Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
«Одной из существенных точек опоры эстетического мышления середины XVIII века был принцип абсолют ной ценности искусства. Принцип этот, может быть, правильно было бы считать неосознанным, но харак терным оттенком эстетического сознания, своего рода чувством абсолютности. В свою очередь принцип абсолютности опирается на внеисторический характер мышления того времени. Тогда отсутствовала привычка локализовать в инди видуальном месте исторической перспективы каждый воспринимаемый культурный факт — привычка, по преимуществу созданная XIX веком; в осмыслении фактов преобладала оценка, обоснованная внеистори- ческими мерилами, а не характеристика. В частности, художественные факты не окрашивались местным ко лоритом. В прямой зависимости от принципов и точек зрения в оценке поэтических явлений находится, например, столь характерная для литературного мышления XVIII века специфическая техника переводов. Именно с тем обстоятельством, что большинство переводимых пиес рассматривалось как приближение к абсолютной ценности, следует связать и пресловутое неуважение переводчиков к переводимому тексту. Поскольку автор оригинала не достиг цели, а лишь приблизился к ней, нужно, отправляясь от достигнутого им и воспользовавшись достижениями поэтов, пришедших после него, прибавить к его достоинствам новые; нужно сделать еще один шаг вперед по пути, на котором остановился автор подлинника, нужно украсить, улучшить ориги нальный текст в той мере, в какой текст в этом нуж дается. Перевод, изменяющий и исправляющий текст, лишь служит на пользу достоинству этого последнего. Важно ведь дать читателю хорошее произведение, по возможности близкое к идеальному, а вопросы о том, что хотел дать в своем произведении его первичный автор, или о том, сколько человек участвовало в посте пенном создании произведения и в какой мере согла- 287 сованы их творческие усилия, не могут иметь сущест венного значения... Переводчики в стихах и в прозе, с полным созна нием ответственности за свое дело и за методы своей работы, подчищали и исправляли переводимый текст согласно своим представлениям об эстетически долж ном прекрасном, выпускали то, что казалось лишним или нехудожественным, неудачным, вставляли свои куски там, где находили неполноту, и т. д. Наоборот, если текст представлялся переводчику абсолютно со вершенным, достигшим степени единственно прекрас ного разрешения данной эстетической задачи, — пере водчик относился к нему с величайшей бережностью, с несколько даже рабской покорностью следуя ориги налу; он усердно старался передать его слово в слово, если это были стихи — стих в стих» '. Высшего развития эта догматика достигла в тог дашней Франции, и поэтому всякий иностранный писа тель в переводе на французский язык не мог не сде латься таким же светским, элегантным и «приятным», как и любой из французских писателей. Даже Сервантеса и Шекспира французские переводчики превраща ли в маркизов. Когда Антуан Прево в 1741 году переводил с анг лийского знаменитый роман Ричардсона, он так и за явил в предисловии, что переводчику необходимо при лагать все усилия, дабы доставить «приятное» читаю щей публике. В романе Ричардсона была описана смерть. Прево выбросил всю эту сцену, так как, по его словам, она слишком груба и мрачна. «Правда, англичанам она по душе, — объяснял переводчик, — но краски ее столь резки и, к сожалению, столь противны вкусам нашего народа, что никакие переделки не смогут сделать ее сносной для французов». В другом .романе Ричардсона тот же Прево произ вольно изменил последние главы и похвалялся при этом, что «придал общеевропейский характер тем нра- 1 «Поэтика», сборник статей. Л., 1928, стр. 142—145. 288 вам, которые слишком отзываются Англией и могли бы шокировать французских читателей». Тогдашний французский переводчик Лоренса Стер на пошел еще дальше: он так и заявил в предисловии, что, находя шутки и остроты английского юмориста неудачными, считает нужным заменить их своими! Переводчик Сервантеса точно так же исказил «Дон-Кихота» на том основании, что «Сервантес был не француз, а испанец и писал для своей нации, кото рой вкус не сходен с нашим». Французский переводчик пушкинского «Бахчиса райского фонтана» Жан-Мари Шопен озаглавил свой перевод: «Фонтан слёз». Шопен даже не осмелился назвать прославленный Пушкиным фонтан его настоящим именем, опасаясь, «как бы татарское слово не оскорбило привыкшего к благозвучию слуха некоторых французов»'. Но всех превзошел Дидро, который, по собствен ному признанию, даже не глядел в переводимую книгу, а «прочитал ее два раза, проникся ее духом, потом закрыл и стал переводить». Правда, книга была философская, но французы точно таким же манером поступали и с литературой художественной. От них это самоуправное отношение к переводимому подлиннику перешло и в Россию. Мо лодой Жуковский, переводя «Дон-Кихота», повторяет мнение Флориана, что рабская верность оригиналу есть порок. «В «Дон Кишоте» черты худого вкуса — для чего их не выбросить? .. Когда переводишь роман, то самой приятной перевод есть, конечно, и самой верной» 2 . «Есть недостатки в Серванте, — говорит вслед за Флорианом Жуковский в предисловии к своему пере воду. — Некоторые шутки часто повторяются, иные слишком растянуты; есть неприятные картины. Сер вант не везде имел очищенный вкус... Я осмелился 1 Ш. К о р б е. Из истории русско-французских литературных Когда вы переводите стихотворения для взрослых |
|
|
|
|
