<<<     ΛΛΛ     >>>   

предков своего господина [110, с. 252]. Однако и при этом могли быть исключения. Так, называет своего отца и даже Гюлее далеких предков (надпись иснорчена) некий Бодастарт n . tii Ганнибала сына. . . раб Аматмелькарт жены Адонибаала ( CIS , 3189). В данном случае, судя но именам, речь идет или о пунийце, каким-то образом попавшем в рабство, или о рабе, чьи предки уже достаточно давно жили в Карфагене и основательно пунизировались.

Кроме выбора имени важным актом, сопровождавшим рождение мальчика, было, по-видимому, установление «союза» между новорожденным и богом, и этой цели служило обрезание. Оно было широко распространено во всем ханаанойско-амо-1>ейском культурном круге, в том числе и у финикийцев {Мег. II , 104). Правда, Геродот ( II , 104) пишет, что финикийцы, имакомые с эллинскими обычаями, отказались от обрезания. Позможно, что и в Карфагене в некоторых аристократических п'мьях, испытавших влияние греческой культуры, его тоже уже не практиковали. Но в,народе, приверженном старым обычаям [юдины, этот обряд был, видимо, распространен^

У пунийцев, как об этом будет подробнее сказано позже, существовал обычай жертвовать своих первенцев богу Ваал-Хам мону ( Diod . XX , 14). Это касалось в первую очередь детей из наиболее знатных фамилий. Аристократы, как писал Диодор, всячески пытались избежать такой участи, порой они иикунали у бедняков их детей и, выдавая за своих, приносили и жертву божеству. Однако в моменты крайней опасности, KiiK это было при нанадении Агафокла, именно детей самых могущественных граждан сжигали в честь Баал-Хаммона. Такой обычай, идущий от первобытных времен, не означал, конечно, что пунийцам было чуждо такое элементарное чувство, как любовь к детям. Скорее наоборот: самое дорогое, самое любимое они жертвовали ради общего блага.

Юлиан ( Or . I , 15 b - c ) говорит, что карфагеняне довольно рано отсылали детей из дома, заставляя их жить своим трудом. '• )то означает, что пунийцы рано начинали приучать детой к делу, нидимо, в первую очередь к наследственному. Недаром карфа-ггпские купцы были столь умелыми: их сыновья с ранних лет приучались заниматься торговлей, вникая во все ее тайны. It этой связи особый смысл нриобретает и поступок Гамиль-кара, взявшего с собой в Испанию девятилетнего Ганнибала ( I ' olyb . Ill , 11, 15; Li v . XXI , 1, 4): в соответствии с обычаем, он решил с детства приучить его к трудному ремеслу воина и полководца.

Мы практически ничего не знаем о системе Карфаген- (1 к о г о образования. Только некоторые отрывочные све- 135

дения позволяют нам говорить о его результатах. Известно, что Ганнибал был широко образованным человеком, общался с греческими историками, двое из которых, Силен и Сосил, находились в его штабе, сам писал произведения на греческом языке ( Nep . Ham . 13, 2—4). Греческий язык знал и знаменитый агроном Магон, судя но некоторым цитатам из его труда: например, по словам Плиния ( XXI , 111), Магон говорит, что греки называли «пистиной» кончики побегов морского латука. Правда, после измены Суниата в нервой половине IV в. до н. э. карфагенское правительство, как пишет Юстин ( XX , о, 12 — 13), издало закон, запрещающий учить греческий язык и греческое письмо, дабы никто не мог общаться с врагом.

Однако если такой закон действительно существовал, то он явно не выполнялся. Об этом свидетельствуют в первую очередь примеры Магона и Ганнибала. Да он и не мог выполняться. С начала IV в. до н. э. греческая культура оказывает всестороннее воздействие на культуру и повседневную жизнь Карфагена. И в самом городе жило немало эллинов. При таких обстоятельствах уберечься от знания их речи и литературы было практически невозможно. И главное: сам характер карфагенской торговли требовал знания того языка, который был столь распространен в Средиземноморье. Некоторые пунийцы до того проникались духом эллинской культуры, что даже принимали эллинские имена. Так, например, сделал философ Гасдрубал, принявший в Афинах имя Клитомах ( Diod . Laert . Ill , 67). Греческое имя взял тот карфагенский купец, надпись в честь которого была найдена в Истрии (см. выше). Знание греческого языка открывало нунийцам богатство эллинской и эллинистической науки и литературы. И это не могло не оказать влияние и на карфагенскую культуру.

В какой степени карфагеняне овладевали всеми особенностями своего языка, его письмом и грамматикой, мы не знаем, хотя сама по себе грамотность была явно распространена, что неудивительно в таком государстве, где огромную роль в экономике играла торговля. Существовали люди, для которых письмо было профессией — писцы. Эта должность могла быть наследственной: так, отец писца Аземилка также был писцом ( CIS , 3749). Вербовались они из разных слоев карфагенского населения и, возможно, занимали в связи с этим различное положение. Например, писец Мицри был «сидонским мужем» ( CIS , 273). Те же, кто не оставил указания на свое сословное положение, были, видимо, гражданами. Некоторые писцы занимали должности в государственном аппарате, как упомянутые в римско-карфагенском договоре как представители государства 136 ( Polyb . Ill , 22, 8). Чтобы выступать таковыми в отношениях

с римлянами, они должны были знать язык своих контрагентов. Впрочем, в Карфагене были и профессиональные переводчики, кик некий Азрубаал сын Абдэшмуна ( CIS , 350).

Из других профессий, требующих определенных знаний и, следовательно, специального обучения, надо упомянуть профессию врача. Имена врачей встречаются в надписях ( CIS , 321 — Л2'Л). О карфагенской медицине мы ничего сказать не можем, кроме того, что само лечение было явно платным, как это подчеркивает и пуническая пословица «чума любит мбнету, дай ей две, и она уйдет» ( August . Sermo 167, 4).

Сравнительно высокий уровень образования отличал карфагенскую аристократию. Едва ли Ганнибал и Магон были редкими исключениями. Знаменитый мореплаватель Ганнон оставил описание своего путешествия, которое' и в переводе свидетель-стиует о литературных способностях автора. В аристократических фамилиях образование получали даже женщины. Так, мо свидетельству Диона Кассия ( XVII , 57, 51), весьма образованной была уже упомянутая Софонисба дочь Гасдрубала жена (!ифакса [353, стб. 1100]. Специальное образование могли получать жрецы, и не исключено, что при храмах существовали кикие-то школы.

У-э а о пе о-д - нокр ат й а - г -ов о р»доеь, что по многим вопросам, касающимся истории и культуры Карфагена, нриходится высказывать только более или менее обоснованные гипотезы, ибо соххоя№ие-- на тае- й ---» е г н » чш швве-дче екой- ба аы не- п йзволдв^-4одь - дшго.-йгнедааяу», ни для одной сферы пунической культуры эта оговорка так не подходит, как для нунической религии] Необходимо иметь в виду, что стенень гипотетичности возрастает и соответственно стенень вероятности уменьшается, когда отдельные факты начинают связывать в какую-то систему и ны-таются рассмотреть религию пунийцев в целом и ее эволюцию за время существования Карфагенской реснублики. Надо также учесть, что новые исследования могут внести коррективы в те или иные положения, высказанные в настоящей главе.

(Тем не менее рассмотрение религиозной жизни карфагенян очень важно при исследовании проблем карфагенской культуры. В древности религия являлась существеннейшей частью идеологии. Можно даже сказать, что она составляла сердцевину идеологической сферы человеческой жизни, и это было свойственно всем народам. Не были исключением и карфагеняне.

Карфагенский пантеон

Страбон ( XVIII , 3, 14) и Аппиан ( Lib . 130), говоря о Карфагене, пишут, что в Бирсе, т. е. в самом сердце города, в месте, с которого город, собственно, и начинался, находился храм Аскления. Через много лет, когда на месте пунического города существовала римская колония, твердыню римского Карфагена, но словам Апулея ( Flor . 18), охранял Эскулап. Это, несомненно, Эшмун: в трехъязычной сардинской надписи ( IFPCO Sard . 9) финикийское имя божества Эшмун в греческой части передано как Асклспий, а в латинской — Эсколтиш. Существование его 138 храма в Карфагене засвидетельствовано и эпиграфикой ( CIS ,

IWI ). Анпиан говорит также о том, что святилище этого бога мыло самым знаменитым и богатым в Карфагене.

Такое положение храма не могло быть случайным. Когда Гасдрубал основал в Испании Новый Карфаген, в этом городе также был создан храм Эшмуна ( Polyb . X , 10, 8), нричем поднимался он на холме, господствовавшем над городом, как и и столице. Учитывая, что на Ближнем Востоке храмы обычно не переносились с места на место [66, с. 132 —133 J , можно говорить, что как новокарфагенский храм был создан, вероятнее всего, самим основателем города, так и карфагенское святилище было воздвигнуто еще Элиссой. Его роль в, Карфагене можно сравнить со значением Эсагилы в Вавилоне или Парфенона в Афинах. Все это говорит о том, что Эшмун занимал центральное место в карфагенском нантеоне.

Эшмун принадлежит к общефиникийским божествам; его культ засвидетельствован в Берите, Сидоне, Тире. Он упоминается в договоре тирского царя Баала с Асархаддоном [85, с. 109]. Эшмун выступает в первую очередь как бог-врачеватель, о чем говорит само отождествление его с соответствующими :>ллинскими и римскими богами [140, с. 243—344]. Однако его функции этим не ограничиваются.

Сохранился любопытный вариант мифа, по которому Эшмун Пыл красивейшим юношей, которого полюбила мать богов Лстроноя. Спасаясь от преследования богини, он отрубил себе половой орган и погиб, но богиня вернула его к жизни и сделала богом [85, с. 85—86]. Таким образом, перед нами — умирающее и воскресающее божество, обычное в аграрном культе погибающей и возрождающейся природы. Он связан, таким образом, с плодородием земли и миром смерти, где, но сказанию, ему пришлось побывать. У Филона Библского ( FHG , III , fr . II , 27) Эшмун назван восьмым братом Кабиров, богов, рожденных Сидеком (или Сидиком), т. е. «Праведным». Может быть, отец Эшмуна был судьей подземного мира? В другом месте ( fr . II , 11—12) Асклепий — Эшмун не упоминается среди Кабиров, но поскольку утверждается, что от этих богов произошли те, кто открывал целебные растения, средства от укусов и заговоров, т. е. профессиональные врачеватели, то можно согласиться с В. В. Баудиссином (хотя это предположение и гипотетично), что в данном случае в число Кабиров включается и их восьмой ирнт [ 140, с. 246]. В этом же месте Филон приписывает Кабирам изобретение судна. Но, может быть, речь идет не об обычном корабле? На стене гробницы в Кеф-эль-Блида на северо-западе современного Туниса изображен корабль, перевозящий душу умершего, как нолагают, через небесный океан. На самом корабле изображены восемь воинов, в которых признают Кабиров, 139

включая, следовательно, и Эшмуна, а на корме стоит солнечное божество [266, с. 54]. Таким образом, корабль Кабиров — это корабль мертвецов. И вновь мы видим, что Эшмун связан с миром смерти и воскресения.

Итак, Эшмун предстает неред нами как божество, которое само умирает и воскресает, связано со смертью и излечивает от нее. Бог-врачеватель на Ближнем Востоке, впрочем, всегда имел отношение к смерти и нес надежду на воскресение [140, с. 316 — 324; 185, с. 81 — 82]. Именно поэтому его священным животным оказывается змен [140, с. 233 — 234, 300, 329-331, 338], служившая символом вечного обновления и вечной жизни [403, с. 134, 137]. Но змея ассоциировалась и с землей, подземным миром, водами, пробивающимися из-под земли [139, с. 266 — 279; 140, с. 325—329]. И это уже указывает на хтони-ческое происхождение божества и его аграрную природу, и в этом его можно сравнить с месопотамским Таммузом [119, с. 167].

Будучи господином жизни и смерти, Эшмун оказывается в центре карфагенского культа. И недаром его святилище было, по-видимому, иеряым храмом, воздвигнутым в новом городе при его основании.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Наличие связей с метрополией подчеркивает
Вероятно
Другим видом святилищ
Согласных звуков в пуническом письме долго следовала общему принципу финикийской письменности