1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14

Однако и вторая попытка договориться с большевиками для казахских лидеров окончилась неудачей. Ничего иного ждать было нельзя. Не могли большевики оставить парламентскую государственность на советской территории. Намерение руководителей Алаш-Орды предотвратить или хотя бы задержать распространение на Казахстан большевистских порядков сразу же были пресечены руководством Наркомнаца. Спустя две недели в той же газете появилась статья, которая фактически была официальным ответом руководства наркомата на предложения алашординцев[134]. Она явно показывала стремление его руководителей утвердить большевистскую диктатуру в Казахстане. В ней, в частности, говорилось, что казахский народ «более восприимчив к идеям социализма, нежели какой-либо другой»[135]. Явный намек на скорое проведение в регионе большевистской политики. Это означало конец идее казахской парламентской автономии. Алаш-Орда была окончательно ликвидирована в марте 1920 г. постановлением Киргизского ревкома.

Газетная печать достаточно подробно освещала международную деятельность советской власти. Внешнеполитическая концепция большевиков неоднократно разъяснялась на страницах советских газет. Это – мировая революция и установление большевистского режима в других странах и на других континентах. Об этом открыто говорилось со страниц советских газет во время советско-польской войны 1920 г. «Известия ВЦИК» писали о надвигающейся «в соседних странах социальной революции»[136]. Антисоветские газеты подчеркивали, что без нагнетания военной напряженности большевистский режим существовать не может, так как его экономическая и социальная политика неэффективны и гибельны для общества. Существовать он может, только вовлекая в свою орбиту другие страны и народы, так как «успешные войны открывают перспективы насаждать в Европе большевизм силой оружия»[137]. Поэтому власть большевиков представляет угрозу миру и человечеству.

Особенно подробно в прессе разбирались мирные переговоры в Бресте. Большевистские и противобольшевистские газеты внимательно следили за ходом сепаратных советско-германских мирных переговоров. Они подробно освещали их ход, позиции сторон, условия соглашений и результаты. Газеты отмечали, что Брестский мир был грабительским, унизительным, не соответствующим первоначальным заверениям большевиков о заключении справедливого демократического мирного договора. Однако он давал возможность большевикам сохранить власть. «От могущественной необъятной России остались только жалкие клочки», – писала самарская газета «Наш день»[138]. Международное значение происходящих в России событий, по мнению белых российских журналистов, заключалось в том, что они наглядно показали, к чему может провести большевистский эксперимент. «Россия своею кровью, бессмысленными жертвами мучеников спасает Европу от большевизма», – отмечала газета «Приневский край»[139].

Учитывая то, что захват большевиками власти в России являлся закономерным явлением, многие антибольшевистские газеты высказывали мнение о невозможности свергнуть их военным путем. Для того чтобы победить большевизм, необходимо уничтожить причины его породившие и среди них главные – нищету и отчаяние российского народа. «Ликвидировать большевизм – значит, уничтожить причины, обусловливающие его возникновение и развитие», – делала вывод газета «Эхо»[140]. В то время добиться этого было невозможно, следовательно, победа большевиков неизбежна, делали вывод многие газетные публицисты. И они были правы.

в начало

ГАЗЕТЫ ОБ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОМ ДВИЖЕНИИ

Кроме анализа советской власти, газетная пресса широко освещала деятельность российских антисоветских политических режимов. Пресса всех направлений следила за ходом борьбы между ними и большевиками. Журналисты подчеркивали, что надежды антибольшевистских сил, в основном, были связаны с Учредительным собранием. В нем антибольшевистские силы видели возможность вывести страну из кризиса. Газеты отмечали, что вокруг идеи Учредительного собрания можно было объединить народ для решения ближайших задач возрождения российской государственности, «организуя направляющую и регулирующую силу общественного мнения»[141].

В газетной публицистике констатировалось, что достаточно большая часть русского общества понимала значение парламентаризма и демократических основ организации политической жизни, как условий, гармонизирующих общественные интересы. Тем самым обеспечивалась политическая стабильность, когда «воля каждого отдельного гражданина, организованного во влиятельные общественные союзы, непосредственно направляет правотворчество представительного учреждения»[142]. Однако белые газеты предупреждали, что добиться возрождения российской государственности через Учредительное собрание будет очень трудным делом. Основная сложность заключалась в разобщенности антибольшевистских сил, представители которых были представлены «во вновь формирующихся органах гражданской и военной власти»[143].

Большевистские и антисоветские газетные издания подробно разбирали сущностью характеристики антибольшевистских режимов. Они анализировали модели их государственного устройства, рассматривали их социально-экономический базис, политико-административное и институциональное строительство. Газетные издания подчеркивали, что белые диктатуры не были приняты русским обществом и не выполнили своих функций по его консолидации для ликвидации большевизма. Газеты отмечали, что антибольшевистские режимы сочетали в себе половинчатость принимаемых решений, дряблость воли, боязливое топтание на одном месте, когда события требовали быстрого и смелого вмешательства. Все это проходило «”красной нитью” через все перипетии борьбы»[144].

Вся газетная периодика отмечала, что эти режимы разъедало политиканство, которое делало невозможным победу над большевиками. Антибольшевистские власти не смогли победить традиционный недуг российской политической системы – бюрократизм. Чиновничий аппарат белых режимов состоял из «бездарных бюрократов или дядюшкиных племянников, выписанных из-за границы»[145]. Этот аппарат работал плохо. Характерными явления в работе этого аппарата были канцелярщина и волокита. Это было особенно недопустимо во время войны. С таким уровнем работы государственного аппарата и кадровым составом чиновников белые государственные образования не смогли наладить работу тыла, обеспечить выполнение военных задач и доказать, что они умеют это делать лучше большевиков.

Антибольшевистские режимы разъедались политическими и социальными противоречиями. Вместо укрепления государственной власти в целях общей победы над большевиками конфликтующие стороны дискредитировали и шельмовали друг друга, вместо четкого выяснения стратегических приоритетов занимались амбициозным критиканством, вместо дружной государственной работы демонстрировали разгул политических страстей и интриг. «В результате получается то, что мы все еще толчемся в первоначальной стадии нашего государственно-правового строительства, тогда как враги наши подходят к последней стадии» – писали «Донские Ведомости»[146].

И большевистские и антибольшевистские газетные издания, анализируя политику белых правительств, отмечали, что они были не в состоянии учитывать настроения общества, а их политические устремления были далеки от народных. «Особенно больным моментом является разобщенность руководителей административно-политической жизни от общественного мнения, – подчеркивало «Тобольское народное слово»[147]. Более того, антибольшевистские режимы фактически начали реставрировать старые дореволюционные порядки, которые для общества были неприемлемы. Это еще больше усиливало раскол между антибольшевистскими властями и общественностью.

Газетная пресса неоднократно обращала внимание на то, что во внутренней политике антибольшевистских режимов далеко не всегда обоснованно используется террор. Белые правительства, армейское командование часто осуществляли политику террора в качестве акта мести против тех, кого они считали своими противниками. «Теперь, когда, казалось бы..., нужно построить новую государственность на основании закона и права, на основании уважения к гражданам и их правам, — переодетый в новый мундир охальник по-прежнему “в ус и рыло хлещет старого Гаврилу”, сажает кого попало в каталажку, а там для вразумления пускает в ход нагайку», – писали «Отечественные ведомости»[148]. В число врагов включались целые слои населения, нации, политические партии: рабочие, партии социал-реформистов, евреи, украинские самостийники, казачьи сепаратисты и др.

Эта ненависть в ряде случаев стала определять политику властей. Как правило, акты произвольного террора являлись противозаконными явлениями с точки зрения правовых норм, существовавших в законодательстве белых правительств. Однако самоуправство администраторов, офицеров и казачьих атаманов сходило им с рук. Белый террор усиливался по мере наступления Красной армии. Неудачи на фронте, вместо того чтобы сплотить защитников белого дела, приводили к обострению террора. Отступление белых войск проходило при отсутствии дисциплины и сопровождалось грабежами и насилием. Положение мирного населения было ужасным. Такое состояние окончательно подрывало доверие общества к антибольшевистским силам. «Нам неоднократно приходилось доказывать ту... мысль, что правительство будет сильным лишь при доверии к нему широких масс населения», – с горечью отмечала газета «Наш Урал»[149].

Одно из основных мест в российских газетах отводилось колчаковскому перевороту 18 ноября 1918 г. Как и большевистский октябрьский переворот, омский переворот подвергался тщательному анализу. Оценка его не была однозначной. Пресса монархического и кадетского толка видели в нем желание объединить все антисоветские силы и возродить российскую государственность. Для большевистской периодики он являлся показателем контрреволюционности антисоветского лагеря. Социалистические мелкобуржуазные издания считали, что этот переворот расколол демократические ряды, ослабил антисоветские силы, и осложнил борьбу с советами. «На смену сплочения и объединения отдельных элементов русской общественности наступил снова хаос, снова посеяны партийные ссоры и внутреннее беспокойствие», – писало «Тобольское народное слово»[150].

Анализируя внутреннюю политику антисоветского лагеря, журналисты не могли пройти мимо рассмотрения деятельности социалистических и либеральных политических партий России. Российские газеты отмечали, что раскол общества отразился на деятельности политических партий и общественных движений. Необходимость долгое время работать в нелегальных условиях привели к тому, что они оторвались от народа, стали решать общественные проблемы без учета его мнения, погрязнув «в узости партийных программ, кружковых и личных интересов»[151].

Такое положение привело к тому, что партии и общественные группировки, вместо того чтобы проанализировать ход революции и Гражданской войны, исследовать причины этих трагических процессов и искать средства для вывода России из кризиса, стали выяснять отношения друг с другом с помощью публичного навешивания ярлыков и взаимного огульного охаивания. Журналисты отмечали, что подобного рода политические контакты углубляли противоречия, усиливали Гражданскую войну и не могли явиться «надежным фундаментом... для созидательной работы в области национальной, политической, социальной, экономической и всякой другой»[152]. Политическая непримиримость, классовый и социальный эгоизм без учета общенациональных интересов в конечно счете обращались против тех социальных сил, интересы которых они представляли.

Газетная публицистика дает достаточно полное представление о характере и деятельности основных политических партий России. Она раскрывала положение буржуазных и мелкобуржуазных партий на разных этапах Гражданской войны, их взаимоотношения и программно-тактические установки. В газетах имеются материалы о положении и численности партийных организаций, информация о партийных съездах, совещаниях, о работе лидеров и идеологов партийных объединений. Оценивая деятельность своих политических оппонентов, журналисты часто давали обстоятельные оценки и меткие характеристики эволюции различных партий и общественных движений. Так, большевистские газеты и печатные издания социалистических партий оценивали кадетов, как консервативную партию, которая не имеет опоры в массах. «Партия народной свободы не имеет почвы в широких кругах населения и, кроме того, в настоящее время эта партия стала консервативной», – констатировало «Тобольское народное слово»[153].

Содержание практически всех кадетских изданий было подчинено одной цели – созданию государственной власти в соответствие с их партийной программой. С этих позиций одни газеты выступали резко, требовательно, другие – умеренно, выжидательно. Одновременно вся кадетская печать публиковала много статей с теоретическим оправданием белых диктатур как единственно возможной на данный момент формой правления. Так, красноярская газета «Свободная Сибирь» в статье «Великий диктатор» прославляла диктатуру Джорджа Вашингтона, которая в свое время, по мнению журналистов газеты, спасла США[154].

Мелкобуржуазные и большевистские газеты стремились дать ответ на вопрос, почему партия кадетов не смогла возглавить белое движение. Главную причину этой неудачи газетные публицисты находили в том, что боязнь размаха революции привели конституционных демократов к идее установления военной диктатуры. На практике это приводило к реставрации дореволюционных порядков, с чем большинство населения смириться не могло. «Ожидать от кадетской партии истинного демократизма – все равно, что ждать от козла молока», – критиковала кадетов сибирская газета «Прибайкальская жизнь»[155]. Оппозиционная к кадетам газетная печать показывала, что кадетские лидеры не смогли создать эффективной антибольшевистской государственности. Реализуемые кадетские программы не приносили социальной стабильности, военных и экономических успехов.

Российские газеты неоднократно писали об идейной и организационной слабости российского либерального движения. Основной его недостаток они видели в том, что его идеологемы не могли увлечь общество. Оно было плохо знакомо с либеральными ценностями, и еще не осознало их значения для разрешения социальных вопросов. В условиях острой военно-политической борьбы основная масса населения не хотела эти ценности защищать.

Организационная слабость российского либерализма заключалась в его неопытности, в отсутствии лидеров, способных вызвать доверие общественности. Российские либералы в царское время сами выступали против действий властей и существовавших политических порядков. Выступали они, по меткому наблюдению Франка, как «отчасти культурные и государственно-просвещенные социалисты», отчасти как полусоциалисты, «усматривающие идеал в половине отрицательной программы социализма. Но несогласные на полное его осуществление»[156]. Поэтому либералы не могли выступить в роли организаторов общества для борьбы с разрушительными действиями социалистов-большевиков. «Мы знаем... что столь несносный вашему сердцу либерализм таким влиянием не пользуется», – отвечала на критику социал-реформистов кадетская «Современная Пермь»[157].

При этом либералы нередко пропагандировали такие взгляды на будущее российского общества, которые осуществить после Февральской революции и созыва Учредительного собрания было очень сложно и чревато крупными социальными потрясениями. Кадетские публицисты неоднократно высказывали мысли о необходимости ограничения демократических свобод после свержения большевиков. Исходя из того, что российское общество не доросло до широкой демократии, они ставили под сомнение полезность для государства полновластного Учредительного собрания, демократической республики, свободной прессы. «Но самое важное для нас в настоящее время – это определить тот размер демократизма, какой могла бы безболезненно принять в свое устройство будущая Россия, безвредно для своей внутренней жизни и внешней безопасности», – отмечалось в передовице «Современной Перми»[158]. Подобные позиция заставляли читателей сомневаться в последовательном демократизме либералов, что ослабляло их позиции в борьбе за общественные симпатии.

Оценивая политическую ситуацию в России, газеты социал-реформистских партий пропагандировали программу так называемого «третьего» пути, который мог, по их мнению, вывести страну из кризиса. Эсеровские и проэсеровские газетные издания пропагандировали необходимость введения в России демократических порядков. Они предупреждали, что большевистские экономические эксперименты приведут страну к краху. Эсеры претендовали на руководящее положение в руководстве страной, так как победили на выборах в Учредительное собрание. Пресса их политических противников, напротив, отмечала, что партия социалистов-революционеров не может говорить от имени большинства населения страны, крестьянства, так как не стала подлинно крестьянской партией. «Этого... на деле нет», — писал «Русский Север»[159]. Газеты отмечали: несмотря на то, что эсеры организовали первое сопротивление большевикам при Комуче, они не смогли соединить действия партии с крестьянским движением. В связи со стратегическими просчетами и бездарностью лидеров партия понесла поражение и оказалась в политическом тупике.

По материалам газет можно составить себе представление о меньшевистских организациях России. В прессе содержался интересный фактический материал о состоянии меньшевистских организаций, их численном и социальном составе, о решениях их партийных съездов. Большое внимание меньшевистские газеты уделяли пропаганде своей партийной программы, основные положения которой сводились к введению государственного регулирования промышленности, восстановлению капиталистических форм управления экономикой, прекращению Гражданской войны, возобновлению работы Учредительного собрания[160].

Газетная публицистика политических противников меньшевиков писала о том, что меньшевики не смогли возглавить рабочее движение и оказать достойное сопротивление большевистскому влиянию. Кадеты и монархисты упрекали меньшевиков и эсеров в том, что они преувеличивали значение демократических форм и методов борьбы с большевиками. Эта слабость проявлялась в выборах в земские и городские органы самоуправления. Вместо того чтобы бросить все силы на борьбу с большевиками, меньшевики и эсеры тратили их на предвыборную борьбу. При этом участниками предвыборных баталий было хорошо известно, что выборы проходят при очень низкой активности избирателей. В редких городах Сибири количество проголосовавших жителей насчитывало 30% от общего количества избирателей. Во многих случаях на избирательные участки приходило всего несколько сотен человек[161].

Кроме того, меньшевики и эсеры зачастую преувеличивали революционные возможности крестьянства. Лидеры меньшевиков и эсеров считали, что крестьяне поняли свое положение и сознательно ведут борьбу против большевиков. «Оно (крестьянство – Л.М.) заявляет там свое право на великодержавность в стране, на свою власть», — писала «Пермская земская неделя»[162]. Такая оценка крестьянских настроений была ошибочной. В ходе борьбы с большевиками крестьяне не стали самостоятельной политической силой и, в конце концов, поддержали большевиков.

Говоря о консерваторах и монархистах, российская газетная периодика отмечала, что крайне правые ничему не научились, и их единственное желание заключалось в восстановление старых порядков. Дореволюционные монархические силы были слабыми политическими организациями без своей идейной концепции и самостоятельных взглядов. Своей единственной задачей они видели «славословие, слепое повиновение, угождение, предупредительность» в адрес властей[163]. Во многом поэтому монархическая идеология не получила широкого распространения. Монархические идеи не пользовались широкой поддержкой общества. Пресса монархистов и консерваторов была слабой, а агитация мало убедительной. «Создается бульварного типа печать с монархическим содержанием», – ехидно замечала Владивостокская газета «Эхо»[164].

Союз с консерваторами не мог усилить другие политические силы. Консервативное течение не воспринималось населением как политическая сила, сохраняющая лучшие традиции общества. Общество связывало консерватизм с антинародной самодержавной политикой и погромными действиями черносотенных организаций. Этим российский консерватизм был сильно скомпрометирован. Российское общество интуитивно осознавало, что «смена политически красного черносотенства восстановлением того же черносотенства политически черного оттенка была продолжением кризиса государственности и развала жизни»[165]. Общественность не желала такого развития событий.

Российская антибольшевистская пресса много места уделяла проблемам создания и деятельности единого антибольшевистского фронта. Анализ газет свидетельствует, что единого антибольшевистского фронта в годы Гражданской войны создать не удалось. Меньшевики, кадеты, эсеры и другие антибольшевистские партии сильно конфликтовали друг с другом, и между ними наблюдались большие разногласия. Все это не давало возможности объединиться и сплоченно противостоять большевикам. Кадетская печать обвиняла меньшевиков и эсеров в том, что они в 1917 г. фактически развалили страну и способствовали приходу большевиков к власти. Их политика была бездарной и не отвечала интересам России. Они – неудачники, банкроты. Кадетская критика политики социал-реформистских партий очень напоминала оценку правления меньшевиков и эсеров, данную Бердяевым. Он писал, что присутствие русской социалистической интеллигенции у власти было явлением «трагикомического бессилия»[166].

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14

• Купить трубы для теплых полов в Севастополе

  купить теплый пол в севастополе

  teplolux-crimea.com

• Аренда длиннорукий экскаватор

  манипуляторы, экскаваторы, самосвалы, краны и другие

  ss-52.ru