<<<     ΛΛΛ     >>>   

Карфагеняне любили разнообразные украшения. Fla статуэтках и рельефах стел видны серьги, ожерелья, кольца, браслеты. Аристотель ( Pol . VII , 2, 1324) сообщает, что карфагенские мужчины носили столько колец, сколько раз они участвовали в походах. Своеобразным украшением, которое, по-видимому, привлекало насмешливые взгляды греков и римлян, были кольца, носимые пунийцами в носу. Это старый ханаанейский 128 обычай, воспринятый также и иудеями (например, Gen . XXIV ,

47; Ez . XVT , 12) [204, с. 140—144]. Во всех этих украшениях чувствуется иностранное влияние. Сначала преобладало египетское. В пунических могилах найдено большое количество египетских скарабеев и екарабеоидов, амулетов, бус и других изделий [371, с. 95—1011. Очень скоро пунические ювелиры начали изготовлять собственные произведения, во многом воспроизводящие египетские образцы, и иногда столь точно, что трудно установить происхождение вещи [434, с. 177 —180]. В первое время в Карфагене иснользовались и месопотамские цилиндрические печати [121, с. 11 — 16; 122, с. 13—15], но они не привились. В IV в. до п. э., когда прекратился импорт украшений из Египта, карфагеняне начали привозить сардинские изделия, выполненные также по египетскому образцу 1434, с. 178]. Но в том же, IV в. до н. э. пунийцы начали все чаще использовать изделия эллинского и затем эллинистического мира, да и сами пунийцы воспринимали греческий стиль, как это сделал неизвестный резчик, создавший велико-ленную гемму с изображением пегаса, найденную в Утике 1196, с. 55 и табл. 56].

В своих домах аристократы жили со всеми удобствами, имели даже собственную баню. Но в то же время и на холме Пирсы, и в Керкуане имелись гораздо более скромные дома, лишенные удобств. Тем более простыми были, видимо, «коммунальные» здания нижнего города, поднимавшиеся на шесть ;>тажеЕ1.

Раскопки позволили получить и некоторое представление о карфагенской мебели и о повседневных предметах, окружавших пупийцев в их обыденной жизни. Правда, мебель представлена главным образом маленькими копиями из металла и глины, сохранившимися в могилах; оттуда же происходит и большая часть повседневной керамики. Судя но всему этому, карфагеняне чиспользовали невысокие столы, стулья, табуреты, плоские ложа. Почетное место в доме занимал большой деревннный сундук. В нем, видимо, хранились основные богатства дома. Те, кто Пыл побогаче, покрывали его ковром, а бедняки циновкой 1204, с. 146—148; 214а, с. 62]. В темное время комнаты освещались керамическими лампами. Эти ламны давали достаточно света, особенно если их было несколько. Французские археологи вспоминают, что в 1943 г . они в течение нескольких месяцев использовали найденные пунические светильники и получали от них достаточно света [204, с. 146]. Существовали подставки типа торшеров, позволяющие поднять лампу и тем самым увеличить ее эффективность, и даже приспособления, с помощью которых светильники подвешивали к потолку, наподобие люстр [214а, с. 62 и рис. 12]. Обыденная посуда была 129

II :ыкп.1 ПШ

самой простой, изготовлялась она обычно из обожженной глины. С V — IV вв. до н. э. богатые карфагеняне все чаще нредпочитали пользоваться греческой посудой и греческими ламнами.

Богатые карфагенские дома, часто неристильного тина, украшенные статуями по эллинскому образцу, в которых использовалась греческая керамика и греческие же светильники, все больше напоминали жилища греческих и эллинистических аристократов. Их хозяева носили греческие украшения, а их жены уже давно восприняли греческую моду. По своему образу жизни пуническая аристократия сближалась с эллинистической. О жизни простых людей мы знаем намного меньше. Можно полагать, что они в большей степени сохраняли старые обычаи, хотя бы потому, что у них едва ли были средства для покупки иноземных изделий.

Уже говорилось о цветущем сельском хозяйстве Карфагена. Ясно, что зерно и фрукты пунийцы использовали в пищу. Катон ( de agr . 85) упоминает «пуническую кашу», состоящую из полбы, творога, меда и яиц. В жертвенных тарифах, как, например, в «марсельском» ( KAI , 69), упоминаются многочисленные животные, приносимые в жертву, с указаниями, какие части жертвенного животного сжигаются, а какие остаются хозяину. Так что пунийцы, по крайней мере во время жертвоприношений, могли есть мясо. Юстин ( XIX , 1, 10) упоминает о попытке персидского царя запретить пунийцам есть собачье мясо. Видимо, такое блюдо было весьма распространено в Карфагене. Обилие остатков винных амфор свидетельствует о пристрастии карфагенян к вину. Платон ( leg . II , 674а) говорит о карфагенском законе, запрещающем пить вино воинам в лагере, правителям в течение года, когда они отправляют должность, кормчим и судьям при исполнении обязанностей, участникам всяких совещаний, всем людям днем, кроме как в. случае болезни, ночью при брачном общении, рабам и рабыням в любое время. Насколько такой закон исполнялся, сказать трудно. Но само обилие запрещений свидетельствует о широком распространении вияа.

Основной ячейкой повседневной жизни в Карфагене была семья. В какой степени сохранились родовые институты, мы говорить не можем. В одной из надписей встречается слово sph ( KAI , 69, 16). Это слово, как отмечают комментаторы, означает коллектив родственников, скорее всего род [274, с. 42; 315, с. 180; 239, т. II , с. 86; 498, с. 145]. Однако выступает он только в сакральной сфере. В обыденной жизни его роль не отмечается.

Карфагенская семья была патриархальной. Подавляющее 130 большинство надписей, дошедших до нас, составлено мужчи-

ними. Обычно женщины, видимо, не выступали самостоятельно им и юридической, ни в религиозной сфере. Однако надписи, составленные женщинами или от их имени, все же встречаются, хоти их и гораздо меньше, чем надписей мужчин. Такие надписи явно оставлены теми, кто так или иначе эмансипиро-|ииня и стал самостоятельной личностью. Во многих таких надписях упоминается отец женщины (например, CIS , 253, 378, W 2). Возможно, что речь идет о жрицах, в том числе, может Гнить, о священных проститутках храма богини любви. Упоминание о генеалогии отца и иногда более далеких предков гиидетельствует о сохранении такими жепщинами каких-то гнилей с семьей. В таких генеалогиях очень редко встречается имя мужа и еще реже — мужа и отца одновременно (например, CIS , 1253). Может быть, такие надписи оставили вдовы? В эпиграфических памятниках предки перечисляются почти исключительно по отцовской линии. Но именно в виде исключения нстречаются и упоминания матерей. Посвятители в таких случаях обычно женщины. Таковы Аришатбаал дочь Амаммель-карт дочери Абдмилар рабыни Астарты Эрицинской ( CIS , 3776) или Элишат дочь Киницти дочери Баалшиллека ( CIS , 3840). Иногда появляются и мужчины: Ариш сын Гуднамы дочери !)лишат ( CIS , 902). Вероятнее всего, в этих случаях посвятите-лнми были впебрачные дети, причем тогда, когда речь идет о дочери «рабыни», т. е., вероятнее всего, жрицы богини Лета рты, это едва ли вызывает сомнение. Может быть, как полагал С. Гзелль, женщины, которые не упоминали генеалогии, также были внебрачными дочерьми [313, т. IV , с. 216 и прим. 6]. Мы не знаем, играло ли какую-нибудь роль при заключении Ирака желание жениха, но стремление невесты явно никак иг принималось во внимание. Брак был сделкой, и в расчет орались любые обстоятельства и причины, кроме личного влечения. Это ясно видно из истории Софонисбы дочери Гасдру-Ппла, которую рассматривали как разменную монету в политической игре, предлагая девушку двум соперничающим нумидий-ским царькам Сифаксу и Масиниссе, пока пе предпочли первого, сочтя этот брак более выгодным для карфагенского дела ( Liv . XXIX , 23; Арр. Lib . 10 — 11). Позже дочь Гасдрубала погибла, отрапленная Масиниссой, к которому попала в плен после pa : ii рома Сифакса. Историки рассказывают о твердости молодой женщины перед лицом смерти ( Liv . XXX , 15; Арр. Lib . 27). Такая твердость была, видимо, вообще свойственна карфагенянкам. гЗсномним основательницу города, бросившуюся, по словам К )<'.тина ( XVIII , 6, 6 — 7), в огонь, чтобы не вступать в ненавистный брак с африканским царьком. Смерть в огне в подожженном гамими защитниками храме предпочла рабству, к сожалению,

безымянная жена Гасдрубала, последнего предводителя карфагенян в III Пунической войне (Арр. Lib . 131). Два костра, в которые бросились мужественные женщины, озаряют начало и конец истории Карфагена.

К сожалению, мы не имеем ни литературных, ни юридических свидетельств, которые позволили бы узнать структуру семьи, имущественные и прочие права ее членов. Судя но раскопкам некрополей, особенно более ранних, в могилах которых встречаются обычно два трупа — мужской и женский, можно думать, что в Карфагене господствовала моногамия [313, т. IV , с. 216, 435]. Как и вообще в ханаанейско-палеетин-ском мире, основной целью заключения брака было законное потомство. Недаром карфагеняне в своих надписях так гордо неречисляют имена предков, подчеркивая тем самым свое законное происхождение.

Когда ребенок рождался, первым и важнейшим делом было дать ему имя. У карфагенян в обычае были теофорные имена: Ханнибаал (Ганнибал) — «Милостив ко мне Баал» (это имя могло быть и женским: RES , IV , 2001), Баалханнон— «Баал милостив», Абдмелькарт — «Раб Мелькарта», Бодмелькарт — «Слуга Мелькарта», Азрубаал (Гасдрубал) — «Баал помогает», Гермелькарт — «Покровительствуемый Мелькартом», Химиль-кат, или Ахмилькат (Гимилькон), — «Друг царицы», т. е. Астарты или Тиннит, Ханпон (Ганнон) — «Милостив», подразумевается какое-то божество, Аришатбаал — «Супруга Баала» и многие другие. Встречаются имена, которые на первый взгляд не связаны с божеством. Таковы Малх, или Малк, — «Царь», Магон — «Щит», Шафат, или Шуффет — «Судья». Но, видимо, и здесь подразумевается божество, правящее, судящее или охраняющее. Такие имена не случайны: получив имя в честь бога, человек оказывался под его защитой, обретал в божестве покровителя. Иногда случалось, что все члены семьи носили имена, связанные с одним каким-либо богом: например, Баалшиллек сын Баалханнона сына Баалйатона ( CIS , 1239) или Бодмелькарт сын Абдмелькарта сына Бодмель-карта ( CIS , 1334). Интересно, что среди карфагенских имен встречаются такие, которые можно назвать географическими: Цор (Тир), Цидон (Сидон), Мицри (Египет), Шарданат (Сардиния, точнее, Сардинянка) и др. Что отразилось в таких именах? Может быть, воспоминание о далекой родине, откуда уехали они или, скорее, их предки.

У карфагенян, видимо, был распространен тот же обычай,

как и вообще в западносемитском мире: ребенок получал имя

ближайшего умершего родственника, ибо, как тогда считали,

132 в душе новорожденного как бы оживает частичка души мертвеца.

Поэтому столь часто встречаются у карфагенян имена дедов. Таковы, например, Азрубаал сын Ганнона сына Азрубаала (( IIS , 180), или Абдмелькарт сын Азрубаала сына Абдмелькарта (<1 IS , 2101). Порой у правнуков встречаются имена прадедов, кик, например, у Ганнона сына Магона сына Баалханнона сына Ганнона ( CIS , 1116). Но есть случаи, когда сын назван именем отца: Абдмелькарт сын Абдмелькарта ( CIS , 199), Бодмелькарт ii . ni Бодмелькарта ( CIS , 200), Абдэшмун сын Абдэшмуна ( CIS , .'1. г )0) и др. В этих случаях можно быть уверенным, что сын родился уже носле смерти отца.

Такой обычай привел, однако, к тому, что набор имен окизался сравнительно ограниченным. В Карфагене появилось много Ганнибалов, Гисгонов, Ганнонов, Магонов, Гамилькаров и т. д. Недаром их частое повторение в исторических источниках вызывает путаницу и споры среди ученых. По-видимому, похожие имена путали не только нынешние исследователи, но и современники. Для различения тезок начинают использоваться прозвища типа римских когноменов. Таким прозвищем было, видимо, Великий, как был назван упомянутый в главе II Ганпон. Прозвищем было и слово «Варка» («Молния»), прибавленное к имени Гамилькара. Прозвища могли быть самыми разнообразными: географические — Гамилькар Самнит (Арр. Lib . 68) или Ганнибал Родосец ( Polyb . I , 46, 4) (может быть, такие прозвища снизаны с тем, что эти люди долго жили в Самнии или на Родосе); названия животных или птиц — Козел (Арр. Lib . 34, ,'Ш) или Скворец (Арр. Lib . 68). Были и другие прозвища: единоборец ( Polyb . IX , 24, 4-6), Белый (Арр. Lib . 108), Лысый ( Liv . ХХШ, 32, 11 — 12). Возможно, некоторые прозвища передавались по наследству, как это происходило с римскими когноменами. Тогда станет более понятным, почему Ганнон, jipnr Варкидов, именовался Великим (Арр. Hisp . 4): он мог быть потомком того Ганнона, который воевал в Сицилии и пытался совершить переворот в Карфагене (см. выше). Самое раннее упоминание когномена относится к I V в. до и. э., когда появляется Ганнон Великий, воюющий против Сиракуз ( Trog . pro ]. XX ). В последующие два века таких упоминаний становится больше.

Однако надо подчеркнуть, что все прозвища карфагенян встречаются только в литературных источниках. Ни разу они не упоминаются в надписях, несмотря на то что их было довольно много. Это свидетельствует о том, что такие прозвища оставались сугубо неофициальными, не признаваемыми ни и юридической, ни в религиозной сферах. И к тому же оеш Пыли относительно редкими. Основным нутем, но которому пошли пунийцы, был тот, который уже давно использовался 133

на Востоке, в том числе в Финикии: линейная генеалогия, когда к чьему-либо имени нрибавлялось имя отца, деда и часто других предков. Сами генеалогические формулы были заимствованы пунийцами у своих родичей в метрополии, но там списки предков были довольно краткими. За исключением царей, стремящихся оправдать свои права на престол, финикийцы долгое время ограничивались только тремя поколениями, т. е. приводили имена отца и деда, и лишь после македонского завоевания генеалогические списки начали увеличиваться [527, с. 122 — 125]. Возможно, первоначально само появление этого обычая было связано с культом предков, но позже такие мотивы явно уже не играют большой роли [527, с. 123]. Карфагеняне, восприняв этот обычай и саму формулу, однако, стали, особенно с IV в. до н. э., резко увеличивать генеалогические списки. Обычной для карфагенян становится генеалогия в три-шесть поколений, правда, встречаются и более длинные, вплоть до совершенно чудовищного списка в 17 поколений ( CIS , 3778; KAI , 68) 2 . В таких списках, по-видимому, перечислены все предки автора надписи, включая первопоселенцев Карфагена [215, с. 466—469]. Не исключено, что в пунических городах в большей степени сохранялись культовые функции генеалогий [527, с. 123 —124]. Но еще большее значение имели житейские обстоятельства. Население было огромным, превосходящим население городов собственно Финикии, в том числе Тира, и длинный перечень предков становился необходимым для различения его жителей если не согражданами, то богами. Впрочем, встречаются в Карфагене и более краткие списки (два поколения), а иногда посвятитель и вовсе не указывает предков, даже отца. Особенно часто, как уже говорилось, отсутствие генеалогии в женских надписях. Судя по сохранившимся надписям, длина генеалогического списка, видимо, не зависела от социального положения гражданина. Например, в неоднократно цитировавшейся надписи о постройке новой улицы суффеты Шафат и Адонибаал не имеют генеалогии, зато ее имеют другие лица, здесь упоминаемые: магистраты и руководители работ [242, с. 117]. В другой же надписи ( CIS , 175) неизвестный по имени суффет представляет генеалогию по крайней мере в шесть поколений. Вероятно, составление генеалогического списка определялось какими-то конкретными обстоятельствами. Что же касается рабов, то они, как правило, не имели права на генеалогию, и раб указывал

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ее население
В это время приворотная площадь
Несколько карликовых божеств
Вероятно
Были ли эти две грунпы граждан юридически оформлены