<<<     ΛΛΛ     >>>   

Следующей главой «пунических историй» должно было быть повествование о колонизации. Этот переход от мифологии к ис-м1|1ии хорошо виден в словах того же Саллюстия ( lug . 19,1). Рассказав о гибели Геркулеса и рассеянии его войска, воины которого стали нредками африканских народов, историк пишет, что «после этого ( poslea ) финикийцы.. . основали Гиппон, Чадрумет, Лептис и другие города на морском побережье». I >ли «первая глава» была целиком мифологической, то здесь мы \ же встречаем исторические сведения, которые иногда перепле-миогся с легендарными сообщениями. К таким сообщениям, игрпнтно, относится та традиция, в которой повествуется о варианте основания Карфагена, отличном от создания города Элис-мш. 1)та традиция восходит к Филисту и Евдоксу Книдскому, II вторам первой половины IV в. до н. э. [215, с. 104—105], и значительно позднее ее воспроизводят Аппиан ( Lib . 1), Квсе-11 Li м ( II , 50, Scheme ) и Иероним (11, 51, Scheme ). Эти авторы дают и и риблияительную дату первоначального основания Карфа- i i * ii ; i : незадолго до Троянской войны или, точнее, за 50 лет до нее. 11еред нами типично этиологическая конструкция, и имена ойки-¦ топ — Зора и Кархедона — надо сопоставить с названиями карфагенской метронолии (Цор — Тир) и самого Карфагена | ИХ», с. 38]. «Привязка» к Троянской войне могла быть произведена в Карфагене (см. выше).

Зато ничего легендарного нет в сообщении Саллюстия об основании финикийцами Гиппона, Хадрумета и Лептиса, как и о причинах колониального движения. Историк говорит об пом очень кратко. Более подробно он рассказал о Лептисе ( lug . 78), и эти сведения также, по-видимому, восходят к местной традиции. В своих источниках («пунических книгах») Г.пллюстий явно нашел сведения и об основании Карфагена, но предпочел не говорить об этом из-за недостатка времени. Однако .пи сведения пунической традиции, к счастью, не пропали для нас. Их сохранил в своем труде Помпеи Трог, чье произведение дошло до нашего времени в сокращении Юстина, к которому надо прибавить «прологи», т. е. краткое изложение содержания отдельных книг Трога.

Цомпей Трог был таким автором, который вообще стремился мри изложении истории какого-либо народа использовать в пер- 199

вую очередь местную традицию. В свое время А. Шультен доказал турдетанское происхождение сказания о тартессийских царях Гаргорисе и Габисе [474, с. 130 — 131]. К массалиотским источникам восходит изложение этим автором истории Масса-лии [98, с. 148 — 150]. При изложении истории иудеев автор пользовался библейскими данными, хотя, по-видимому, и не непосредственно ( IusL XXXVI , 2—3). Анализ троговского предания об основании Карфагена позволил И. Ш. Шифману сделать убедительный вывод о пунической традиции, лежащей в основе троговско-юстиновского изложения [106, с. 39 — 41]. Это заставляет с большим доверием отнестись и к другим частям рассказов о Карфагене, сохраненных Юстином. Это единственный автор, более или менее систематически описывающий внутреннюю историю Карфагена. Другие античные историки, подробно излагая столкновения между пунийцами и греками, почти не касаются событий истории самого пунического города и говорят о них только в связи с теми или иными фактами, имеющими отношение к грекам. Так, сведения о событиях в Карфагене в конце IV в. до н. э. мы находим у Диодора {см. выше), но этот рассказ вставлен в изложение похода Агафокла и действий его полководцев в Африке. С римской историей связаны рассказы о Карфагене во время Пунических войн и между ними.

Иное положение с Трогом — Юстином. В XVIII — XXII книгах мы находим сведения не только об основании Карфагена, но и о мятеже Малха ( XVIII , 7, 1—18), об изменениях в законодательстве после его гибели ( XVIII , 7, 19), о тирании Магона и Магонидов ( XVIII , 7, 19 — XIX , 2, 5), о войнах Магонидов в Африке ( XIX , 2, 4), об изменении законов после свержения Магонидов ( XIX , 2, 5 —6), об измене Суниата, соперника Ганнона, и о законе, запрещающем учиться греческому языку ( XX , 5, 12 — 13), о путче Ганнона ( XXI , 4). В «прологе» к XX книге Трога упоминается о деятельности того же Ганнона в Африке и приводится прозвище Ганнона «Великий». Все эти данные должны в конечном итоге восходить также к пунической традиции: слишком уж они подробны (конечно, их подробность в юстиновском сокращении относительна) и касаются таких вопросов, хорошо знать которые могли только сами карфагеняне. У других античных авторов этих сообщений нет.

При этом надо обратить внимание на содержание рассказов Трога по истории Карфагена (насколько можно судить по сохранившемуся сокращению). Если не говорить о самом основании города, то остальные сведения касаются главным образом вопросов политического устройства, его изменений, борьбы за власть. Даже войны, например в Сицилии или Сардинии, свя-200 зываются именно с деятельностью лиц, облеченных властью

или претендующих на нее. Поэтому представляется очень вершимым предположение, что посредником между пунической цтдицией и Трогом была «Карфагенская полития» Гиппагора, которая могла относиться к серии «политий», составленных \|1И<тотелем и его учениками при подготовке Стагиритом «По-|цгики» [106, с. 40—41; ср. 343, стб. 1650 — 1651]. К этому же источнику могла восходить и история основания Карфагена, так MiK и начале «политий» явно давались именно эти сведения |У|, с 253].

Впрочем, едва ли произведение Гиппагора было единственным источником Трога. В его сочинении, точнее, в «эпитоме» И Ь'тина имеются сведения о событиях, происшедших уже после нонилемия книги Аристотеля, например рассказ о мятеже Бо- MHJii . napa и речи, с которой тот, уже распятый на кресте, обратило! к народу с жалобой на несправедливость { XXII , 7, 6 — 11). Последнее онущено Диодором ( XX , 44), рассказывающим и том же мятеже. Можно думать, что эти сведения Трог заим- i питал из какого-то местного источника, лучше, чем греческий шпор, осведомленного о внутренней истории города. Трог пшжды говорит о посольстве карфагенян к Александру Маке-нонпсому. Один раз ( XII , 13, 1) оно упоминается среди других посольств, отправленных к царю в Вавилон из западных стран, и ;>то упоминание вставлено в историю Александра. Второй раз (\\1, (>) о нем рассказывается подробнее и приводятся не только имн руководителя посольства Гамилькара Родосца, но и мотивы, подвигнувшие карфагенян на его отправление: они боя-л иг I ., как бы Александр не захотел к побежденной Персии присоединить еще и Африку. При этом рассказ о посольстве приводится в данном случае в той части сочинения, в которой шпорится о делах на Западе. Поэтому вполне можно полагать, ни и этн сведения заимствованы у карфагенян.

Па этом заимствования античных авторов у карфагенских и. i криков не кончаются. Если мы вновь обратимся к Сал-|цогти1о, то в одном месте его «Югуртинской войны» (79) повествуется о таком событии карфагенской истории, о котором прочие авторы молчат: о подвиге братьев Филенов, которые дали , себя живыми, дабы добиться более благоприятной для Карфагена границы с Киреной. В принципе эта легенда — in иологическая, призванная, видимо, объяснить название алта-| M ' ii или местности. Но в основе лежит явно местное предание (содержание рассказа, приведенного Саллюстием, благоприятно дли карфагенян, а не для их соперников-киренцев, которые (шгтупают здесь в весьма ненриглндном свете), и само имя героем может восходить к финикийскому языку [398, т. 1, с. 490— \\Ц \. Учитывая, что в нерипле Псе в до-С кил ак а (109) имя Фи- 201

лена упоминается в единственном числе, можно считать, что существовало два варианта рассказа об этом событии [106, с. 86, прим. 15; 107, с. 21].

Таким образом, мы видим, что пуническая историография была достаточно разработана. Ее нельзя сводить к произведению какого-либо одного автора. Разные варианты преданий об основании Карфагена и о подвиге Филенов (или Филена) говорят о существовании различных версий. Однако, как кажется, можно все же огфеделить основную черту пунической историографии. Для. этого снова обратимся к произведению Трога в сокращении Юстина. Известно, что, сокращая труд Трога, Юстин, автор уже достаточно поздний, сохранил общую канву повествования, относительно же подробно он нересказывал содержащиеся у Трога сообщения о сверхъестественных событиях, вмешательстве божественных сил в жизнь людей и государств, о всяких чудесах и поражающих воображение фактах [261]. Практически ничего подобного в изложении карфагенской истории нет. Даже рассказ об основании города, несмотря на наличие в нем некоторых легендарных подробностей, в достаточной степени реалистичен й .

Если сравнить этот рассказ с сообщением Страбона об основании Гадеса ( III , 5, 5), разница бросается в глаза. По Страбону, Гадес был основан финикийцами по велению оракула, и именно в том месте, где жертвы оказались благоприятными. Иначе рассказывается об основании Карфагена. Ни Юстин, ни другие авторы ничего не говорят о вмешательстве богов (см. выше). Совершенно ясно, что если бы о таковом было что-нибудь упомянуто Трогом, то его эпитоматор обязательно сохранил бы это упоминание, как он делал в других местах своего сокращения. Саллюстий, рассказывая о финикийской колонизации в Африке ( lug . 19, 1), также приводит только реалистические, «земные» причины этого явления: увеличение населения в метронолии, жажда власти, возбуждение нретендснтами на власть плебса и других людей, жадность к новизне. Можно, таким образом 3 от-метить, что, отнеся походы и смерть Мелькарта к «доисторической» эпохе, пунические историки затем говорили уже только о чисто «земной» стороне истории, не допуская вмешательства потусторонних сил в ее процессы. Следовательно, карфагенскую историографию можно считать рационалистической.

Если мы сравним изложение истории Карфагена в сообще-

Нельзи согласиться с еще порой высказываемым мнением, что вся история бегства основательницы города и покупки ею земли у ливийцев — это вымысел позднего времени (см., например, [179, с. 14 J ). Все свидетельствует об историч-202 ности и пуническом происхождении сказания.

чип Юетина и в меньшей степени других авторов, например, ' шторическими книгами Библии, то увидим существенную рп.пшцу: в последних чувствуется постоянная оглядка на поту-

•  троипий мир, бог все время вмешивается в дела Израиля и Пуды (ср. [19, с. 145 — 260]). Тесная связь земных и небесных

•  моитий, постоянное взаимодействие естественной и сверхъесте-" минной сфер, вмешательство богов в земную жизнь было характерно и для месоиотамской историографии [311, с. 191 ]. Это i рпшкчше с исторической традицией соседей финикийцев показывает, что рационалистичность карфагенской историографии не может происходить непосредственно с Востока. Возникла иии, по-видимому, под греческим влиянием.

Однако было бы преувеличением считать, что рационалистическое направление исчерпывало всю пуническую историографию. Оно было, видимо, господствующим, но едва ли единственным. Должна была существовать и другая линия, теснее связанней с традиционными воззрениями. Остатком такой традиции

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Отргошения между метрополией
Отрывочные све- 135 дения позволяют нам говорить о его результатах
Треугольник издавна
На некотором расстоянии от моря были расположены такие значительные центры древности
Это первый этап финикийской колонизации