1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21

Легко можно совершить две ошибки:

Один раз оратор неожиданно прекращает речь и уходит чуть ли не без прощания, другой раз прощается на протяжении получаса. Некоторым людям трудно закончить речь, когда тема исчерпана. В конце концов долгое прощание причиняет неудобство. Не следует говорить: «Я перехожу к заключению» и не поступать в соответствии с этим заявлением. «Конец речи без заключения нехорош, но заключение без конца ужасно» (Патокка). Отведенное для речи время давно закончилось, речь все длится и длится, по мере увеличения времени удлиняются и лица слушателей, и можно услышать немой вопрос: «Ну когда же конец?»

В этом случае Тухольский иронично рекомендует: «Заранее объяви об окончании речи, чтобы слушатель от радости не получил апоплексический удар. Объяви заключение, а потом начинай свою речь сначала и говори еще полчаса. Это можно повторять до бесконечности». Саркастический ответ спартанца на утомительную речь посланца с острова Самос гласил: «Начало твоей речи мы забыли, середину прослушали, и только конец нас обрадовал».

Слова Гете: «То, что ты не можешь закончить речь, делает тебя великим» сказаны не для оратора. Оратор не должен устраивать вместо заключительного оборота заключительный «крутёж». Он должен закончить речь, когда публике еще хочется слушать. (Нельзя походить на певца, о котором критик писал: «Он очень хотел спеть на бис, но публика предпочла покинуть зал».) Можно ведь и не поступать как рейнский пастор Йоханнес Харф, не побоявшийся прервать проповедь, когда контакт со слушателями только установился, да еще на чистом диалекте: «Господин Шмитц, если Вы еще раз посмотрите на часы, я гарантирую Вам проповедь на десять минут дольше...»

В берлинском парламенте депутат, знаменитый своими долгими речами и только что произнесший длинную речь, снова поднялся на трибуну. В зале наступила тишина и вытянулись лица. Однако депутат объяснил: «Господин президент, дамы и господа! Если я еще раз поднялся на трибуну, то не потому, что я решился еще на одну речь. Я просто забыл здесь мои очки». Напряжение палаты разрядилось смехом. Плохой знак, если во время доклада слушатели то и дело поглядывают на часы. Но как мучительно для оратора, если кто-то держит часы возле уха, полагая, что они стоят.

Величайшая похвала, если после речи вам кто-нибудь скажет: «Я мог бы слушать Вас еще час».

Соответствующим ситуации, кратким и очень личным было заключение речи, которую произнесла президент бундестага Анна Мария Ренгер при вступлении в должность (13 декабря 1972 г.): «Дамы и господа, политика является, как говорят, жестким делом (сравнение). Кто этого не знает! Но нужно ли напрочь исключать шутку? (риторический вопрос) (оживление и аплодисменты). Давайте при всей жесткости и при всей серьезности будем человечными! К реалиям нашей работы относится наша человечность со всеми ошибками и слабостями, которые у нас есть, и терпимость – величайшая предпосылка демократии, что не означает, однако, снисходительности и примирения, и даже послабления» (оживление, аплодисменты).

в начало

ГЛАВА 10

ПРИМЕРЫ РЕЧЕЙ С ИХ АНАЛИЗОМ

В следующем разделе на отрывках из речей выдающихся ораторов нашего столетия покажем, как рассмотренные в предыдущих главах основные положения и средства выражения разнообразно переплетаются друг с другом в речи. Примеры взяты из речей, произнесенных по различному поводу. Мы могли бы привести сколько угодно таких примеров. У каждого оратора есть свои особенности, и, тем не менее (повторяем вновь и вновь) все они владели теми риторическими средствами, которые определяют хорошую риторику наших дней. Рекомендуем прочитать эти речи полностью, поместить их целиком в рамках одной книги нет возможности. Многие из этих речей можно изучить относительно их структуры, способа повышения эмоционального напряжения, особенностей введения, заключения и т.д. В центре нашего внимания построение речи. Но эффективность речи существенно зависит и от ее произнесения

1.                    Из речи Виктора Адлера «Опасность войны и свобода печати». (Источник: Патокка Ганс. Искусство речи. Вена 1951. С. 159 и далее/Hans Patocka, «Die Kunst der Rede». Wien 1951.)

Австрийский социал-демократ Виктор Адлер задолго до начала первой мировой войны предостерегал от попыток подстрекательства к войне.

Следующий отрывок взят из речи, произнесенной им 28 ноября 1912 г. В этой речи он выступает против тех, кто использует любую действительную или мнимую провокацию Сербии, чтобы побудить Австрию к войне. Чтобы донести до слушателей мнение, порожденное глубокой ответственностью за судьбу своей страны, мобилизуются всевозможные риторические средства. Эти подстрекатели «хотят заклеймить нас (социал-демократов) как предателей отечества, называя себя «патриотами»! (иронический оборот). Если патриотизм вообще означает что-либо, так это – любовь к народу. Патриоты – это люди работающие над тем, чтобы не ввергать народ в чудовищную войну (переоценка понятия «патриот»), а вовсе не те (следует противопоставление), которые легкомысленно звенят саблями (образ), с которыми они никогда не умели обращаться». В этом месте речь оратора прерывают возгласы: «Позор «Райхспост!» имеется в виду сообщение этой газеты (позднее опровергнутое) о том, что австрийский консул был захвачен сербами. Адлер отозвался искусной репликой: «Естественно, господа из «Райхспост» смелые (неожиданность), но только в отношении чернил (иронической оборот в форме перефразирования). Но если встанет вопрос о мобилизации, им следуют пойти с теми людьми, кому придет повестка. А это не трусливые люди, это люди с величайшим мужеством и величайшей выдержкой (противопоставление). Это люди, которые привыкли бороться за свои убеждения и готовы поставить на карту жизнь, если речь идет о народном деле (повышение эмоционального возбуждения), Господа же поступают, как если бы мы – «оплакивающие мир», как они о нас говорят (анафора), были бы трусливы, а они имели смелость (противопоставление, разъяснение) вас, рабочих, послать в огонь!» (перефразирование, обращение понятия «смелость»). В ближайших предложениях обратим внимание на резкий поворот высказывания – от язвительного сарказма к глубокой серьезности; причем Адлер говорит уже не от лица оратора-одиночки, а как защитник убеждений своих слушателей. «Не я хочу – мы хотим...» (Он воспринимает мысли и чувства собравшихся и формулирует их в ясной и четкой форме. Эта техника определяет агитационную речь!) Если господа хотят крови во что бы то ни стало, то пусть изволят вскрыть себе вены, это очень полезно полным господам! Мы не хотим никакой войны! (восклицание). Потому, что мы неравнодушны к судьбе своего народа и неравнодушны к чести этой страны (возражение, далее следует обоснование). Но мы делаем точное различие. Речь недавно шла о захвате консула Прохаски. Об этом много врали и, может быть, в ближайшее время наврут еще больше. Но если правда, что до него добрались, тогда мы целиком за то, чтобы привлечь сербов к ответственности! (Следует главное высказывание.) Но нельзя, чтобы из-за оскорбленной чести текла кровь сотен тысяч. (Следует прием сравнения.) И если заступаются за господина Прохаску, тогда пусть также заступаются за каждого гражданина Австрии, которого в Америке застрелили как бешеную собаку (сравнение), которого затравили в Пруссии, и наше министерство иностранных дел даже не пошевелило пальцем (образ). Ну еще бы, ведь это только «подданные», в то время как консул является частью государства (противопоставление, иронический оборот). Любой волос на его голове является частью государства (преувеличение). По поводу пролетариата не заявляют никаких протестов. Если обходится, хорошо, если не обходится, тоже хорошо (противопоставление). Ну, довольно о пролетариате. Мы очень чувствительны к посягательствам на честь нашей страны и возвышали наши голоса бесконечное число раз, но нас не услышали» (описание).

2.                    Из речи Филиппа Шейдеманна против заключения Версальского мирного договора (Национальное собрание, 1919 г.). (Источник: Отдельный том Немецкого исторического календаря: От перемирия к миру. Лейпциг, 1920. С. 497 и далее/Sonderband des Deutschen Geschichtskalenders: Vom Waffenstillstand zum Frieden. Leipzig 1920.)

Немецкий имперский премьер-министр Филипп Шейдеманн (Социал-демократическая партия Германии) закончил свою пламенную речь протеста против заключения Версальского мирного договора[20] следующими убедительными словами: «Мы знаем это и хотим честно сказать (пояснение: знать – честно сказать), что этот грядущий мир станет для нас пыткой (противопоставление). Мы не отступим ни на волос (образ) от того, что является нашим долгом, о чем мы договорились, от того, что (анафора) мы должны вынести (разъяснение: долг – согласились вынести. В соответствии с аргументацией используется следующий способ ограничения: да – но!). Но только договор, который можно будет соблюдать, который сохранит нам жизнь, который (анафора) обеспечит жизнь как единственный капитал для работы и искупления (разъяснение) только такой договор (расширенный повтор) может восстановить Германию. Не война, но ненавистный, равносильный самоистязанию мир для работы (противопоставление) станет купелью закалки (образ) нашего до глубины обессиленного народа. Мир для работы (повторение) – наша цель и наша надежда! (восклицание). Благодаря ему мы обсудим справедливые требования наших противников (упреждающее возражение), только благодаря ему мы поведем наш народ к полному выздоровлению.

Мы должны выздороветь от наших поражений и болезней (образ), так же как наши противники – от болезней победы (противопоставление: предшествующее предложение – кульминация речи в целом: все, что сказано до сих пор, дано сжато в пластическом противопоставлении). Действительность сегодня выглядит, как кровавая битва под Нордзее у швейцарской границы (образная деталь). Мы больше не сражаемся, мы хотим мира! (противопоставление, восклицание). Мы, содрогаясь, отвернулись от истребления: мы знаем, горе тем, кто накликал войну! (восклицание). Но трижды горе тем, кто сегодня оттягивает наступление мира хоть на один день!» (повышение эмоционального напряжения).

3.                    Из речи Аристида Бриана в Лиге Наций[21]. (Источник: Шмидт Пауль. Статист на дипломатической сцене. 1950. С. 118–119/Paul Schmidt, «Statist auf diplomatischer Buhne». 1950.)

B 1926 г. Германия вступила в Лигу Наций. В этот торжественный день, полный надежд (обманчивых!), француз Бриан в глубокой, блестящей речи сказал следующее:

«Что означает сегодняшний день для Германии и Франции? (риторический вопрос). Об этом я хочу сказать: конец длинному ряду скорбных и кровавых стычек, которые позорят страницы нашей истории; конец (анафора) войны между нами, конец длинной траурной вуали (образ). Никакой войны, никакого насилия (разъяснение, восклицание). Я знаю, что различие мнений между нашими странами есть и сегодня (опережение – упреждение возражений), но в будущем мы будем (противопоставление) приводить в порядок наши отношения как частные лица перед судом. Поэтому я говорю (следствие): прочь винтовки, пулеметы, пушки! (пример, призыв). Свободен путь для примирения, подсудности третейскому суду, путь к миру!» (разъяснение, восклицание).

Эти немногие высказывания обнаруживают различные риторические фигуры, а также демонстрируют наглядность и выразительность речи Бриана. Кульминация в обоих кратких высказываниях заключения речи. В общем мы вновь и вновь констатируем: для кульминации хорошему оратору нужны неполные краткие предложения, напоминающие восклицания (см. речи Бриана, Шейдеманна и др.), или, напротив, большие предложения (см., например, заключительные высказывания Хеусса).

4.                    Из торжественной речи Альберта Швейцера к 100-летию со дня смерти Гете, произнесенной 22 марта 1932 г. во Франкфурте-на-Майне. (Источник: Эдгар Нейс. Как мы формируем доклады и речи? Холлфельд, 1963/ Edgar Nies, Wie gestaltet man Vortrage und Reden? Hollfeld, 1963.)

Альберт Швейцер начинает эту убедительную речь со «вставки» в историческом настоящем времени, которая вводит в суть дела. В переходе к главной части речи он исследует горькие обстоятельства актуальной современности. Благодаря этому уже во вступлении ясно, что Швейцер подходит к главному в речи – выявить современное значение писателя. Слушатели подготовлены и уже в начале речи введены в состояние внутреннего напряжения.

«Прошло сто лет, как Гете, который считал себя выздоравливающим, в девять часов утра приподнялся в кресле в котором он провел ночь, и спросил, какое сегодня число. Когда услышал, что 22 марта, то сказал: «Значит, началась весна и тем более можно отдохнуть...» Радость, что в небе стоит весеннее солнце, наполнила его, солнцепоклонника целиком.

Когда его мысли начали путаться, он попросил, на мгновение придя в сознание, чтобы открыли ставни и впустили побольше света. Прежде чем весеннее солнце достигло полудня, он ушел в царство Вечного Света. (Обратите внимание, как упомянутый в рассказе «свет» возвышается до символа и соотносится с «Вечным Светом».)

В сотую годовщину со дня смерти величайшего из своих сынов (перифраза) город Франкфурт в великолепном солнечном сиянии (намек на «весеннее солнце») размышляет о большой беде, которую он и народ Гете узнали по воле обстоятельств (сильное эмоциональное напряжение благодаря внезапному противопоставлению). Безработица, голод и отчаяние – участь многих жителей города и государства (примеры, подробности для разъяснения предшествующего предложения). Кто отважится измерить тяжесть забот о существовании, которые нами, собравшимися на это торжество, внесены в этот дом! (восклицание). Духовная жизнь поставлена в зависимость от жизни материальной! (восклицание, цепь высказываний). Так велики нужда и заботы, которые выпали на этот день, что возникает вопрос, не следует ли его пережить в тишине (упреждающее возражение). Ответ получим в «Фаусте» (предуведомление). Император под впечатлением битвы говорит старшему камергеру, который просит позволения провести праздник:

«Чувства, что меня обуревают, серьезны слишком,

Чтоб о празднике помыслить.

Однако пусть он состоится (сравнение в качестве

обоснования).

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21