<<<     ΛΛΛ     >>>   

§4. ОБОСНОВАНИЕ ГРАММАТИК
Прежде чем приступить непосредственно к исследованию синтакси-
ческого компонента порождающей грамматики, важно обсудить некото-
рые методологические вопросы, связанные с понятиями обоснования и
адекватности.
Прежде всего, это вопрос о том, как можно получить информацию
о компетенции говорящего-слушающего, о его знании языка. Как и боль-
шинство наиболее интересных и важных фактов, эта информация не да-
на в непосредственном наблюдении и не извлекаема из данных с  по-
мощью каких-либо известных индуктивных процедур. Ясно, что факти-
ческие данные о языковом употреблении, наряду с интроспективными
показаниями (носителя языка или лингвиста, изучившего язык),  по-
ставляют ценный материал для определения правильности гипотез о ле-
жащей в основе языковой структуре. Именно эта точка зрения на прак-
тике принята повсеместно, хотя существуют методологические сообра-
жения, которые как будто подразумевают  нежелание использовать наблюдаемое употребление или интроспективные показания в качестве
данных о глубинной реальности.
Коротко говоря, в настоящее время, к сожалению, неизвестны ни-
какие адекватные формализуемые технические приемы получения надеж-
ной информации относительно свойств лингвистической структуры (и
это не особенно удивительно). Другими словами, существует очень ма-
ло надежных экспериментальных процедур или процедур механической
обработки данных для получения существенной информации относитель-
но лингвистической интуиции носителя языка. Важно иметь в виду, что
когда предлагается операционная процедура, она должна быть провере-
на на адекватность (так же, как должна быть проверена на адекватность
теория лингвистической интуиции —грамматика) путем сравнения ее со
стандартом, данным в скрытом знании, которое такая процедура пытается определить и описать. Так, если предложен операционный кри-
терий для сегментации на слова, он должен удовлетворять следующе-
му эмпирическому условию; соответствовать в большинстве сущест-
венных и ясных случаев лингвистической интуиции носителя языка от-
носительно данных элементов. В противном случае такая процедура не
имеет ценности. Очевидно, что это же справедливо для любой предла-
гаемой операционной процедуры и для любого грамматического опи-
сания. Если бы мы имели операционные процедуры, способные удов-
летворить такому требованию, мы имели бы основание опереться  на
их результаты в неясных и трудных случаях. Однако это остается по-
ка скорее надеждой на будущее, чем   сегодняшней реальностью. Та-
кова объективная ситуация современной лингвистической работы; упо-
минания о якобы хорошо известных "извлекающих процедурах" или "объ-
ективных методах"  просто затемняют действительную ситуацию, в ко-
торой вынуждена в настоящее время проходить лингвистическая рабо-

22

та. Более того, нет оснований ожидать, что надежные операционные
критерии для наиболее глубоких и наиболее важных теоретических понятий лингвистики (таких, как "грамматичность" и "парафраз") вооб-
ще когда-либо появятся.
Но хотя было разработано мало надежных операционных процедур,
теоретическое (то есть грамматическое) исследование знания носителя
языка может развиваться вполне успешно. Критическая трудность   для
грамматической теории состоит сегодня не в недостатке данных, а в
неадекватности современных теорий языка при объяснении массы дан-
ных, которые  едва ли вызывают сомнение. Проблема грамматиста со-
стоит в том, чтобы построить описание и, где это возможно, объяснение для огромной массы несомненных данных, относящихся к лингвисти-
ческой интуиции носителя языка (которым часто является сам исследователь);   проблема для того, кто занимается операционными процедурами, состоит в том, чтобы разработать критерии, которые дают верные
результаты и проводят релевантные различия. Ни изучение граммати-
ки, ни попытка построить полезные критерии в настоящее время не за-
труднены отсутствием данных, с помощью которых можно проверить
результаты. Мы можем надеяться, что эти усилия будут сближаться, но
они, очевидно, должны также сближаться с невыраженным в явной фор-
ме знанием носителя языка, если мы хотим, чтобы они имели какое-
нибудь значение.
Может возникнуть вопрос, не исключает ли современную лингвисти-
ку из сферы науки необходимость отдавать такое предпочтение интрос-
пективным данным и лингвистической интуиции носителя языка. Ответ
на такой чисто терминологический вопрос, как представляется, не мо-
жет иметь решающего значения ни в одном серьезном исследовании.
Самое большее, он определяет, как мы назовем вид исследования,  ко-
торое может эффективно проводиться при современном состоянии   ка-
шей методики и знаний. Однако этот терминологический  вопрос   дей-
ствительно связан с другим спорным вопросом, представляющим   не-
который интерес, а именно с вопросом о том, является ли важным при-
знаком успешно развивающихся наук их стремление проникнуть в скры-
тую сущность предмета или их интерес к объективности,, Социальные
и бихейвиористские науки поставляют многочисленные доказательства
того, что требование объективности может быть выполнено при незна-
чительном понимании и проникновении вглубь сущности предмета. С дру-
гой стороны,   могут быть приведены убедительные аргументы в защи-
ту    той точки зрения, что естественные научи, вообще говоря,  до-
стигли объективности главным образом там, где она является инстру-
ментом для проникновения вглубь (для обнаружения таких феноменов,
которые могут породить или проверить более глубокие объяснительные
гипотезы).
Во всяком случае на данной стадии исследования тот, чьей задачей
является проникновение вглубь и понимание (а не объективность   как
самоцель), должен задаваться вопросом, релевантны ли (и в какой сте-
пени) более широкий круг фактов и более точное их описание для  ре»

23

шения проблем, которые стоят перед  исследователем. Мне представляется   что в лингвистике оттачивание данных посредством все более объек-
тивных критериев маловажно для интересующих нас проблем. Тот, кто не
согласен с этой оценкой современной ситуации в лингвистике, может обосновать свою веру в важность для текущего момента более объективных
операционных критериев демонстрацией того, как они могут привести к
новому и более глубокому пониманию языковой структуры. Возможно, при-
дет день, когда те данные, которые мы сейчас можем получать в изоби-
лии, станут недостаточными для разрешения более глубоких вопросов,
касающихся структуры языка. Однако многие вопросы, которые сегодня
могут быть реалистически и значимым образом сформулированы,   не
требуют данных такого рода, которые были бы недоступны или трудно
достижимы без существенных усовершенствований в плане объективно-
сти экспериментальной методики.
Хотя нет способа избежать традиционного допущения, что лингвисти-
ческая интуиция говорящего-слушающего есть основной стандарт, который определяет точность всякой предлагаемой грамматики, лингвисти-
ческой теории или операционного критерия, необходимо снова подчеркнуть,
что это скрытое знание вполне может не быть непосредственно доступно
носителю языка. Чтобы устранить то, что в этом утверждении может кому-нибудь показаться парадоксальным, позвольте мне привести в качест-
ве иллюстрации несколько примеров.
Если такое предложение, как  flying planes can be dangerous "летящие самодеты могут быть опасными" или "вождение самолетов может
быть опасным", представлено в соответствующим образом организован-
ном контексте, слушающий немедленно проинтерпретирует его единст-
венным образом и не обнаружит неоднозначности. На самом деле,  он
может отвергнуть вторую интерпретацию, когда ему на нее укажут, как
натянутую или   неестественную (независимо от того, какую из интерпре-
таций он сам сперва выберет под давлением контекста). Тем не менее
ясно, что его интуитивное знание языка таково, что обе интерпретации
(соответствующие фразам flying planes are dangerous "летящие самоле-
ты опасны"   и flying planes is dangerous   "вождение самолетов опасно")
приписаны этому предложению грамматикой, которую он усвоил в  той
или иной форме.
В только что упомянутом случае неоднозначность, может  быть, со-
вершенно прозрачна. Но рассмотрим такое предложение, как:
(5)   I had a book  stolen*
Мало кто из слушающих это предложение может осознавать тот факт,
что усвоенная  им грамматика фактически приписывает этому предложе-
нию, по крайней мере, три структурных описания. Тем не менее этот факт
можно осознать, рассмотрев незначительно измененные варианты  предложения (5), например (i) I had a book stolen from my car when I stupidly
left the window open "у меня украли книгу из автомобиля, когда я  по
* См. переводы ниже (прим. пер.).
24

глупости оставил окно   открытым", т.е.  someone  stole a book from my car
"кто-то украл книгу из моего автомобиля"; (и) I had a book stolen   from
his library  by  a professional   thief who I hired to do the job  "я украл кни-
гу из его библиотеки с помощью профессионального вора, которого я на-
нял  сделать это", Т. е. I had someone steal a book  "у меня был кто-то, что-
бы  украсть книгу";  (iii) I almost had a book stolen, but they caught me lea-
ving the library with it "я почти было украл книгу, но они поймали меня,
когда я выходил с ней из библиотеки", Т.е. I had almost succeeded in stea-
ling a book " я почти преуспел в воровстве книги". Указав таким образом
на трехзначность предложения (5), мы не даем никакой новой информации
слушающему и не учим его ничему новому относительно его языка,   но
так организуем материал, что его лингвистическая интуиция, прежде
скрытая, становится для него очевидной.
В качестве   последней иллюстрации  рассмотрим   следующие   предло-
жения;
(6)  I persuaded John to leave
я убедил Джона уехать
(7)  I expected John to leave
я ожидал, что Джон уедет*
Первое впечатление слушающего может быть таким, что эти пред-
ложения получают одно и то же структурное разложение. Даже  при
весьма  внимательном размышлении он может не заметить, что усвоен-
ная им  грамматика приписывает совершенно различные синтаксические
описания этим предложениям. Фактически, насколько я мог установить,
никакая английская грамматика не указывает на фундаментальное различие между этими двумя конструкциями (в частности, мои собствен-
ные наброски английской грамматики в работах Chomsky, 1955, 1962а  не
отмечают этого). Однако ясно, что предложения (6) и (7) не параллель-
ны по структуре. Различие может быть выявлено рассмотрением   сле-
дующих предложений:
(8)     (i) I persuaded a specialist to  examine John
я убедил специалиста осмотреть Джона
(ii) I persuaded John to be examined by a specialist
я убедил Джона осмотреться у специалиста
(9)     (i) I expected a specialist to examine John
я ожидал, что специалист осмотрит Джона
(ii) I expected John to be examined by a specialist
я ожидал, что Джон будет осмотрен специалистом
Предложения (9i) и (9ii) являются "познавательно синонимичными": одно
истинно тогда и только тогда, когда истинно другое. Но никакой разно-
* В русском переводе предложений (6)-(7) не удается сохранить идентич-
ность поверхностной структуры (прим. пер.).

25

видности даже слабого парафраза нет между (8i) и   (8ii). Так, (8i) мо-
жет быть истинным или ложным совершенно независимо от истинности
или ложности (8ii), Какое бы различие в коннотации, в "теме", или   в
логическом ударении ни находили между (9i) и (9ii),   это именно то раз-
личие, которое существует между активным предложением   a specialist
will examine John "специалист будет осматривать Джона" и соответст-
вующим  ему пассивным  John   will  be examined by  a specialist "Джон бу-
дет осматриваться специалистом". Однако в (8) мы имеем совсем   не
этот случай. Фактически, лежащая в основе глубинная структура для
(6) и (8ii) должна показывать, что   John   есть Прямой Объект Глаголь-
ной Составляющей и грамматический Субъект вставленного предложе-
ния. Более того, в (8ii) John есть логический Прямой Объект вставлен-
ного предложения, в то время как в (8i) a specialist —Прямой Объект
Глагольной Составляющей и логический Субъект вставленного предло-
жения. В (7), (9i) и (9ii), однако, Именные Составляющие John, a specia-
list   и John, соответственно, не имеют других грамматических функций
кроме тех, которые присуши им внутри вставленных предложений, в ча-
стности, John является логическим Прямым Объектом, a   a specialist —
логическим Субъектом во вставленных предложениях в (9). Таким обра-
зом, лежащие в основе глубинные структуры для (8i), (8ii), (9i) и (9ii),
соответственно, следующие13:
( 10)    (i) Именная Составляющая —Глагол —Именная Составляющая —
Предложение
(I— persuaded — a specialist—a specialist will examine John)
(я —убедил— специалиста —специалист будет осматривать Джона)
(ii) Именная Составляющая —Глагол— Именная Составляющая-
Предложение
(I — persuaded — John — a specialist will examine John)
(я —убедил — Джона—специалист будет осматривать Джона)
(11)    (i) Именная Составляющая—Глагол—Предложение
(I — expected — a specialist  will examine John)
(я - ожидал — специалист будет осматривать Джона)
(ii) именная Составляющая-Глагол-Предложение
(I —expected—a specialist will examine John)
(я —ожидал— специалист будет осматривать Джона)
В случае (10ii) и (11ii) пассивная трансформация будет применена к
вставленному предложению, и во всех четырех случаях другие операции
дадут окончательные поверхностные формы предложений (8) и (9). В свя-
зи с вышеизложенным важно то, что (8i) отличается от (8ii) лежащей в
основе структурой, в то время как (9i) и (9ii) по существу имеют оди-
наковую внутреннюю структуру. Этим объясняется различие в значении.
Чтобы подкрепить это различие в разложении отметим, что мы можем
иметь  I persuaded John that (of the  fact that) Sentence   "я убедил   Джона,
что (в том, что)  Предложение",  но не I expected John that (of the fact
that) Sentence "Я ожидал Джона, что (в том, что) Предложение".
28

Пример (6)—(7) служит для иллюстрации двух важных моментов. Во-
первых, он демонстрирует, насколько непоказательной может быть по-
верхностная структура по отношению к лежащей в основе глубинной
структуре. Так, (6) и (7) не различаются в поверхностной структуре, но
глубинные структуры, которые лежат в их основе и определяют семан-
тическую интерпретацию, весьма различны. Во-вторых, он показывает
неуловимость   скрытого знания, которым обладает говорящий. До тех
пор пока не приведены такие примеры, как (8) и (9), говорящему на
английском языке может не быть ни в коей мере ясно, что граммати-
ка, которую   он усвоил, фактически приписывает совершенно различные
синтаксические разложения внешне аналогичным предложениям (6) и (7).

Короче говоря, мы должны проявлять осторожность, чтобы не просмотреть тот факт, что подобие на поверхностном уровне может скрывать лежащие в основе различия фундаментального характера и что иног-
да может быть необходимо направлять и актуализировать интуицию  го-
ворящего весьма искусным образом, прежде чем мы сможем определить,
каков действительный характер знания им своего языка или чего-либо
другого. Оба этих момента не являются новыми (первый является  об-
щим местом традиционной лингвистической теории и аналитической фи-
лософии;   второй так же стар, как "Менон" Платона); на оба эти момен-
та слишком часто не обращают внимания.
Грамматика может рассматриваться как теория языка;  она явля-
ется   описательно    адекватной  в той мере, в какой она правиль-
но описывает внутреннюю компетенцию идеализированного носителя  язы-
ка. Структурные описания, приписываемые предложению такой грамма-
тикой, различия, которые она делает между правильно построенными и
отклоняющимися от нормы предложениями и тому подобное, должны, в
силу адекватности описания, соответствовать лингвистической интуиции
носителя языка (независимо от того, осознает ли он все это в данный момент или нет) в значительном и существенном классе решающих слу-
чаев.
Лингвистическая теория должна содержать определение "граммати-
ки", т.е. задавать класс потенциальных грамматик. Мы можем, соот-
ветственно, говорить, что   лингвистическая  теория описатель-
но   адекватна, если она сопоставляет каждому естественному язы-
ку описательно адекватную грамматику.
Хотя далеко не просто достичь даже сколько-нибудь значительной
адекватности описания, тем не менее для продуктивного развития линг-
вистической теории крайне важно преследовать более высокие цели, чем
эта. Чтобы облегчить ясную формулировку более глубоких проблем,по-
лезно рассмотреть абстрактную проблему построения "модели усвоения"
языка, то есть теории овладения языком, или построения грамматики.
Ясно, что ребенок, который овладел языком, выработал внутреннее пред-
ставление системы правил,  которые определяют, как предложения долж-
ны строиться, использоваться и пониматься. Систематически используя
термин "грамматика" в двух значениях (он относится, во-первых, к внут-

ренне представленной "теории своего языка" у носителя этого языка,
и во-вторых, к ее объяснению, даваемому лингвистом), мы можем сказать   что ребенок выработал и создал внутреннее представление порож-
дающей грамматики (в указанном выше смысле). Он сделал это на осно-
ве наблюдения того, что мы можем назвать   исходными   языковы-
ми   данными. Они должны включать примеры языкового употребле-
ния, которые считаются правильно построенными предложениями, и могут также включать примеры, помеченные как не—предложения, и, без
сомнения, много другой информации такого рода, которая требуется для
овладения языком, что бы сюда ни входило (см. стр. 32-34).  На осно-
ве таких данных ребенок строит грамматику, то есть теорию языка, ча-
стичным представителем которого являются правильно построенные
предложения исходных языковых данных14. Чтобы овладеть  языком, ре-
бенок, следовательно, должен иметь метод для изобретения соответст-
вующей грамматики, если даны исходные языковые данные. Для этого
он должен обладать, во-первых, лингвистической теорией, которая за-
дает форму грамматики любого возможного человеческого языка,  и,
во-вторых, стратегией выбора грамматики соответствующего вида, ко-
торая совместима с исходными языковыми данными. В качестве  пер-
спективной задачи для обшей лингвистики   мы  можем поставить   про-
блему объяснения этой врожденной лингвистической теории,   которая
дает основу для овладения языком (отметим, что мы снова употребля-
ем термин  "теория" —в данном случае "теория языка", а не "теория
конкретного языка" —систематически в двух смыслах:  одновременно по
отношению к врожденной предрасположенности ребенка овладевать язы-
ком определенного типа и по отношению к объяснению этой предраспо-
ложенности лингвистом).
В зависимости от того, насколько успешно лингвистическая теория
выбирает описательно адекватную грамматику на основе исходных язы-
ковых данных, мы можем говорить, что она удовлетворяет условию
адекватности   объяснения, то есть настолько же успешно она да-
ет объяснение интуиции носителя языка на основе определенной эмпи-
рической гипотезы   относительно врожденной предрасположенности   ре-
бенка вырабатывать определенный тип теории, чтобы оправиться с име-
ющимися в его распоряжении данными. Каждая такая гипотеза может
быть опровергнута (и в действительности весьма легко) указанием   на
то, что она не в состоянии предложить описательно адекватную грам-
матику для исходны:: языковых данных некоторого другого языка—ведь
очевидно, что ребенок не предрасположен овладеть именно данным,   а
не каким-либо другим языком. Гипотеза подтверждается, когда она действительно дает адекватное объяснение некоторого аспекта языковой
структуры, описание способа, которым может быть получено ото знание.
Ясно, что при современном состоянии лингвистики было бы утопи-
ей ожидать достижения высокой степени адекватности объяснения. Тем
не менее, соображения относительно адекватности объяснения часто оказываются решающими для развитиялингвистической теории. Большой

2'

количество данных часто может в значительной степени покрываться соперничающими теориями; именно по этой причине сам   по себе  такой
результат не является достижением, имеющим особый теоретический
интерес или значение. Как и во всякой другой области знания, важной
задачей лингвистики является обнаружение такого комплекса  данных,
который помогает провести различие между соперничающими концепциями языковой структуры в том отношении, что одна из соперничающих
теорий может описывать эти данные только средствами "ad hoc", в то
время как другая может объяснить их на основе некоторого эмпириче-
ского допущения относительно формы языка. Фактически такие ограни-
ченные исследования адекватности объяснения дали наибольшее  коли-
чество данных, серьезным образом касающихся природы языковой струк-
туры. Таким образом, сравниваем ли мы совершенно различные  тео-
рии грамматики или пытаемся определить правильность некоторого кон-
кретного аспекта одной такой теории, часто оказывается, что именно
на вопросы, связанные с адекватностью объяснения, падает вся тяжесть
обоснования. Это замечание никоим образом не противоречит тому фак-
ту, что высокая степень адекватности объяснения в настоящее время
недостижима. Оно просто выявляет в высшей степени предварительный
характер всякой попытки обосновать то или иное эмпирическое утверждение о  свойствах языковой структуры.

§5. ФОРМАЛЬНЫЕ  И   СУБСТАНЦИОНАЛЬНЫЕ   УНИВЕРСАЛИИ
Теория лингвистической структуры, которая стремится к адекват-
ности объяснения, включает в себя описание языковых универсалий, и

29

она приписывает не выраженное в явной форме знание этих универса-
лий ребенку. Она предполагает далее, что ребенок подходит к данным,
с презумпцией, что они извлечены из языка некоторого предварительно хорошо определенного типа, и его задача — выяснить, каким из возможных    (человеческих) языков является язык той общности, в которую этот ре&енок помещен. Овладение языком было бы невозможно, если бы дело обстояло иначе. Важен следующий вопрос; каковы началь-
ные допущения, касающиеся природы языка, которыми пользуется ре-
бенок при овладении языком, и насколько детализированной и конкрет-
ной является эта врожденная схема (общее определение "грамматики"),
которая постепенно становится более эксплицитной и дифференцированной по мере того, как ребенок овладевает языком? В настоящее вре-
мя мы не можем подойти вплотную к построению такой гипотезы о
врожденных схемах, которая была бы достаточно богатой, подробной и
определенной для того, чтобы объяснить факт усвоения языка. Следовательно,
главной задачей лингвистической теории должно являться развитие представлений о языковых универсалиях, которые, с одной стороны, не будут опровергнуты действительными различиями, существующими между языками, и, с другой стороны, будут достаточно содержательными и зксплицитными, чтобы объяснить быстроту и единообразие процесса овладе-
ния языком и замечательную сложность и разнообразие порождающих
грамматик, являющихся результатом овладения языком.
Изучение языковых универсалий есть изучение свойств, присущих
любой порождающей грамматике естественного языка. Конкретные допу-
щения относительно языковых универсалий могут относиться к синтак-
сическому, семантическому или фонологическому компоненту    или   к
соотношениям между этими тремя компонентами.
Полезно классифицировать языковые универсалии на   формаль-
ные   и   субстанциональные.  Теория субстанциональных универ-
салий утверждает, что единицы некоторого конкретного вида в любом
языке должны браться из некоторого фиксированного класса единиц.
Например, теория различительных признаков Якобсона может быть
проинтерпретирована как теория, делающая некоторое утверждение относительно субстанциональных универсалий в фонологическом компо-
ненте порождающей грамматики. Она утверждает, что всякий выход
этого компонента состоит из элементов, которые характеризуются в
терминах некоторого незначительного числа фиксированных универсаль-
ных фонетических признаков (очевидно, порядка пятнадцати—двадцати),
каждый из которых имеет субстанциональную акустико-артикуляторную
характеристику, независимую от того или иного конкретного языка. Тра-
диционная универсальная грамматика была также теорией субстанцио-
нальных универсалий в данном смысле. Она не только высказывала ин-
тересные мысли о природе универсальной фонетики, но также выдвига-
ла положение о том, что определенные фиксированные синтаксические
категории (Существительное, Глагол и т. п.) могут быть найдены в син-
таксических репрезентациях предложений любого языка и что они яв-

30

ляются носителями общей синтаксической структуры, лежащей в основе
каждого языка. Теория субстанциональных семантических универсалий
может утверждать, например, что в каждом языке определенные десиг-
нативные функции должны выполняться некоторым конкретным образом.
Так, она может утверждать, что каждый язык будет содержать  термы,
обозначающие людей, или лексические единицы, относящиеся к опреде-
ленным конкретным видам объектов, чувств, действий и т.п.
Однако представляется также возможным искать универсальные
свойства более абстрактного вида. Рассмотрим утверждение о том, что
грамматика любого языка удовлетворяет некоторым установленным формальным условиям. Из истинности этой гипотезы само по себе не сле-
дует, что то или иное конкретное правило должно появиться во всех или
даже в каких-либо двух грамматиках. Свойство существования грамма-
тики, удовлетворяющей определенному абстрактному условию,   может
быть названо   формальной  языковой универсалией, если показано,
что это общее свойство естественных языков. Попытки последних лет
определить абстрактные условия, которым должны удовлетворять порож-
дающие грамматики, вызвали к жизни множество гипотез относительно
формальных универсалий в этом смысле. Например, рассмотрим пред-
положение, что синтаксический компонент грамматики должен   содер-
жать трансформационные правила (являющиеся операциями весьма спе-
циального вида), отображающие семантически интерпретированные глу-
бинные структуры в фонетически интерпретированные поверхностные
структуры, или предположение о том, что фонологический компонент
грамматики содержит ряд правил, подмножество которых может цикли-
чески применяться к составляющим поверхностной структуры, начиная
с составляющих низкого ранга и кончая составляющими высокого ран-
га (трансформационный цикл в смысле последних работ по фонологии).
Такие предположения дают утверждения совершенно другого вида, не-
жели утверждение о том, что определенные субстанциональные  фоне-
тические элементы достаточны для фонетической репрезентации   во
всех языках, или что определенные конкретные категории должны быть
центральными для синтаксиса всех языков, или что определенные се-
мантические признаки или категории дают универсальную схему  для се-
мантического описания. Такого рода субстанциональные универсалии
касаются словаря для описания языка; формальные же универсалии от-
носятся к характеру правил, которые встречаются в грамматиках, и к
способам, которыми они могут быть взаимосвязаны.
На семантическом уровне также возможно пытаться искать то, что
может быть названо формальными универсалиями   в только что опреде-
ленном смысле. Рассмотрим, например, допущение о том, что собствен-
ные имена в любом языке должны обозначать объекты, удовлетворяю-
щие условию пространственно-временной протяженности15, и что то же
самое истинно для других термов, обозначающих объекты;   или условие,
что слова, обозначающие цвет, в любом языке должны разделять спектр
на непрерывные сегменты; или условие, что искусственно созданные

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Xcsy в  качестве сокращенной  записи   для  последовательности правил
Как возникает постулированная внутренняя структура
К   поверхностной   структуре реальных предложений образом интерпретации
Причем эти единицы вводятся в цепочки с помощью общего лексическо го правила
Носовой ассимилируется со следующим    согласным по отношению к признакам бемольности