Пиши и продавай! |
хозяйства, например торговли (Могадор у берегов Северо-Западной Африки). По-видимому, продолжают существовать и вновь возникать временные фактории, каковой была, вероятно, первоначально Сабрата, где только позже возникает постоянное поселение [152, с. 70]. Финикийцы проникают и внутрь территорий (Сардиния). Изменяются отношения колонистов с местным населением. К этому времени последнее уже обладало достаточным уровнем развития, чтобы вступить в разнообразные контакты с пришельцами. В Испании создается Тартессийская держава, где существовало классовое общество и государство. Другие районы колонизации хотя и не достигли этого уровня, но все же стояли на сравнительно высокой ступени социально-экономического развития (например, районы проживания максиев и Сардиния). Их контакты с финикийцами не ограничивались торговлей или конфронтацией, но охватывали всю экономическую, политическую и культурную сферу. Там, где существовало классовое общество (Тартесс), возникает местная ориентализирующая цивилизация, носящая очень сильный финикийский отнечаток, но не сводимая к финикийской. В других случаях такая цивилизация не возникает, но финикийское влияние обнаруживается достаточно ясно, как это было в Сардинии, Сицилии, Африке. Разумеется, не могло не существовать и обратное влияние. Этим, в частности, объясняются различия в локальных ответвлениях западнофиникийской культуры. Недаром на западе Средиземноморья выделяются по крайней мере два круга занадно-финикийской цивилизации: испанский (к которому присоединяется и территория по африканскую сторону пролива) и пунический, который и является темой настоящей работы. В итоге можно говорить, что на втором этапе финикийская колонизация представляет собой более сложный процесс и осуществляется в более широких масштабах. Если на нервом этапе она была преимущественно тортовой и односторонней (местное население нрактически никак не влинло на развитие колонизационного процесса, нредставляло собой лить фон колонизации и было нассивным поставщиком необходимых продуктов, в лучшем случае воздействуя только на теми колонизации, как это было в Иснании), то на втором — характер ее меняется. Теперь наряду с торговым аснектом выявляются (а в некоторых случаях и выходят на нервый план) и другие: ремесленный и аграрно-рыболовецкий. Взаимодействие с местным населением приводит к тому, что местное население выстунает в качестве важного компонента самого колонизационного нроцесса. Во время второго этапа финикийской колонизации в последней четверти IX в. до н. э. тирийцы основали Карфаген (см. карту № 1). В это время тирские колонии, вероятнее всего, не были абсолютно независимыми в отличие от греческих, а составляли часть Тирской державы, хотя и пользовались значительной автономией. Каково было положение Карфагена? Рассматривая этот вопрос, надо в первую очередь отметить, что связи между Карфагеном и его азиатской метрополией несомненпо существовали. Раскопки показали, что первоначальная карфагенская керамика однотипна финикийской [215, с. 324—370, 463—466]. Возможно, значительная часть ее была привезена из метрополии, а не изготовлена в Африке. Наличие связей с метрополией подчеркивает и письменная традиция. Геродот ( III , 19) говорит, что финикийцы Азии рассматривали карфагеняп как своих детей. В свою очередь карфагепяпе, если верить Курцию Руфу ( IV , 2, 10), почитали тирийцев как своих родителей. Диодор ( XX , 14) указывает на десятину, которую с давпих времен выплачивали карфагепяпе тирскому храму Мелькарта. Возвысившись, продолжает историк, карфагеняне уменьшили долю, отправляемую в Тир, по вторжение сиракузского тирана Агафокла, поставившее под угрозу само существование карфагенского государства, заставило устрашеппый Карфаген возобновить выплату десятипы. Диодор не уточняет время, когда карфагеняне проявили пренебрежение к тирскому храму. Можно думать, что это произошло уже после середины VI в. до п. з., ибо тогда карфагенский полководец Малх, по свидетельству Юстина ( XVIII , 7, 7), еще отправлял десятую долю своей сицилийской добычи в Тир. Позже, в 405 г. до н. э., в Тир была отправлена большая бронзовая статуя Аполлопа, захваченная карфагенянами в Геле в Сицилии ( Diod . XIII , 108). По словам Курция Руфа ( IV , 3, 22), свою добычу из захваченных городов пунийцы вообще предцочитали переправлять в метропо- 29 лию, а ие украшать ею город. Торжественные посольства карфагенян в Тир засвидетельствованы в разные периоды. Известно, что нослы из Карфагена находились в этом городе во время осады его Александром Македонским в 332 г. до н. э. ( Curt . Ruf . IV , 2, 10; Arr . Anab . II , 24, 5). Свидетельствует ли это о политической зависимости Карфагена от Тира? Все источники говорят об уважении, которое нроявляли карфагепнпе к-метрополии и ее главному богу— его рассматривают и как покровителя колонизации и колоний (см. нише), но не о политических связях. Так, Арриан ( IV , 2, 10) выразительно называет карфагенских послов теорами, т. е. послами, чья миссия связана главным образом с культовыми целями, прибавляя, что они прибыли для того, чтобы воздать честь Гераклу, как греки обычно называли Мелькарта. По сообщению Курция Руфа ( IV , 2, И), карфагеняне обещали скорую помощь осажденным тирийцам. Историк говорит, что это обещание сопровождалось призывом стойко выносить осаду города, причем инициаторами и убеждения, и обещания были послы. Едва ли у карфагенских послов были время и возможность снестись с правительством, так что можно думать, что это было их личной инициативой. Характерно, что карфагенская помощь тирийцам все-таки не прингла, и карфагеняпе ограничились только сочувствием ( IV , 3, 19) и заботой о женах и детях тирий-цев ( IV , 3, 20). Надо отметить, что священные посольства из Карфагена в Тир отправлялись и тогда, когда финикийский город уже входил в состав эллинистических государств. Последнее такое посольство зафиксировано Иолибием ( XXXI , 12) для 162 г. до н. э. В условиях, когда Тир сам не был независимым, эти посольства не могли свидетельствовать о политической зависимости Карфагена. Итак, мы видим, что отргошения между метрополией и колонией были построены в какой-то степени по образцу семейных отношений:, тирийцы выступали в качестве родителей, а карфагеняне — детей. Последние почитали первых и приносили знаки своего почитания как городу вообще, так и его главному храму. В принципе обе стороны ие могли воевать друг с другом, и это могло быть оформлено специальным актом, судя по упоминанию Геродотом ( III , 19) клятвы, на которую сослалиск финикийцы, отказавшись, несмотря на настояния персидского царя, выступить против Карфагена. На колониях мог лежать моральный долг помогать метрополии, и эта помощь могла быть как прямой (хотя такие случаи неизвестны), так и косвеппой: например, прием женщин и детей из Тира, что облегчило положение осажденных. Следовательно, связи были скорее духов-30 ными, чем нолитическими. Они напоминают отношения между метрополиями и колониями, сложившиеся в греческом мире [47, с. 166-1671. Надо, однако, заметить, что обычное, по-видимому, на Востоке представление о юридической зависимости колонии от метрополии повлияло на отношение к Карфагену чужеземных царей. Именно этим объясняется упоминание Мегасфеном, которого цитируют Иосиф Флавий ( Ant . lud . X , 11, 1) и Страбон ( XV , 1, 6), походов египетского фараона Тахарки (Теархона) и вавилонского царя Навуходоносора (Набокодросора) вплоть до Геракловых Столпов [313, т. I , с. 4181 - Еще отчетливее выявились претензии персидского царя Дария. Как рассказывает Юстин ( XVIII , 1, 10 — 13), этот владыка приказал карфагенянам отказаться от человеческих жертв, погребения трупов и ноедапия собак, а также потребовал помощи в войне с греками. Автор отмечает, что запреты карфагеняне приняли, ио главное политическое требование царя отвергли. Внрочем, если принять этот рассказ на веру, надо заметить, что и запреты были приняты только для виду, ибо до самого конца существования своего государства пунийцы продолжали практиковать и человеческие жертвоирипошения, и трупоиоложение. Итак, независимо от того, считал ли персидский царь себя суверепом Карфагена (на основапии своего суверенитета над Тиром) или нет ', фактически политическая власть его на этот африканский город не распространялась. Преемник Дария Ксеркс уже сделал из этого выводы. По словам Диодора ( XIII , 1), он отнравил послов в Карфаген не с приказом помогать ему в плапируемой войпе с греками, а ради договоренности о «совместном предприятии». Историк употребляет слово xoivonQCCYia , подчеркивающее равноправие сторон. При этом, по словам того же автора, был заключен договор ( auvf ) f | xai ) между персами и карфагенянами. Наличие договора также подтверждает равепство африканских финикийцев с персидским царем 2 . Таким образом, мы видим, что если сначала персидские владыки и пытались рассматривать Карфаген как зависимое государство, то уже в начале V в. до н. э. должны были практически признать его полную пезависимость. Никаких претензий па политическую власть над собой карфаге-пяпе пе припимали. 1 В надписи Дария среди областей и народов, подчиненных царю, упоминаются мексии и Карка. Некоторые ученые полагали, что речь идет о максинх и Карфагене [86, т. II , с. 132, 138; 398, т. 1, с. 499]. Однако, как отметил С. Гзелль, эта гипотеза очень спорная [313, т. I , с. 419]. Словом auvftfjxai Диодор ( XVI , 69) называет и договор между Карфагеном и Римом, в котором о каком-либо подчинении одной стороны другой не 32 могло быть и речи. Из рассмотренного материала вытекает, что Карфаген занимал среди финикийских колоний независимое и особое положение. По-видимому, это объясняется тем, что он был оспо- iiiiii не тирским правительством, как Утика или Ауза, а политическими эмигрантами, враждебными правительству [106, с. 47]. Такое положение, вероятно, и позволило ему встать во главе занаднофиникииского мира. Возможно, этому способствовало то, что во главе колонизационной экспедиции стояла представительница царского рода, и это увеличивало врестиж Карфагена среди западных финикийцев [207, с. 34]. Историю нервых лет Карфагена мы знаем плохо. Как было отмечено, местное население радушно приняло прибывших финикийцев. Однако вскоре отношения, вероятно, испортились. 10стин { XVIII , 6, 1—7) рассказывает, что после основания Карфагена макситанский царек под угрозой войны потребовал руки Олиссы, которая, однако, нредночла самоубийство. Сервий { ad Aen . IV , 36) сохранил вариант традиции, по которому война даже состоялась, но была, по-аидимому, нрервана из-за самоубийства царицы. Наконец, у Свиды ( v . Oow ' wwv cuvOrptcu ) сохранилось враждебное карфагенянам предание, согласно которому финикийцы, которые основали Карфаген, просили у местных жителей приюта только на ночь и па день, по по прошествии итого времени отказались уйти. Во всех этих сказаниях, видимо, отразился расцвеченный легендарными подробностями факт резкого обострения отношений между Карфагеном и окружающим населением вскоре после основания города. Чем это было пызвано и чем закончилось, мы, к сожалению, не знаем. А затем, по словам X . Леншау, тьма лежит на начальном периоде карфагенской истории [376, стб. 2224]. Письменные источники ничего больше не говорят о Карфагене на протяжении первых полутора столетий его существования. Только археологии позволяет несколько прояснить это время. И начале своей истории Карфаген представлял собой сравнительно небольшой город, почти или совсем не имевший земельных владений. Да и за территорию, которую он сам лапимал, он должен был платить арендную плату, или дань, местному населению. Торговые связи объединяли его главным образом с метрополией. В слоях святилища «Типнит I » и в древнейших могилах некрополя обнаружены керамика, маски, амулеты, подобные финикийским и киприотским [215, с. 324-368, А'М\. Часть этих вещей могла быть изготовлена на месте в старых традициях, вывезенных с родины, а часть привезена из Азии. И :>то же время в Карфагене начинают появляться и египетские иещи, в основном амулеты [215, с. 450—452]. Уже в VIII в. до п. I ). появляются финикийские изделия в Этрурии [34, с. 520; 33 Сведения о другом перипле |
|
|
|