная

122

толпа распадается на свои составные кусочки» . Но он может приходить в массу из иной среды, иметь иной уровень подготовки и компетенции, чем возглавляемые им люди, быть вождем, или человеком, который идет во главе своей партии или класса. Влияние лидера на политическое поведение своих последователей в первую очередь зависит от его способности понять и выразить важнейшие интересы и потребности тех людей, которых он возглавляет. Следует, конечно, учитывать, что успех в оказании влияния не предопределяет удачного завершения всего дела, но служит его важнейшей предпосылкой.
Во-вторых, это характер аргументации, призыва, обращенного к массовому участнику. Информация, заключенная в нем, должна иметь образную или символическую форму. Глубоко понимал эту сторону влияния H.A. Бердяев, писавший, что «человеческая масса может быть организована и дисциплинирована лишь иррациональными, непонятными для нее началами, воспринятыми как святыня»' . Необходимость учета и первого, и второго условий выглядит несколько циничной, не соответствующей тем благим порывам, из которых состоит деятельность и судьба многих политических лидеров. Но если здраво взглянуть на любой реальный акт регуляции массового политического поведения, разве не присутствуют там эти элементы, не соблюдаются, даже неосознанно, эти условия?
В-третьих, в ходе развертывания любого политического процесса возникает ощутимая потребность в закреплении черт, норм, принципов регуляции политического поведения в принципах политической организации, в придании духовным ориентирам политического действия институциональной формы, например, выработав четкие процедуры выборов, или принятия решений, или замещения должностей в государственном аппарате и т. д. То есть возникает необходимость институализации политического поведения, по крайней мере, форм его организации.
В круг факторов, от которых зависит регуляция политического поведения, включаются также: уровень информированности участников; чем он выше, тем поведение рациональнее, и наоборот; политическое образование, расширяющее в конечном счете широту навыков, способов достижения целей политического действия; степень групповой идентификации участников политического действия, по мере ее роста возможности регуляции их поведения увеличиваются. Поскольку же при этом уровень критичности, самостоятельности суждений участников снижается, такая регуляция осуществляется не всегда рациональным образом; политизация деятельности различных общественных организаций способствует сплочению участников политического

123

действия на основе той или иной программы, ограничивает возможность инициативных самостоятельных действий отдельных участников, повышая степень урегулированности политических процессов; увеличение степени риска в ходе развертывания того или иного политического процесса, принятия политического решения способствует сплочению людей, стремлению к консолидации на основе приверженности к тем или иным основным ценностям, принципам при снижении значимости, внимания к оттенкам и нюансам во мнениях и позициях; сходным по своим последствиям является и действие такого фактора, как усиление влияния партий на ход политических процессов.

Термин «власть» многозначен и открывает широкую возможность для самых различных толкований. Естествоиспытатели, например, говорят о власти над природой, философы — о власти объективных законов общества, социологи — о власти общественной, экономисты — хозяйственной, юристы — государственной, психологи — о власти человека над самим собой, педагоги — о семейной власти и т. д. В политологии особенно часто встречаются следующие подходы к истолкованию власти: биологический, антропологический, психологический, социологический и философский.
Биологический подход к понятию «власть» представлен, в частности, в работах французского социолога М. Марсаля, считающего, что власть не является специфичной только для человека, а имеет предпосылки и корни в биологической структуре, общей у человека с животными. Явно выражен он и у другого французского политолога А. Поза, который, анализируя понятие «власть», приходит к выводу, что основа власти заключена в природе человека как биологического существа. Аналогичной позиции придерживается и известный французский политолог М. Дюверже, который находит феномен власти и политики не только у животных, но и у других биологических образований. Биологическая концепция власти не нова. Ее корни уходят к политическим мыслителям древности. В свое время, как известно, еще Аристотель рассматривал власть как естественное состояние в обществе, предопределяемое самой природой.

124

Своеобразным вариантом биологической концепции власти является социальный дарвинизм — идейное течение в общественной мысли конца XIX — начала XX в., которому свойственно сведение закономерностей развития человеческого общества к закономерностям биологической эволюции и выдвижение принципов естественного отбора, борьбы за существование и выживание наиболее приспособленных в качестве определяющих факторов общественной жизни. При этом одни социал-дарвинисты выводили свои концепции власти непосредственно из принципов биологической эволюции (Ф. Шальмайер и Г. Мацат). Другие стремились выявить различия между борьбой за существование среди животных, с одной стороны, и среди людей — с другой (В. Ваккаро). Наконец, третьи подчеркивали ведущую роль социальных конфликтов, возникающих в процессе удовлетворения людьми потребностей в результате их стремления к господству (Л. Гумплович).
Другим, не менее распространенным в современной политологии подходом является антропологический подход к понятию «власть», который в определенной степени имеет некоторые общие черты с биологическим подходом. Эти общие черты состоят в следующем. Если сторонники биологического подхода распространяют понятие власти на все живые (в том числе животные) образования, то сторонники антропологического подхода распространяют понятие политической власти на все социальные, в том числе и доклассовые, образования. Следуя за М. Вебером, социальные антропологи объявляют политическими всякие действия, опирающиеся на власть и авторитет. На этом основании они считают правомерным говорить о существовании политической власти во всяком обществе. Они утверждают, что носителями политической власти в них являются вожди, советы старейшин, собрания общины и т. д. К носителям политической власти они относят и семью. Так, например, американский социальный антрополог А. Саутхолл пишет, что в обществах с низкой дифференциацией политических ролей семья является той корпоративной группой, в которой власть и политические действия имеют огромное значение. Политическая власть семьи, т. е. степень осуществляемого ею в ней авторитета, важна во всех традиционных обществах .
Интерес со стороны социальных антропологов к изучению властных отношений в различных родоплеменных образованиях не является случайным. Он обусловлен тем, что такого рода образования занимают весьма значительное место в экономической и социальной структуре стран «третьего мира». Влияние традиционных укладов, структур власти, обычаев на политическую жизнь этих стран, бесспорно, велико. Однако это нисколько не

125

оправдывает применения категорий политической власти к изучению властных отношений в родоплеменных образованиях . А именно эта идея является центральной в работах политологов социально-антропологического направления.
Большой популярностью в современной политологам пользуется психологический подход к понятию власти. Сторонники этого подхода исследуют власть главным образом под углом зрения субъективного восприятия ее индивидом. Такого рода субъективное восприятие основывается либо на особых качествах непосредственного носителя власти (вождя, лидера, руководителя), что ведет свое начало от веберовской концепции трехчленного деления типов политического господства, либо вытекает из особенностей психологической природы самого человека, которая у одних людей проявляется в чувстве слепого повиновения, а у других, наоборот, в чувстве неповиновения, непокорности всяким атрибутам внешнего воздействия на личность.
Сказанное объясняется тем, что власть — это явление и общественное, и психологическое. В качестве общественного явления она подчиняется объективным законам, независимым от человеческих представлений и стремлений, вытекающим из процесса общественного развития, в котором экономическое развитие играет решающую роль. Как явление психологическое она существует в сфере восприятий и переживаний личности и зависит от сложных, формируемых не только под воздействием общества, его экономики и культуры, но и под воздействием всего уклада жизни черт личности людей, над которыми власть осуществляется. Диалектика взаимоотношения социальной и психологической природы власти представляет собой весьма важный аспект психологического анализа политических отношений.
Как отмечает польский политолог Е. Вятр, при рассмотрении психологического аспекта власти перед исследователями возникает множество вопросов, в том числе: какие психические предрасположения приводят к тому, что одни люди стремятся к власти, в то время как другие избегают ее? какие общественные и личностные условия формируют эти предрасположения? какова зависимость между методами осуществления власти и борьбы за власть, с одной стороны, и чертами психики людей, участвующих в этой борьбе,— с другой? являются ли определенные черты психики функциональными по отношению к существующим политическим условиям и как это воздействует на отбор людей, осуществляющих власть? каковы механизмы и психологические источники политических конфликтов и как они соотносятся с общественными условиями, порождающими эти конфликты? Перечисленные вопросы хотя и не исчерпывают проблему

126

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

История политической науки как предмет изучения 142
В первом случае политика рассматривается как частичка
Политические отношения
Раннеколониального общества
Понятие политической социализации употребляется главным образом в двух смыслах