<<<     ΛΛΛ     >>>   

(1). основы ВДф были заложены в 1987 г. на собрании в селе Лакителек, где присутствовало более 180 известных представителей оппозиции [229, с. 411].

134
много поэтов но явно не хватало технократов, умеющих делать какую-либо конкретную работу. Затем под руководством Анталла, который был скорее консерватором, нежели националистом, ВДФ несколько модифицировался и очистился от радикалов. Но в целом его сущность все же сохранилась.
Христианские демократы Венгрии в отличие от их германских сподвижников представляли по своим взглядам, скорее, левую силу, делающую значительный упор на достижение социальной справедливости и борьбу с бедностью [315, с. 952]. Такой подход был, как мы знаем, в значительной мере характерен для австрийских христианских социалистов на раннем этапе их развития и для германской ХДП времен Аленской программы.
Что же касается НПСХ, то она была в значительной степени озабочена проведением земельной реформы, которая разрушила бы венгерские кооперативы (не так уж плохо, кстати, в последнее время работавшие) и восстановила бы мелкую крестьянскую собственность, явно не соответствовавшую потребностям экономики конца XX века.
Таким образом, правящий триумвират напоминал лебедя, рвущегося в облака, рака, тянущего страну в прошлое, и щуку, стремящуюся ухватить зубами всякого богатого человека. Новая власть дала удивительный пример сочетания бюрократизма и демократизма. "При режиме Анталла государственные структуры вырастали просто как грибы" [438, с. 20J-Что же касалось эффективности реальной реформаторской работы, то с этим дело обстояло далеко не лучшим образом. В отличие от Польши и даже от России, где Егора Гайдара сильно ругали за отсутствие представленной публике концеп-

135
ции реформы, в Венгрии концепций и обращений к публике как раз хватало, а вот в реформах ощущался явный недостаток.
Отсутствие профессионализма и единых взглядов на то, как должны проходить преобразования, породило в конце 1990 -начале 1991 г. своеобразную бюрократическую игру в разработку концепций реформы. Горы бумаги исписывались для создания очередной концепции реформаторской деятельности правительства. Каждый департамент с энтузиазмом занимался подобного рода творчеством. Одних лишь стратегий развития внешнеэкономической деятельности насчитывалось не менее пяти.

Поскольку все эти проекты не состыковывались друг с другом, среди различных правительственных структур начинались дискуссии о том, что и как надо делать. Демократия при этом понималась как возможность того департамента, который проигрывал на данном конкретном этапе политической борьбы, апеллировать к общественности и призывать ее бороться с губительным экономическим курсом, предлагаемым противниками. Предметом открытой полемики становилось все что угодно. Самые сложные экономические вопросы, требующие анализа со стороны профессионалов, обсуждались теперь широкой публикой. Возможности девальвации форинта, осуществление земельной реформы, отмена субсидий убыточным предприятиям, развитие экономических отношений с Советским Союзом и многое другое вызывало ожесточенные споры.
Министерство промышленности разрабатывало программу реструктуризации предприятий, но эта программа требовала для своей реализации денег, а деньги находились в распоряжении Минфина, стремившегося их по возможности экономить. Одновременно начиналась работа над приватизацией государственной собственности, а она уже оказывалась в ведении специально созданного для данной цели Государственного агентства имущества (ГАИ), которое имело свои представления о судьбе тех предприятий, которыми вроде бы занималось Министерство промышленности.
Похожая история с доминированием ведомственных концепций и ведомственных интересов разворачивалась и в вопросе о демонополизации . Антикартельное ведомство должно было в первую очередь следить за тем, не усиливаются ли рыночные

136
позиции отдельных коммерческих структур сверх допустимых пределов. Но реально оно само имело очень слабые позиции по сравнению, скажем, с ГАИ, которое зарабатывало для бюджета деньги продажей имущества. Поэтому приватизация ряда предприятий, особенно тех, на которые пришел иностранный инвестор, в итоге вызвала лишь усиление монополизма.
Наиболее эффективно и либерально во всей этой ведомственной неразберихе сумело действовать Министерство внешнеэкономических связей. Именно ему удавалось не только вести полемику со своими оппонентами, но и обеспечивать реальное дерегулирование в подведомственной области [315, с. 953-955].
Споры между различными силами, пришедшими к управлению страной, могли совершенно дестабилизировать обстановку, если бы от них действительно зависело развитие событий. Однако политики, занимавшиеся игрой в реформы, не могли оказывать реального воздействия на ход дел. Определенное равновесие политических сил нейтрализовывало их полемические усилия, а потому реальная власть при решении конкретных вопросов находилась, скорее, в руках много лет работавших на своих постах чиновников, нежели представителей недавно возникших партий и движений. Таким образом, в большинстве хозяйственных сфер, нуждающихся в преобразованиях, события шли преимущественно своим ходом, т.е. так, как диктовали внешние условия.
Собственно говоря, правительство просто продолжило градуалистские преобразования, начавшиеся еще в 1968 г. Радикальное изменение политической системы страны не нашло радикального подтверждения в экономической области. Скорее имел место очередной (условно говоря, четвертый) этап старых реформ - переход от "гуляшного коммунизма" к "гуляшному посткоммунизму".

Отсутствие серьезных попыток осуществить шокотерапию определялось, с одной стороны, тем, что экономика уже в значительной мере покоилась на использовании рыночных принципов. Однако, с другой стороны, не менее важным фактором, определившим сравнительно медленные темпы преобразований, стал тот социально-политический и ментальный фон, на котором они осуществлялись.

137
Новое правительство должно было действовать в рамках сложившейся традиции компромиссов. Нерадикальный характер преобразований стал своеобразной платой за саму бархатную революцию. И народ, и власть привыкли к тому, что реформа - это повышение материального благосостояния, а вовсе не болезненный шок. Сломать эту традицию мало кто стремился (во всяком случае, среди членов победившей на выборах коалиции). Правда, первый министр финансов нового правительства Ференц Рабар был готов провести пакет радикальных мер в области стабилизации и либерализации. Но именно это и вызвало его скорую отставку [96, с. 38].
Первый год пребывания коалиции у власти (1990 г.) завершился весьма неблагоприятно. Переход рычагов управления из одних рук в другие привел к нарастанию беспорядка и популизма. Хотя темпы прироста денежной массы увеличились более чем в два раза по сравнению с 1989 г., экономика стала работать только хуже [524, с. 197]. Начавшийся спад ВВП (1), усиливающаяся инфляция и увеличение объема внешнего долга заставили все же принять некую стабилизационную программу, которая предполагала не просто осуществление денежной накачки экономики, а принятие реформаторских мер.
Программа реформ 1991 г., получившая условное название "программа М. Купы" (по имени очередного министра финансов, приступившего к исполнению своих обязанностей

(1). Весьма характерно, что в то время как на крупных государственных предприятиях в 1990 г. произошло сокращение производства на 9%, в малых фирмах оно увеличилось на 150 % [339, с. 800]. Конечно, не следует переоценивать значение столь большого роста, поскольку негосударственный бизнес лишь зарождался, и отсчет, таким образом, велся со слишком малой базы. Но все же данный факт свидетельствует о том, каким с самого начала был потенциал частного сектора. Недаром в условиях польской шокотерапии, где были созданы лучшие условия для развития частного сектора и худшие для продления жизни убыточных государственных предприятий, выход из кризиса произошел быстрее, нежели в Венгрии.

138
с декабря 1990 г.)(1), хотя и не была радикальной, но устанавливала конкретные сроки достижения различных макроэкономических целей. К 1992 г. правительство собиралось осуществить полную либерализацию внешней торговли. К 1993 г. ожидалось прекращение спада. К 1994 г. инфляция должна была быть снижена до уровня, не превышающего 10% в год, а форинт
стать полностью конвертируемой валютой [254, с. 989]. Таким образом, к очередным парламентским выборам правящая коалиция собиралась в основном вывести страну на путь нормального рыночного развития, не прибегая для этого к мерам, которые могли бы ущемить интересы широкого круга граждан. Однако на практике столь тщательно расписанные цели оказались недостижимы. Перейти к экономическому росту, да и то не слишком высокому, удалось лишь годом позже намеченного срока, а инфляция, сильно превышающая 10% годовых, сохранялась и во второй половине 90-х гг.
Трудности осуществления решительных экономических преобразований определялись и самим характером сложившейся в Венгрии политической системы. Среди всех находящихся в Восточной Европе стран с трансформируемой экономикой лишь в Венгрии, Словакии и Латвии утвердилась парламентская республика [174, с. 23]. В парламентской республике при прочих равных условиях труднее, чем в президентской или полупрезидентской, проводить радикальные преобразования, поскольку изменение ситуации (появление каких-то новых недовольных) может быстро привести к расколу правящей коалиции, к усилению парламентской оппозиции и к правительственному кризису.
Именно так и случилось в Венгрии. Интенсивные дискуссии между отдельными правительственными структурами мешали работе, но устранение из правительства тех, кто сопротивлялся проведению избранного курса, могло развалить коалицию и вообще лишить ее возможности править.
Так, в частности, больших трудов стоило премьеру решение вопроса об отставке тех министров, которые проигрывали своим
(1). М. Купа был уже не политиком новой волны, как многие другие ведущие деятели коалиционного правительства, а представителем старого бюрократического аппарата. Он работал в Минфине при коммунистах и считался даже отцом налоговой реформы 1988 г. [339, с. 799].

139

коллегам в дискуссиях и в политической борьбе. Формально их нельзя было заставить уйти в отставку, поскольку таковая по конституции не могла иметь место только применительно ко всему кабинету в целом, а роспуск правительства в каждом конкретном случае неблагоприятного завершения дискуссии грозил сделать абсолютно неработоспособной всю политическую систему. Однако и сохранение в правительстве людей, не разделяющих общую линию, вряд ли было целесообразно с точки зрения практической работы. Таким образом, Анталлу приходилось разбираться с каждым членом правительства в отдельности, убеждая его уйти в отставку тихо, не разрушая с таким трудом сложившуюся коалицию [315, с. 955](1).
Скорее всего, можно говорить о том, что в Венгрии (в отличие от Чехословакии и Польши) демократизация коммунистического режима несколько притормозила ход реформ, а вовсе не ускорила его, как ожидали все противники ВСРП. Конечно, трудно предполагать, как повели бы себя коммунисты-реформаторы, останься они у власти, но судя по событиям, имевшим место после падения правительства ВДФ, НПСХ и христианских демократов, есть основания считать, что не контролируемое демократическим способом правительство М. Немета, имея сравнительно большую свободу действий, нежели правительство Й. Анталла, могло бы решительнее пойти на некоторые важные для экономики преобразования, даже с учетом важности сохранения традиционного консенсуса.
В некоторых государствах Восточной Европы позиции правительств, пришедших на смену коммунистическим, усиливались благодаря массовым антикоммунистическим настроениям, сложившимся в обществе. Реформаторы могли какое-то время убеждать народ в необходимости пострадать ради того, чтобы коммунисты не вернулись к власти. Более того, некоммунистические правительства пользовались поддержкой просто потому что избиратели стремились идентифицировать себя с

(1).Очевидно, в значительной степени именно этот непосильный труд по сохранению плохо функционирующего коалиционного правительства подорвал здоровье Анталла. В конце 1993 г. он скончался на 62 году жизни, а кабинет вел к окончательному краху уже другой лидер - Петер Борош.

140
новой властью, противопоставить себя коммунистам, а также покровительствовавшему им Советскому Союзу. В Венгрии данные факторы укрепления демократической системы если и имели место, то срабатывали, пожалуй, в наименьшей степени - и потому что уже сложилась традиция нахождения компромиссов власти с народом, и потому, что не ощущалась в такой степени, как у соседей, жесткость грани между прошлым и настоящим.
Таким образом, потенциальным реформаторам в Венгрии фактически не на что было опереться. Правительство должно было следовать в рамках сложившейся за десятилетия традиции. "Возможно, оно руководствовалось политическим реализмом,- отмечал Я. Корнай,- полагая, что венгерский народ, привыкший к ослаблению репрессий, воспринял расширение своих прав и свобод как нечто естественное и не впал в эйфорию в связи с изменением политической системы, отреагировав на это со спокойным удовлетворением. Возможно, это объясняется и тем, что новое правительство подчинилось старому рефлексу - не чуждому и опытным политикам в парламентских демократиях - не предпринимать ничего непопулярного и тем более способного спровоцировать массовый протест" [96, с. 38](1).
Быстрое завершение начавшихся раньше преобразований произошло после 1990 г. лишь в области ценообразования и внешнеэкономических связей. Процесс их либерализации значительно ускорился. В частности, лишь цены на энергию и
(1). Точка зрения Я. Корнай относительно градуалистского характера осуществлявшихся в Венгрии преобразований является, пожалуй, доминирующей среди специалистов, пишущих об этой стране. Однако необходимо отметить, что не все авторы ее разделяют. Некоторые говорят о том, что в Венгрии имела место шокотерапия, основываясь при этом преимущественно на том факте, что в 1991 г. с 1,9 до 7,5% возросла безработица (см., напр.: [265, с. 1192]). Думается, что данная позиция все же не вполне обоснованна. Изменения рыночного типа происходили, но в сравнении, скажем, с Польшей они, как будет показано дальше, оставались не столь уж значительными. Роль всего комплекса имевших место в 1968 г. преобразований была, конечно, значительнее, чем роль отдельно взятых реформ, осуществленных первым посткоммунистическим правительством.

141
лекарства, а также коммунальные тарифы и тарифы на общественный транспорт остались регулируемыми.
В 1992г. форинт стал частично конвертируемой валютой (в основном только международные сделки с капиталом еще требовали специального административного разрешения). Был установлен фиксированный курс, однако в отличие от того что делалось в Польше и Чехословакии, резкой, радикальной девальвации, способствующей экспортной ориентации экономики, в Венгрии не последовало. Намерения усилить экспортную ориентацию, имевшиеся еще у коммунистов уступили в условиях демократии место намерениям поддерживать высокий уровень жизни за счет дорогого форинта. Постепенные мелкие девальвации, осуществленные в 1989-1993 гг., в целом характеризовались более медленными темпами, чем темпы инфляции. Реальный курс валюты возрастал, и уже это было одним, хотя далеко не самым главным, признаком мягкости реформ [265, с. 1196].
Население выигрывало от повышения ценности своих денег. Но переоцененный форинт негативно влиял на платежный баланс страны, тормозя рост экспорта и увеличивая импорт. В 1993 г. произошло столь значительное накопление негативных моментов во внешней торговле, что экспорт сократился на 19%, а импорт вырос на 12%. Платежный и торговый баланс стали отрицательными [524, с. 197]. Такое развитие событий, естественно, сильно затормозило преодоление спада в маленькой стране, которая в очень большой степени зависит от успеха внешней торговли(1).

(1).Следует заметить, что в это время для Венгрии уже были извне созданы благоприятные возможности развития экспортной ориентации. Так, с 1 марта 1992 г. Евросоюзом были отменены все количественные ограничения на импорт венгерских промышленных товаров (за исключением текстиля). Устранялись и ограничения тарифные. Порядка 70% венгерского промышленного экспорта, осуществляемого в страны Евросоюза, шло без всяких таможенных пошлин. Это составляло более половины всего совокупного венгерского экспорта [483, 979]. То, что Венгрия не сумела использовать столь благоприятные возможности, в значительной степени является следствием ее градуалистской политики.

142
Что же касается финансовой сферы, то здесь не произошло даже тех отдельных позитивных перемен, которые характеризовали системы ценообразования и внешнеэкономических связей. Там в полной мере господствовал градуализм.
В известной степени это было связано с тем, что все три члена правящей коалиции в предвыборный период ориентировались на идею расширения объема совокупного внутреннего спроса, что с их точки зрения должно было ускорить темпы экономического роста. Данная политика была скорее элементом предвыборной популистской стратегии, нежели осмысленным курсом, а потому, когда выяснилось, что реальных возможностей расширения спроса у страны нет, однако есть опасность усиления инфляции, от данных идей пришлось отказаться. Но все же совершенно бесследно уйти из стратегии правящей коалиции популистский подход не мог [315, с. 953].
В результате осуществления градуалистской политики на протяжении 1991-1992 гг. доля государственных расходов в ВВП не только не была сокращена, но даже увеличилась. В 1993 г. произошло, правда, некоторое снижение этой доли, но все же в целом данный показатель оставался на столь же высоком уровне, как и в 1989 г.: более 60%. Поскольку в этот период времени в экономике страны имел место значительный спад, отражавшийся на объеме налоговых поступлений, правительство испытывало трудности при сведении концов с концами в бюджете.
Возник кризис неплатежей, хорошо знакомый нам по российскому опыту. Многие предприятия, лишившиеся финансовой поддержки со стороны государства, начали задерживать платежи своим смежникам. Следовательно, стал нарастать объем их задолженности. Только в течение одного 1991 г. она выросла более чем в полтора раза [470, с. 105]. Соответственно в 1990-1993 гг. сильно сократилось и поступление налогов с предприятий (их доля в общем объеме налоговых поступлений упала с 39 до 19,5%). Только стабильное поступление налогов на потребление (их доля выросла с 40,4 до 47%) позволяло относительно поддерживать бюджетные доходы [265, с. 1206].
Тем не менее, если при вхождении новой демократической коалиции во власть в 1990 г. бюджет расширенного пра-

143
вительства(сумма государственного и муниципальных бюджетов, а также внебюджетных фондов) сводился с небольшим профицитом, то уже в 1991 г возник дефицит, который непрерывно возрастал вплоть до 1994 г., достигнув под конец уровня 8,2% ВВП [524, с. 197]
Правда, благодаря усилиям М. Купы этот дефицит покрывался с 1991 г. во все большей степени посредством эмиссии государственных облигаций, а не посредством заимствований Центробанка (как это делали коммунисты, когда не сводили концы с концами), что позволяло, несмотря на столь плачевное состояние финансов, держать инфляцию под относительным контролем [258, с. 986].
И все же бюджетный дефицит не переставал быть источником инфляции. Центробанк должен был в обязательном порядке выкупать госбумаги в размере 3-4% от общей величины бюджетных расходов (в 1994 г. этот объем даже был превзойден). Фактически это означало, что денежная эмиссия используется для финансирования дефицита, хотя и в умеренной, цивилизованной форме [352, с. 84](1).
Картину венгерских финансов нельзя, конечно, рисовать в одних лишь темных тонах. Сохранение высокого уровня государственных расходов не означало, что правительство вообще не предпринимает никаких шагов в области финансовой стабилизации. Но достижения на одном фронте оборачивались поражениями на другом.
Как и другие восточноевропейские страны, Венгрия в конце 80-х - начале 90-х гг. добилась значительного сокращения размера бюджетных субсидий предприятиям. Если в 1985-1987 гг. они составляли 15,6% ВВП, то в 1991-1992 гг.- лишь 5.6% Однако задача обеспечения финансовой стабильности не
(1).по оценке Я. Корнай, доля бюджетного дефицита, финансировавшегося посредством расширения денежной базы, составляла в 1991 г.- 30,2%, в 1992 г.- 43,5%, в 1993 г.- 14.2%, в 1994 г.- 21,8% [409, с. 188]. Доля снижалась, но поскольку сам дефицит рос, эмиссия оставалась существенным фактором поддержания значительных государственных расходов.

144
могла вступать в противоречие с задачей поддержания высокого жизненного уровня населения, а потому за тот же самый период времени с 13,7% ВВП до 24,4% увеличились бюджетные трансферты отдельным гражданам и их семьям. Таким образом, если снижение субсидий составило 10% ВВП, то увеличение трансфертов - 10,7% ВВП [487, с. 9]. Получается, что в целом нагрузка на бюджеты даже повысилась, хотя структура использования правительственных финансовых ресурсов стала более соответствовать тем принципам, которые существуют в странах с рыночной экономикой.
Сокращение субсидий предприятиям вынудило государство взять на свои плечи еще один дополнительный вид нагрузки. В коммерческих банках, которые, как мы знаем, ранее активно кредитовали неэффективно работающие государственные предприятия, скопилась большая сумма плохих долгов. С ними надо было что-то делать, и в середине 1991 г. государство приняло на себя обязательства по гарантиям примерно пятой части всей накопившейся суммы в размере 10,5 млрд. форинтов [339, с. 804].
Если сравнивать степень реформирования финансов в Венгрии с тем, что делалось в соседних странах, то результат будет явно не в пользу будапештских властей. В 1993 г. процесс снижения общего объема финансовой поддержки предприятий продолжился. Однако можно отметить, что даже после столь значительного сокращения бюджетных субсидий предприятиям в Венгрии данный показатель сохранялся на более высоком уровне (4,8% ВВП), чем в Чехии (4,4%) и особенно в Польше (2,5%), хотя еще в середине 80-х гг. эти две страны тратили большую долю своего валового продукта, нежели Венгрия, на поддержку национальной экономики [487, с. 10].
Еще одним любопытным свидетельством венгерского градуализма является динамика реального кредита, предоставлявшегося венгерским предприятиям. На рубеже 80-90-х гг. происходило его снижение. Низшая точка была достигнута во втором квартале 1990 г., т.е. как раз ко времени парламентских выборов. После этого тенденция изменилась на противоположную, и в четвертом квартале 1993 г. размер кредита уже на 8% превышал размер первого квартала 1989 г. В Польше и Чехословакии, напротив, никакого разворота данной тенден-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

политологии Травин Д. Европейская модернизация 4 образом
Они оказывались готовы инвестировать свои деньги в предприятия
Германские либералы стали нервничать
Остро нуждавшаяся в деньгах монархия стала активно прибегать для решения бюджетных проблем к помощи
Положение в югославии качественно изменилось