1 | 2 | 3

Глава I

Уроки «оттепели» в Политехническом

В начале шестидесятых годов – теперь уже прошлого века – комсомольская юность вынесла меня на самую стремнину начавшихся перемен в общественной жизни: попал я на должность директора Центрального лектория Всесоюзного общества «Знание» – знаменитого Большого зала Политехнического музея.

Слава об этом зале шла еще со времени выступлений здесь Маяковского и других поэтов, от дискуссий владыки Введенского с наркомом Луначарским. К моему же приходу лекторий больше напоминал вечно пустующий сельский клуб, едва собирающий вокруг себя благодаря теплу затухающего огня прежней славы пенсионеров из ближайшей округи.

Можно сказать, что директором лектория я стал не случайно: первый заместитель председателя правления Всесоюзного общества «Знание» Николай Николаевич Месяцев знал меня по комсомольской работе, когда он был секретарем ЦК ВЛКСМ, а я – заведующим лекторской группой Московского горкома комсомола. Надо было собраться с духом, создать команду единомышленников из комсомольских активистов, референтов лектория и общества «Знание», чтобы воссоздать прежнюю славу Политехнического музея и, возможно, продвинуться вперед в русле тех перемен, которые впоследствии назовут «оттепелью». Забегая вперед, скажу, что задачу эту мы выполнили за три-четыре года. Когда я уходил из лектория на другую работу, он имел полумиллионную годовую прибыль при цене билета на лекцию 10 копеек, а перед моим приходом получал полумиллионную дотацию. Этот довод, пожалуй, будет особенно убедительным для сегодняшнего поколения меркантильных молодых людей.

Мой опыт работы в комсомоле был связан с удивительным, редким по тем временам «учреждением» – Домом молодежного лектора, который занимался подготовкой комсомольских лекторов и организаторов молодежных вечеров. Работал он на общественных началах, на энтузиазме своих активистов, многие из которых стали затем организаторами знаменитых вечеров в Центральном лектории.

Что же это был за «дом»? В Положении о нем, утвержденном городским руководством комсомола и общества «Знание», указывалось, что цели его деятельности – изучение и обобщение опыта лекционной пропаганды для оказания помощи комитетам ВЛКСМ в подготовке квалифицированных лекторов, выступающих перед молодежью.

Методический кабинет Дома молодежного лектора решено было создать на базе Государственной публичной исторической библиотеки. Организаторы исходили из того, что библиотека удобно расположена территориально, в самом центре города, и в необходимых случаях ее клуб можно будет использовать для выставок книг, обзоров литературы в помощь лекторам. К их услугам были также читальные залы и абонемент библиотеки.

Всю эту работу организовывал совет во главе с бывшим руководителем лекторской группы МГК ВЛКСМ – автором этой книги и референтом городского отделения общества «Знание». Членами совета были сотрудники издательства «Молодая гвардия», Союза кинематографистов, Центрального выставочного зала, Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы, Политехнического музея, молодые ученые, старые коммунисты, комсомольские работники.

При Доме лектора были созданы две школы: по пропаганде вопросов коммунистического воспитания и школа молодых атеистов. Программа школ была рассчитана на один год, а основной формой занятий с будущими лекторами мы избрали творческие встречи со знающими интересными людьми, и прежде всего диспуты.

Вот как проходил, к примеру, диспут на очень злободневную в конце 50-х – начале 60-х годов тему «О хороших и плохих вкусах». В кратком вступительном слове перед слушателями был поставлен ряд вопросов. Наиболее острый спор разгорелся вокруг вопроса: «Почему говорится, что о вкусах не спорят?».

Выступавшие очень интересно рассуждали о том, что мы называем плохим вкусом, безвкусицей, о воспитании хорошего вкуса, о моде, стиле и стилягах и т.п.

Жаркие дискуссии возникали во время обсуждения лекций, подготовленных самими слушателями. Каждый из них, прежде чем отправиться на завод или в общежитие, должен был выступить со своей лекцией перед группой однокашников, выслушать их дружеские советы и критические замечания преподавателя, руководившего подготовкой юного мастера слова. Во время обсуждения выявлялся уровень теоретической подготовки слушателя, по достоинству оценивались яркие, живые примеры или указывалось на сухость материала, безликие выражения. Обсуждение приносило пользу всем, так как на таких наглядных примерах будущие лекторы учились выстраивать свои лекции, избегать уже проанализированных ошибок. Не менее оживленно проходили занятия после просмотра художественных кинофильмов, когда каждый должен был определить свое отношение к проблемам, поднятым в картине, оценить режиссерские приемы и игру актеров.

Все это помогало слушателям приобретать умение четко формулировать мысли, рассуждать логично, отстаивая свои убеждения. Вместе с тем в процессе обсуждения руководители школы выявляли, в каких именно областях знаний слушателям следует усиленно заниматься, к чему у них проявляется наибольший интерес.

И вот позади месяцы учебы. 18 мая 1961 года состоялся торжественный выпускной вечер. В притихшей аудитории зачитывается приказ об успешном окончании школы 35 комсомольцами. Выпускники взволнованно говорили, что они очень многое узнали, многому научились, а творческая обстановка на занятиях сдружила их; к концу учебы они почувствовали себя более зрелыми, уверенными в своих убеждениях.

В начале июня 1961 года президиум правления московского отделения общества «Знание» под председательством академика А.В. Топчиева рассмотрел итоги работы Дома молодежного лектора и принял постановление о его работе. В нем отмечалось, что актив Дома лектора проводил на общественных началах теоретическую и методическую подготовку молодых лекторов, привлек к занятиям высококвалифицированные кадры научных работников и лучших лекторов Москвы. Вместе с тем были подвергнуты критике работа по набору слушателей, слабое отражение в программах занятий вопросов политэкономии социализма.

Создание на основе нашего опыта домов, школ, семинаров молодежных лекторов становилось основой организации системы подготовки и воспитания лекторских кадров. Активно участвовали в этом деле молодежные комиссии общества «Знание», работавшие, в частности, на базе Центрального лектория.

Из всего этого родились «Молодежные субботы» – ежемесячные устные журналы с тремя-четырьмя самостоятельными темами из разных областей культуры, науки, искусства. Каждой теме посвящалась одна «страница», последняя, как правило, была связана с проблемами музыкального творчества, поэзией и эстрадой.

«Молодежные субботы» быстро завоевали огромную популярность у студенчества, молодых специалистов, у интеллигенции. Дирекции лектория даже пришлось планировать ежемесячный ремонт дверей, так как после каждой «Молодежной субботы» старинный вход в Политехнический не выдерживал напора молодой энергии – столько людей стремились стать слушателями, зрителями, а возможно, и участниками будущих глубоких общественных перемен, надежды на которые давала послесталинская «оттепель». У лектория всегда был полный аншлаг, и многие молодые люди пытались попасть в зал без билета, они готовы были сидеть на ступеньках, стоять в проходах.

Итак, в залах Политехнического вечера молодежи стали регулярными. Вместо традиционных лекций и политзанятий мы все чаще проводили встречи с удивительно интересными, яркими, талантливыми представителями творческой интеллигенции, с учеными. Одни имена чего стоят: Илья Эренбург, Назым Хикмет, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Белла Ахмадулина, Римма Казакова, академики А.Н. Колмогоров, Н.Н. Семенов, Я.Б. Зельдович, И.Е. Тамм и другие.

Никогда не забуду, как академик, дважды Герой Социалистического Труда Я.Б. Зельдович, придя на свою лекцию, долго не мог попасть в зал: у входа столпилось множество народа, в основном студенты (как всегда, желающих попасть на лекцию было больше, чем билетов в кассе). Пришлось мне просить их помочь знаменитому физику добраться до кафедры. Молодые люди подняли его на руки и, передавая друг другу, перенесли в зал. Оказавшись в безопасности, Зельдович обнаружил, что на его пальто не осталось ни одной пуговицы. «Ну, – подумал я, – сейчас будет мне разгон за неумение организовать цивилизованную встречу академика». Но Яков Борисович улыбался: «Боже мой! Какая прелесть! Последний раз мне так обрывали пуговицы в далекие студенческие годы!» Лекция академика прошла в удивительно дружеской обстановке, в теснейшем контакте с аудиторией.

В такой же доверительной атмосфере проходили лекции выдающегося математика Андрея Николаевича Колмогорова. Во время одной из них он неожиданно выдвинул тезис, согласно которому современная наука вносит поправку в утверждение Энгельса о том, что жизнь есть существование белковых тел. «Нет, – говорил ученый, – жизнь есть существование белковых тел, а также систем машин, компьютеров, роботов». Присутствовавшие в зале работники отдела пропаганды ЦК КПСС после этого выступления терзали меня вопросами: почему, дескать, в Центральном лектории допускаются утверждения, что марксизм устарел?

Но особый всплеск эмоций и критики ответственных партийных товарищей вызвали выступления писателя И.Г. Эренбурга, который по договоренности с председателем правления Всесоюзного общества «Знание» академиком Н.Н. Семеновым решил прочитать у нас страницы своей новой книги «Люди. Годы. Жизнь». Зная непростой нрав, неуправляемость писателя, цековские работники засуетились, засомневались: а стоит ли такое разрешать? Но все-таки разрешили.

Зал был переполнен. Илья Григорьевич за кулисами говорит мне: «Знаю я вас. Наверное, собрали аудиторию из одной партноменклатуры!» – «Нет, – отвечаю. – Вот увидите, как вас встретят». И действительно, когда Эренбург вошел в зал, все встали и устроили ему овацию. Матерый публицист был растроган. «Вы думаете, я буду читать страницы, посвященные Москве 1937-го года?» Зал кричит: «Да!» – «Нет, – говорит Эренбург. – Я почитаю главы, посвященные военным событиям в Испании».

Встреча проходила довольно спокойно, пока писатель не начал отвечать на вопросы. Его ошеломил вопрос из зала: «А где сейчас Борис Пастернак?» «Как! – возмутился Эренбург. – Вы не знаете, что Пастернак умер? Об этом было сообщение, правда, позорно краткое, в «Литературной газете». Но я отношу это к тем нравам, которые все больше уходят из нашей жизни». Слова эти вызвали бурю аплодисментов

Через два-три дня меня вызвали в отдел пропаганды ЦК «на довольно высокий уровень», показали разворот газеты «Вашингтон пост» с напечатанной там статьей ее московского корреспондента, который подробно описывал вечер Эренбурга в нашем лектории. В газете подчеркивалось, что сообщение об этой встрече – самая приятная в этом году (дело происходило в январе 1962-го) новость из Москвы: наконец-то в зале Политехнического музея, прямо напротив здания ЦК КПСС, прозвучало, что Пастернак – великий русский писатель, значит, происходит переоценка творчества лауреата Нобелевской премии. «Вы знаете, товарищ Егоров, как это называется? – сурово спрашивали меня товарищи из ЦК. – Можно сказать, что вы проделали брешь в идеологической работе партии». Один из них поинтересовался: «Вы давно работаете директором лектория?» – «Шесть месяцев», – бодро ответил я.

Может быть, это и спасло меня от расправы: я был почти вдвое моложе своих собеседников. Напоследок заведующий лекторской группой ЦК В. Михайлов посоветовал: «Не думаете о себе, о своих детях – так подумайте о судьбе моих! Ведите себя более осмотрительно!»

Но на дворе стояла оттепель, и отдельные ночные заморозки лишь поддерживали веру в возможность дальнейшего потепления.

Через месяц после этой беседы, когда в ЦК вроде бы решили, что впредь я буду более бдительным в деле партийной пропаганды, случился новый конфликт. Всемирный конгресс сторонников мира решил провести в нашем лектории вечер, посвященный творчеству великого турецкого поэта и борца за мир Назыма Хикмета, а тот поставил одним из условий, чтобы вечер вел его коллега, член бюро конгресса, писатель Илья Эренбург.

Ответственные товарищи опять задергались: «Как, – говорили мне, – он совсем недавно выступал у вас, а теперь целый вечер будет руководить всеми выступлениями? О чем вы думаете, товарищ директор?»

1 | 2 | 3