<<<     ΛΛΛ     >>>   

33
уступить бразды правления страной христианским социалистам, послевоенное наследие левого курса послевоенных лет , так и не было полностью отвергнуто.
Уровень оплаты труда в Австрии в значительной мере определялся влиянием социал-демократии. Правительства, возглавлявшиеся Зейпелем и его коллегами по партии, оказались не готовы резко сдвинуться вправо: с одной стороны, из-за необходимости постоянного политического маневрирования, связанного с тем, что слишком многие избиратели симпатизировали социал-демократам; с другой - по причине того, что идеи государственного патернализма были достаточно близки самим христианским социалистам(1).
В итоге Австрия стала в те годы, пожалуй, одной из самых если даже не самой - социал-демократических стран в Европе. Во всяком случае, один из лидеров австрийской социал-демократии уже после того, как партия ушла в оппозицию, писал: "Можно сказать, что среди всех пролетарских групп именно мы добились наибольших и наиболее практически значимых результатов революции" (цит. по: [432; 158]).
Социал-демократы даже и не уходили от власти полностью практически вплоть до самого гитлеровского аншлюса. Под их контролем оставался венский муниципалитет, и соответственно именно социал-демократы могли определять, какие налоги должны быть в столице страны и каков будет уровень социальной поддержки столичных рабочих. Вместо четырех городских налогов, существовавших в Вене при Габсбургах, социал-демократы ввели целых 18, начиная от налога

(1).О том, каким образом были настроены рядовые слои христианских социалистов, свидетельствует, в частности, Линц-ская программа, принятая в 1923 г. на съезде рабочих католических организаций. В ней недвусмысленно осуждался эксплуататорский характер капиталистической экономики 128, с. 48]. Таким образом, лидерам христианских социалистов приходилось маневрировать для того, чтобы обеспечить и сравнительную эффективность функционирования экономики, и поддержку своих избирателей.

34
на содержание собак и лошадей и кончая налогом на прислугу [368, с. 365].
Экономическое значение Вены в Австрии того времени трудно переоценить. Почти 70% налоговых поступлений обеспечивали бизнес и граждане, находящиеся в столице страны. Поскольку налоговое бремя было очень тяжелым, конкурентоспособность австрийской экономики на мировом рынке не могла быть высокой [432, с. 160, 163]. Это дало о себе знать уже в ходе мирового экономического кризиса начала 30-х гг.
Еще в 1923 г. на собрании австрийской промышленной ассоциации шла речь о том, что налоговое бремя, которое возлагается на предприятия, делает невозможным конкурентную борьбу даже с предприятиями тех стран, где хорошо развиты системы социального обеспечения. Предприниматели откровенно говорили все, что они думают о государственном вмешательстве в экономику, и при этом термины "налоговый большевизм" и "налоговый садизм" были еще наиболее приличными [368, с. 249, 370]. Однако левые силы, полагавшие, что резервы изъятия прибавочной стоимости у капиталистов практически безграничны, и рассуждавшие в терминах социальной политики, а не в терминах экономической эффективности, не придавали серьезного значения предостережениям такого рода.
В среднем, по имеющимся оценкам налоговое бремя в Австрии в 1924-1925 гг. было как минимум на треть выше, чем во времена империи. К тяжелым налогам как таковым следует добавить еще и выплаты в области социального страхования, которые играли большую роль в жизни страны. На соцстрах уходило 14% от зарплаты рабочих (для сравнения: в соседней Чехословакии, где не было такой сильной социал-демократии, как в Австрии, на соцстрах уходило лишь 8% зарплаты). Все это, естественно, повышало издержки. "Социальное бремя является препятствием для развития австрийского производства",- делали уже в 1925 г. вывод чехословацкие исследователи [271, с. 50-51, 56, 59]. Как показал дальнейший ход развития страны, они были совершенно правы.
Еще одним фактором, определившим трудности развития экономики Австрии в межвоенный период, стало законода-

35
тельное снижение продолжительности рабочего дня с 10 до 8 часов Это нивелировало тот выигрыш, который австрийская промышленность получала от имевшего место роста производительности труда [420, с. 39]. Выработка на одного рабочего не возрастала, поскольку более производительный труд в течение 8 часов сводился на нет более ранним уходом с работы домой.
Конечно, бремя социальных расходов в Австрии того времени было меньше, чем после Второй мировой войны, когда страна сумела существенным образом ускорить свое развитие. Но этот факт не снимает, тем не менее, проблему слабой международной конкурентоспособности Австрии 20-30-х гг.
Во-первых, следует учесть, что и в других странах в межвоенный период бремя социальных расходов было сравнительно низким. Таким образом, Австрия межвоенного периода не имела в этом плане никаких преимуществ на мировом рынке.
Во-вторых, жесткий протекционизм того времени существенным образом увеличивал цену товара при пересечении границы, а следовательно, обеспечить конкурентоспособность национальной продукции можно было лишь при очень низких издержках производства. Заработная плата как таковая в Австрии была несколько ниже германской и примерно равна чехословацкой, но с учетом бремени социальных расходов, определявшихся содержанием огромной австрийской армии безработных, издержки предпринимателя на одного рабочего оказывались в Австрии даже выше, чем в Германии и Чехословакии [420, с. 40]. Где уж тут было австрийским товарам преодолевать высокие таможенные барьеры, выстроенные в соседних странах!

В-третьих, общая отсталость Австрии от стран Западной Европы определяла низкую производительность труда и слабую техническую оснащенность предприятий. Эти недостатки теоретически могли быть компенсированы дешевизной рабочеи силы и низкими налогами, но государственная социальная политика сделала ускорение экономического роста невозможным. Мировой опыт показывает, что лишь богатые страны могут себе позволить роскошь поддержания высоких

36
государственных расходов. Те же, кому требуется догонять, должны иметь более дешевое государство.
Высокое налоговое бремя и система выплат взносов на соцстрах не смогли все же снять все проблемы сбалансированности бюджета. В Австрии государственные финансы были разделены на две части - текущий бюджет и инвестиции. По текущим расходам и доходам бюджет после 1925 г. был все время сбалансированным, но с учетом необходимости тратить деньги на осуществление государственных капиталовложений эта сбалансированность исчезала. Образовывался бюджетный дефицит, который, правда, аккуратно покрывался без провоцирования инфляционных последствий [314, с. 19]. Тем не менее эффект вытеснения капитала из частного сектора экономики в условиях, когда стране требовалось быстрое техническое переоснащение предприятий, должен был сыграть свою негативную роль.
Социальные расходы, выплаты пенсий и финансирование системы образования в совокупности поглощали более трети бюджетных расходов в период с 1929 по 1935 г. В то же время надо отдать должное австрийским государственным деятелям межвоенного периода: страна уже тогда ориентировалась на проведение миролюбивой политики, а потому всего 6-7% бюджетных расходов уходило на военные цели [314, с. 21]. Это было значительно меньше, чем, скажем, в Польше или Югославии. Конечно, можно возразить, что в условиях межвоенной политической напряженности военные расходы были необходимы. Однако жизнь в конечном счете показала, что милитаризация все равно не смогла спасти от гитлеровской оккупации ни одну из стран континентальной Европы.
Еще одной проблемой австрийской экономики стали коммерческие банки, а точнее, механизм их взаимоотношений с промышленностью. Их доминирующее положение, оформившееся еще во времена существования монархии, оказалось просто-таки опасным для экономики, когда огромная держава распалась и размеры Австрии (а также, естественно, австрийской промышленности) стали крайне невелики.
Как уже отмечалось в главе, посвященной Австро-Венгрии, связи между коммерческими банками и промышленнос-

37
тью в этой стране были более тесными, чем в других государствах Европы, и даже более тесными, чем в Германии. Таким образом, интересы промышленности часто оказывались в зависимости от интересов банкиров, что подтверждалось, кстати и опросами ведущих австрийских бизнесменов, проводившимися в 20-х гг. [420, с. 33]. В межвоенный период австрийская экономика в полной мере стала жертвой своих же собственных банков.
Проблемы австрийских банков очень напоминали проблемы австрийского государства, поскольку они были построены на чисто иерархическом принципе и в условиях олигополии, царящей на кредитном рынке, не были реально заинтересованы в повышении производительности труда и улучшении своих конкурентных позиций.
Банки стали таким же "собесом" для своих многочисленных служащих, каким стало для австрийских рабочих руководимое социал-демократами, а затем христианскими социалистами государство. Клерки, штат которых и в период существования монархии был изрядно раздут, после образования маленькой австрийской республики, резко ограничившей свои финансовые связи с внешним миром, оказались в значительно степени не нужны банкам. Однако увольнять их никто не собирался.
Банковский патернализм был даже более основательным, чем патернализм государства. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что в феврале 1925 г. безработица среди банковских клерков в Австрии была менее 10%, тогда как в среднем по экономике страны она составляла 17,6% [420, с 20]. Следует заметить, что в условиях изменившейся после распада империи структуры австрийской экономики безработица среди банковских клерков должна была, по идее, быть выше, чем среди других категорий работников, занятых в частном секторе.
Для того чтобы содержать большое число ненужных бизнесу работников, банки должны были увеличивать свои операционные издержки. И они действительно это делали. Если расходы на содержание персонала, включающие заработную плату, у восьми ведущих венских банков составляли в 1913 г.

38
27 млн золотых крон, то в 1924 г. они составляли 47 млн. При этом оборот банков, естественно, сократился. Если в 1913 г, он составлял 4771 млн золотых крон, то в 1924 г.- только 1380 млн [271, с. 47].
О наличии данной тенденции говорят и данные, полученные из другого источника. Если отношение данного вида банковских расходов к прибыли составляло в 1913 г. 44,4%, то в 1924 г. оно увеличилось до 77,7% [420, с. 35].
Понятно, что банкам приходилось каким-то образом зарабатывать необходимые для содержания разросшегося штата деньги. Делали они это практически так же, как и государство. Банки накладывали бремя на реальный сектор экономики доступными им способами, т.е. увеличивая банковскую маржу. Если до войны маржа в среднем составляла 2-4%, то теперь она возросла до 4-7% [271, с. 47], а по другим данным, даже доходила до 9,5% [420, с. 34]. Естественно, вздуть маржу подобным образом банкиры смогли только потому, что картель венских банков фактически не имел конкурентов.
Таким образом получалось, что на реальный сектор экономики в Австрии давили не только налоги и социальные взносы, но также и дорогой кредит. Проводить столь необходимую стране реструктуризацию промышленности было практически не на что: не имелось ни собственных средств, ни заемных. Кроме того, от самой промышленности банкиры регулярно требовали выполнения ее обязательств.
Обычно в ситуации, когда предприятие остро нуждается в инвестициях, разумные акционеры временно отказываются от получения дивидендов. Венские банки, являвшиеся ведущими акционерами австрийских промышленных предприятий, вели себя принципиально иным образом. Для того чтобы поддержать курс акций, они требовали регулярной выплаты дивидендов [420, с. 34]. Понятно, что бесконечно подобное обирание промышленности продолжаться не могло. Рано или поздно кризис должен был ударить по всей экономике: и по промышленности, и по финансовому сектору.
Но, пожалуй, развитие протекционизма имело для австрийской экономики в межвоенный период даже большее значение, чем государственный и банковский патернализм. Ис-

39
чез огромный рынок империи, на который были ориентированы отдельные предприятия. Внутренний же рынок в маленькой стране был чрезвычайно узок.
Все новые государства - наследники Габсбургской монархии стали отгораживаться от австрийской промышленности. Тариф на австрийские товары составлял в середине 20-х гг. от 21 до 31% в Чехословакии, от 28 до 40% в Венгрии, от 27 до 41 % в Югославии, от 49 до 67% в Польше [328, с. 30]. Австрия в конечном счете стала отвечать своим соседям тем же самым, хотя ее тарифы поддерживались все же на несколько более низком уровне.
От протекционизма, в принципе, страдали в межвоенный период все европейские государства. Но Австрии, пожалуй, был нанесен в этом плане наибольший урон. Здесь имело место сочетание сразу трех неблагоприятных факторов.
Во-первых, это была одна из самых маленьких стран Европы, а потому ее внутренний рынок был одним из самых узких. Он никак не мог заменить рынок внешний.
Во-вторых, Австрия была сравнительно развитым в экономическом плане государством с большой долей промышленности по сравнению с сельским хозяйством. В данном случае это оказалось негативным фактором. Если аграрный сектор соседних стран - наследников Габсбургской монархии работал в известной мере сам на себя (жители этих стран кушали то, что в нем производилось), то австрийская экономика была ориентирована на спрос, предъявляемый в других государствах. А они-то как раз и отгородились от австрийцев таможенными барьерами.
В-третьих, структура самой австрийской промышленности тоже была в этом плане неблагоприятной. В Австрии доминировали продукты первой стадии переработки. Готовые изделия, которые могли быть потреблены собственным населением, составляли не столь значительную долю в продукции Австрииской индустрии. Изделия легкой и пищевой промышленности, электроприборы, автомобили - все это было предметом специализации других стран. Австрийцы вынуждены были в большом количестве импортировать то, что им требовалось, но не могли расширить свой экспорт до уровня, необходимого для

40
устранения дефицита торгового баланса. Баланс был дефицитен с 1923 г. вплоть до середины 30-х гг., т.е. практически до момента аншлюса [314, с. 9].

В результате совокупного действия всех перечисленных выше факторов успех экономической стабилизации в Австрии оказался непродолжителен. На рубеже 20-30-х гг. начался крупнейший мировой экономический кризис. Австрия попала в число стран, наиболее сильно пострадавших от падения производства. К 1933 г. безработица составила 29% экономически активного населения страны, что было самым высоким показателем в Европе. Австрийская безработица превышала даже уровень безработицы в США. Промышленное производство упало до 63% от уровня 1929 г., что было, правда, несколько лучше, чем в Германии, и примерно соответствовало уровню Чехословакии и Польши.
Одной из важнейших причин кризиса в этой маленькой стране с узким внутренним рынком стало катастрофическое сокращение объема внешней торговли. В 1933 г. он составил лишь 35% от уровня 1929 г. Наконец, рухнула вся банковская система Австрии после того, как о своей неплатежеспособности в мае 1931 г. вынужден был заявить находившийся под контролем семьи Ротшильдов старейший австрийский банк "Kreditanstalt" [488, с. 52-56; 428, с. 61]. Этот крупнейший банк участвовал в капитале предприятий, составлявших две трети национальной промышленности, так что банковская катастрофа повлекла за собой и катастрофу в индустрии [277, с. 260].
Все эти неприятности закономерно вытекали из тех моментов, определявших слабость австрийской экономики, о которых шла речь выше. Государственный патернализм и чересчур монополизированная банковская система "сработали" вместе.
Уже в середине 20-х гг., когда в тяжелом положении оказалось несколько неэффективно работавших провинциальных банков, Зейпель и Кинбэк, обеспокоенные возможным усилением безработицы, настояли на том, чтобы их спасение взял на себя один из ведущих венских коммерческих банков - "BodenKreditanstalt". Тем самым лидеры христианских социа-

41
листов показали, что их патерналистские взгляды не слишком сильно отличаются от взглядов социал-демократов.
Но когда разразился кризис, "BodenKreditanstalt", обремененный обилием взятых на себя обязательств, на деле оказался неплатежеспособен. Тогда-то власти надавили на Льюиса Ротшильда, срочно отыскав его где-то на отдыхе, и он, пренебрегая мнением многих своих директоров, согласился на то чтобы спасение всей банковской системы Австрии взял на себя "Kreditanstalt" [201, с. 62-65]. Тем самым уже тогда фактически был подписан приговор банку.
Значение "Kreditanstalt" было столь велико для экономики страны, что власти не решились сохранить свою политику поддержания финансовой стабильности и формального невмешательства. Национальный банк принял на себя ответственность за обязательства банкрота, и объем денежной массы в стране стал постепенно нарастать. После этого пошел усиленный отток капитала за границу. Сначала Национальный банк пытался препятствовать этому процессу посредством осуществления валютных интервенций, и его международные резервы сократились к октябрю 1931 г. более чем в два раза [488, с. 66]. В итоге в октябре 1931 г. Австрия вынуждена была ввести государственный контроль за осуществлением валютных операций [314, с. 12-13]. Другим способом предотвратить отток валюты стало в 30-х гг. резкое увеличение импортных таможенных пошлин на аграрную продукцию [277, с. 267].
Таким образом, в Австрии вновь стало усиливаться государственное регулирующее начало в экономике. В дополнение ко всем элементам госрегулирования, оставшимся от старой монархии и добавленным социал-демократией, теперь появился еще контроль за валютными операциями.
Ситуация была критической, ив 1931 г. Германия с Австрией выразили намерение создать таможенный союз. Не ис-ключено, что эта мера, расширявшая объем свободной торговли смогла бы способствовать более быстрому восстановлению экономики. Однако западные страны (в первую очередь -Франция), опасавшиеся нарастания реваншистских настроений среди немцев, а также усиления их экономических

42
и политических позиций, воспрепятствовали этому. Решительно протестовала против создания таможенного союза и Чехословакия - ближайший сосед обеих немецких стран и крупнейший экспортер, позиции которого на германском и австрийском рынках могли оказаться из-за этого союза сравнительно неблагоприятными. В результате под воздействием кризиса в Австрии усилились протекционистские тенденции. Были повышены таможенные пошлины, хотя в первой половине 20-х гг. они оставались на сравнительно более низком уровне, чем у других стран - наследников бывшей империи 1428, с. 65; 488, с. 72].
Круг замкнулся. Непродолжительный период, в течение которого правительство стремилось не препятствовать развитию рыночных отношений, подошел к концу. И хотя в 1934 г. валютный контроль в Австрии (в отличие от других стран Центральной и Восточной Европы) был отменен, общая атмосфера этатистской мировой экономики 30-х гг. существенно затруднила ход модернизации.
Экономический кризис в Австрии, так же как и в Германии, усилил антидемократические и ксенофобские настроения. Нацисты в Австрии выдвинули хорошо понятный народу лозунг: "У нас в стране 500 тысяч безработных и 400 тысяч евреев. Решение проблемы очевидно" [277, с. 295]. Тем не менее австрийские нацисты сами по себе (без помощи гитлеровской армии) победить не сумели, хотя австрийская демократия все равно была обречена на гибель.
Уже на начальном этапе кризиса стало ясно, что обеспечить повышение конкурентоспособности экономики можно только посредством установления твердой авторитарной власти, способной противостоять популизму. Главным проводником данной идеи в конце 20-х гг. оказался Зейпель.
Находясь у власти, он активно подавлял рабочие выступления, получив за это прозвище "прелат без снисхождения" (канцлер открыто заявлял о том, что никакого снисхождения бунтовщикам не будет). А затем, оказавшись крайне непопулярной фигурой и будучи вынужден уйти в отставку, он публиковал статьи, в которых отмечал, что "большинство людей еще не созрело до истинной демократии; их следует пригото-

43
вить к ней при помощи своего рода воспитательной диктатуры" [28 с. 43). В практическом плане Зейпель обрушивался на господство партий в политической жизни страны, подчеркивал роль хеймвера (правой военизированной организации) как истинно народного движения, требовал реорганизации парламента и построения его на сословном принципе [201,с. 37).
Демократия быстро разваливалась. Теперь стоял лишь вопрос о том, кто ее похоронит - нацисты прогитлеровского толка, левые популисты, ориентирующиеся на огосударствление экономики, или же сравнительно умеренные сторонники авторитаризма из числа христианских социалистов.
В 1932 г. скончался Зейпель, и у партии появился новый лидер. В мае того же года канцлером Австрии стал сорокалетний христианский социалист Энгельберт Дольфус. Этот энергичный, хотя и миниатюрный человек (в народе его за очень маленький рост и гипертрофированную политическую активность прозвали МиллиМеттерних) принадлежал к новому поколению политиков, совершенно не связанных со старой габсбургской системой и прошедших в молодости через мировую войну (к этому поколению, кстати, принадлежал и австриец Адольф Гитлер). Он храбро сражался, выполняя приказы командиров, а потому в мирной жизни совершенно не верил в парламентскую демократию, не любил столь характерные для социал-демократов партийные дрязги, предпочитая опираться на авторитет и дисциплину [269, с. 71].
Возможно, на его личную склонность к авторитаризму помимо всего прочего оказала воздействие потребность в психологической гиперкомпенсации, определяемая скромными физическими данными, а также тем, что он был незаконнорожденным. Как бы то ни было, Дольфус не скрывал своего намерения создать в Австрии авторитарное государство; правда, ориентировался он при этом не на германских национал-соци-истов, стремившихся к аншлюсу (их он совершенно не переваривал, так же как и социал-демократов), а на фашизм своего южного соседа Муссолини. Режим Дольфуса представлял собой своеобразный компромисс между фашизмом и политическим католицизмом, характерным для христианских социалистов.

44

В идеале он стремился к созданию корпоративистской экономики с христианской идеологией [277, с. 303-305].
Через год после прихода к власти Дольфус создал "Отечественный фронт", чтобы собрать в него всех австрийцев, верных правительству. В 1934 г. он продавил принятие новой конституции, в которой старый парламент заменялся сложной системой разного рода советов, имеющих мало общего с демократией.

Таким образом Австрия, которая в отличие от Венгрии и Югославии, сразу же двинувшихся по авторитарному пути развития, и в отличие от Польши, перешедшей на этот путь в середине 20-х гг., долгое время держалась за демократию, тоже в конечном счете вынуждена была свернуть на ту дорогу, что прокладывалась с помощью твердой руки. Слишком слабые, слишком зависимые от народа демократические правительства не смогли обеспечить принятия тех мер, которые были необходимы для повышения конкурентоспособности национальной экономики.
Авторитарный лидер действовал совершенно по-иному, нежели демократы. В числе целого ряда шагов, превращающих Австрию из демократического в авторитарное государство, были изданные Дольфусом на протяжении 1934 г. чрезвычайные декреты, которые запрещали забастовки в важнейших отраслях промышленности, отменяли ряд коллективных договоров, ограничивали свободу профсоюзов, способствовали увеличению продолжительности рабочего дня, обеспечивали снижение реальной заработной платы и устанавливали регрессивную налоговую шкалу в Вене (подробнее см.: [369, с. 1493-1541]).
Не обошлось в этой ситуации и без острых столкновений с привыкшими к своему особому положению венскими рабо-

45
чими. В феврале 1934 г. в Вене, остававшейся сравнительно спокойной даже в 1919 г., шли кровопролитные бои. Политическая близость Дольфуса к Муссолини способствовала некоторому облегчению экспортной торговли для Австрии. В 1934 г. Италия предоставила преференции австрийским производителям, сильно нуждавшимся в рынках сбыта для своей продукции, от которой загораживались все остальные европейские покупатели [488, с. 75].
Борьба с рабочими и близость с Муссолини явно не красили Дольфуса. Но подобный подход сумел тем не менее, несмотря на значительные социально-политические издержки, несколько повысить конкурентоспособность экономики. Этому же способствовала осуществленная в 1934 г. девальвация шиллинга. Теперь австрийские товары стали дешевле на мировом рынке, и постепенно начался экономический рост(1). Но только к 1938 г. Австрии почти удалось выйти на докризисный уровень производства. Дольфус, правда, этого момента уже не застал. Прямо на своем рабочем месте (в кабинете канцлера) он был убит нацистами, ориентировавшимися на Гитлера.
Длительность кризисных периодов межвоенного времени и непродолжительность полосы подъема привели к тому, что в целом за 1913-1938 гг. экономика страны вообще не вырос-

(1). Важно, однако, отметить, что восстановление экономики произошло все же в основном за счет внутреннего рынка и серьезной структурной перестройки хозяйства. Так, в частности, Австрия стала к 1937 г. производить три четверти всего необходимого ей продовольствия, тогда как сразу после обретения независимости она почти полностью зависела от его импорта. Большую роль играла также разработка обнаруженных в стране залежей нефти - резкий рост Добычи имел место с 1932 по 1937 г. [378, с. 5]. Экспорт в 1937 г., напротив, составил лишь 55% от докризисного Уровня. Таким образом, господствовавший в европейской экономике протекционизм оставался серьезнейшей проблемой, препятствующей нормальному ходу хозяйственных процессов [488, с. 67].

46
ла. В это время не слишком динамично развивались все европейские страны, но результат, полученный Австрией, был худшим в Европе [213, с. 127].
Страна, и без того отстававшая с осуществлением своей модернизации, теперь отстала еще больше. По показателю валового дохода на душу населения в 1935 г. Австрия отставала от Франции почти в два раза, а от Великобритании - более чем в три раза [488, с. 70]. Этот факт крайне важно отметить потому, что после Второй мировой войны столь долго отстававшая Австрия сумела сравнительно быстро наверстать упущенное, став в один ряд с Францией и Великобританией.
Но в конце 30-х гг. до этого было еще слишком далеко. В 1938 г. был осуществлен, наконец, столь долго ожидавшийся многими австрийцами аншлюс. Но прошел он не под социалистическим, а под национал-социалистическим знаменем. Австрия стала частью гитлеровской военной машины с ее высоким уровнем огосударствления. Завершение модернизации экономики опять было отложено. Теперь - на послевоенный период.

"МАЛОЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ЧУДО"

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Самим характером сложившейся в венгрии политической системы
Новая экономическая страте гия
Благо австрия оказалась в руках идейно близких им советских правителей
Сначала конвент еще сопротивлялся установлению максимума