1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6

Дореволюционная русская журналистика представляет собой огромный пласт, изученный столь плохо, что об этом остается только сожалеть. Кто сегодня читает старые газеты? Если иметь в виду, что журналистское расследование предполагает глубокое изучение ситуации с разных сторон, в том числе и с той, которую стараются замолчать или не афишировать, то русская журналистика оказывается знакомой с этим жанром достаточно давно. В 1913-м году А.Е. Кауфман писал в «Историческом вестнике»: «Американские репортеры славились своей находчивостью. Подслушать, подсмотреть, проникнуть в частное собрание в виде лакея, с чисто шерлоковской ловкостью наводить на беседу человека, не склонного к интервью, – все это должен уметь американский репортер. Русская журналистика лишь теперь вырабатывает этот тип, но я встречал много лет назад репортеров, для которых не существовало закрытых дверей»[14].

В конце XIX века Кауфман работал в Одессе и занимал должность редактора газеты «Одесский листок», основанной В. Навроцким. В то время в Одессе было два очень популярных человека: градоначальник П.А. Зеленой и В.В. Навроцкий. В течение 18 лет Зеленой держал местное население в страхе. В прошлом моряк, он обладал необузданным нравом и крайне вспыльчивым характером. Мичман Зеленой плавал когда-то на знаменитом фрегате «Паллада», и писатель И. Гончаров даже посвятил ему несколько строк своего романа, чем Зеленой чрезвычайно гордился. Говорили, что ему покровительствует Петербург, где он «лично известен», и что про него спрашивают: мол, мой Зеленой также ругается?[15] Очевидно, именно это обстоятельство позволяло градоначальнику, о возмутительных выходках которого ходило множество слухов, чувствовать свою полную безнаказанность. В. Навроцкий трепетал перед ним не менее других, но этого человека также знала вся Одесса.

Василий Васильевич Навроцкий никогда ничему не учился и не знал даже грамоты, но это не мешало ему почти 40 лет издавать свою газету. «Если бы вы, Василий Васильевич, родились в Америке, то при ваших талантах непременно достигли бы наивысшего поста – президентского», – сказал Навроцкому на одном из чествований адвокат Куперник[16]. «Одесский листок» особо славился тем, что его издатель разрешал своим сотрудникам «разделывать под орех» местных городских деятелей. Тип репортера-обличителя был популярен в Одессе именно благодаря Навроцкому. « “Разделывать” – это их ремесло, – писал в “Дневнике” Короленко, – и они прежде спрашивают, кого нужно оплевать, а уже после подыскивают резоны»[17].

Дореволюционная журналистика, путь которой был усеян разбитыми жизнями и загубленными дарованиями, знала и немало имен ловких репортеров. При определенном желании в их творчестве можно углядеть ростки жанра журналистского расследования, но делать это вряд ли нужно ввиду явной ничтожности и пустячности материалов, создававшихся на потребу публике и в расчете на «хорошую розницу». Это прекрасно понимали те, кто относился к своей профессии достаточно серьезно: «И я поражаюсь теперь: неужели эти ненужные и глупейшие темы были нужны тогдашнему обществу. И делаю вывод: нужны. Мыслящая буржуазия очень нуждалась в наших “пустяках”. Навроцкие это понимали лучше нас... Мы замазывали щели, в которые могла проникнуть неожиданно свежая струя [...] Я не разоблачаю, не собираюсь также и каяться. Каяться мне не в чем. Я был не хуже других»[18].

Для того, чтобы вести расследование, достаточно даже намека на то, что кто-то совершил злоупотребление. Но основу профессии журналиста-расследователя составляет не умение «подсмотреть» и «проникнуть», а гражданская нравственная позиция. Именно поэтому Юлия Шрейера – про которого говорили, что чин статского советника и почтенный возраст не мешали ему сгибаться в три погибели, когда нужно было добывать ценные сведения[19], – только называли «королем репортажа», а стать им сумел Владимир Гиляровский (1853–1935).

Владимир Алексеевич Гиляровский. Король репортажа

Владимир Гиляровский, «король репортажа»

Сама личность этого человека была исключительной. В 1871 году, не окончив гимназии, он бежал из дома. Его странствия продолжались десять лет – был бурлаком на Волге, крючником, пожарным, табунщиком, циркачом, провинциальным актером и много еще кем. Этот живой, общительный человек обладал незаурядной физической силой, он, шутя, ломал серебряные рубли и разгибал подковы. «Я не знал усталости, – писал он о себе в день 75-летия, – а слова “страх” и “опасность” отсутствовали в моем лексиконе»[20].

В 1882 году он начал печататься в «Московском листке», через год пришел в «Русские ведомости». Обгоняя извозчиков, носился по Москве – с убийства на разбой, с пожара на крушение. Его хорошо знали обитатели Хитрого рынка и ночлежек. «Король репортажа» был московской достопримечательностью. Личность этого незаурядного человека неизменно вызывала симпатии.

Его корреспонденции из Орехово-Зуева о пожарах на фабрике Морозовых в 1882 году ставили целью докопаться до истинных причин трагедии. Гиляровский проник на фабрику под видом рабочего, толкался в очередях по найму, ко всему прислушивался и приглядывался. Публикации в газете наделали много шума. Генерал-губернатор приказал арестовать и выслать автора.

Благодаря Гиляровскому стала известна и Кукуевская катастрофа все в том же 1882 году – крушение поезда под Орлом на Московско-Курской железной дороге. Причины и последствия этой трагедии пытались замолчать. Незамеченным проник репортер в специальный поезд, в котором ехало на расследование железнодорожное начальство. Две недели провел он в страшной могиле, в которую рухнул поезд вместе с людьми в результате того, что насыпь оказалась размыта сильным ливнем.

Он был на Ходынском поле в день коронации и оказался в самом пекле ходынской катастрофы. Вырваться из спрессованной многотысячной обезумевшей толпы оказалось нелегко даже такому сильному человеку, как Гиляровский. Но уже утром следующего дня он вновь был на этом страшном месте. Единственным откликом на случившееся 26-го мая 1896-го года была его статья в «Русских ведомостях».

Репортажи Гиляровского неизменно вызывали общественный резонанс. И все же до полноценного расследования они не дотягивают в силу самой специфики жанра репортажа и того, что Чехов, говоря о Гиляровском, называл «трескучими описаниями».

Владимир Галактионович Короленко. Разоблачение дворянских хищений. Мултанское дело

Расследования в русской журналистике всегда определялись личностью автора. Наиболее интересные из них принадлежат перу великого русского писателя Владимира Галактионовича Короленко (1853–1921), которого современники называли «зеркалом русской совести» и «нравственным гением».

Владимир Короленко

Его первым публицистическим произведением стала напечатанная в «Новостях» статья об инциденте в Апраксином переулке 5 июня 1878 года, когда трехтысячное население одного из работных домов разгромило дворницкую. Петербургские газеты откликнулись на эту вспышку народного гнева похожими друга на друга сообщениями, написанными на основе информации из полицейского участка. По официальной версии конфликт разгорелся на национальной почве, так как замешанные в нем дворники были татарами. Единственной газетой, которая имела иную точку зрения, стали «Новости»: для Короленко, увлеченного в ту пору идеями революционного народничества, было очевидно, что данный конфликт возник не столько на национальной, сколько на социальной почве.

В апреле 1885 года казанская газета «Волжский вестник» предложила ему сотрудничество. Именно здесь Короленко публиковал свои статьи и корреспонденции из Нижегородской губернии, которые по праву могут считаться образцом журналистского расследования. Период с 1886 по 1896 год стал для Нижнего Новгорода эпохой Короленко. «Начиная еще с декабря 1899 года, – писал Короленко, – я сильно увлекся местными интересами. А местные интересы, по крайней мере, настоящего времени – это почти целиком хищения, хищения, хищения»[21].

В 1890–1891 годы он ведет напряженную борьбу с дворянскими хищениями. Прежде всего он обратил внимание на фигуру председателя нижегородской уездной земской управы М.П. Андреева. Это был хищник, открытый и никого не боявшийся. Умный, энергичный, изворотливый, он держал в ежовых рукавицах весь уезд. В небольшой статье «История темных денег» (Волжский вестник. 1890. №2) Короленко разоблачает махинации Андреева с 5 тысячами рублей. Эту сумму, которая образовалась в начале 80-х годов из остатков от смет на городские училища и пожертвований частных лиц, должны были передать городской управе еще в 1884 году. Последняя в течение пяти лет вела переписку с председателем земской управы и, утомленная тщетными попытками вернуть деньги, с 1888 года перестала вносить в смету проценты с полагающегося ей капитала. Все это время 5 тысяч рублей (и проценты с них!) находились на руках Андреева, а в 1889 году он заявил о них очередному земскому собранию, сказав, что ему удалось «отстоять» деньги от посягательств городского общественного управления, и предложил признать их принадлежащими земству. Собрание, тронутое великодушием своего председателя, не задумываясь, покрыло его грехи и решило потратить сумму на постройку сельскохозяйственной школы, а изобретатель периода «затемнения денег» Андреев был отпущен с миром. Историю этого беззаконного прошения и вскрыл Короленко на страницах «Волжского вестника».

Такой же характер носило его вмешательство в дела пароходного общества «Дружина», которым руководил действительный статский советник М.И. Шипов. Краху этого общества Короленко посвятил семь обстоятельных статей, доказав, что истинное положение дел в «Дружине» выглядит совсем не так радужно, как это было представлено в «Нижегородском листке» и «Биржевых ведомостях». Крах «Дружины» Короленко назвал «счастливым банкротством», имея в виду, что оно не повлекло за собой те последствия, к которым обычно приводит несостоятельность крупных фирм. «В данном случае все произошло как-то совсем наоборот: отовсюду несутся похвалы умелости, добросовестности Шилова. Как будто только краха и недоставало, чтобы «умелость» М.И. Шипова засияла в полном блеске»[22].

Свое расследование Короленко начал с внимательного анализа годовых отчетов и балансов общества. Настораживало уже то, что отчеты с 1875 по 1885 год получить оказалось сравнительно легко, но все последующие тщательно скрывались, и достать их оказалось невозможно, несмотря на энергичные поиски. Публицист сумел доказать, что препятствия расследованию чинились для того, чтобы скрыть сеть злоупотреблений вроде скупки правлением общественных акций[23].

Очень большой резонанс имела в Нижнем Новгороде и кампания Короленко против Александровского дворянского банка, систематически разграбляемого его руководителями. Начиная с №11 за 1891 год перед читателями «Волжского вестника» разворачивалась история Александровского банка. Короленко подробно анализирует причины, вызвавшие острый банковский кризис. Каждая из восьми статей представляет собой самостоятельное расследование: «Тревожные признаки», «Банк и гласность», «Устав и практика», «Недоимки и продажа залогов», «Ревизия 1884 года». Помещает Короленко и историческую справку об Александровском банке, отмечая, что в течение 47 лет своего существования эта «сокровищница нижегородского дворянства» не вдохновила никого из своих многочисленных хозяев на составление «коротенького исторического описания».

Выводы Короленко убедительны и четки. Рисуя картины нарушений, он объясняет, почему нижегородское дворянство оказалось плохим банкиром и не выполнило взятых на себя обязательств. Вопреки уставу, в Александровском банке была уничтожена гласность: его отношения с местной прессой характеризовались как систематические гонения, здесь допускались незаконные льготы для заемщиков, результатом которых стали громадные недоимки, а для того, чтобы покрыть растраты М.П. Андреева, банк прибегнул даже к особого рода кредитам. Недопустимо было и то, что известие о привлечении одного из директоров к делу о подлоге застрахованного имущества было оставлено руководством банка без должного внимания.

Кроме статей в «Волжском вестнике», Короленко посвятил делу Александровского банка отдельную брошюру. Он добился ревизии банка, в результате которой несколько директоров были отданы под суд. Жена одного из них отравилась сразу же после ареста мужа, а сам он умер в тюрьме. Общественность Нижнего Новгорода была сильно взбудоражена. И хотя «чувствительные люди стали говорить, что Короленко убивает людей корреспонденциями»[24], он продолжал служить делу справедливости.

Много душевных и физических сил отдал Короленко расследованию дела мултанских вотяков. Этот процесс в конце XIX века всколыхнул Россию. Сегодня о нем мало кто помнит, но любопытно, что именно он подсказал тему столь популярному ныне писателю Б. Акунину для его провинциального детектива «Пелагея и белый бульдог».

5-го мая 1892-го года на окраине села Мултан Вятской губернии нашли труп нищего вотяка – без головы, сердца и легких, со следами уколов на теле. Местные полицейские и судебные власти решили, что имело место ритуальное человеческое жертвоприношение. И хотя врач, осматривающий труп, следов прижизненного мучительства не обнаружил, 11 крестьян-удмуртов были арестованы по подозрению в убийстве. Следствие длилось два с половиной года и велось непростительно небрежно. С самого начала оно ставило своей целью не установление истины, а отыскание доказательств виновности мултанцев. Обвиняемых пытали и били для того, чтобы они сознались в совершенном жертвоприношении. В декабре 1894-го года 10 человек были преданы суду в городе Мамлыже Сарапульского уезда. Семеро подсудимых были признаны виновными и приговорены к каторжным работам.

Мултанские удмурты, обвиненные в человеческом жертвоприношении, на процессе.

Фото 1896 года

24-го января 1895-го газета «Казанский телеграф» нарисовала картину произвола и нарушений элементарных правил судопроизводства. Приглашенный на процесс «ученый этнограф» нес несусветную чушь. На основании сказок и прочих жанров фольклора (да и сказки-то он привел не вотяков, а черемисов!) он утверждал, что у православных христиан – мирных и трудолюбивых вотяков издавна существует обычай человеческих жертвоприношений.

«Делом мултанцев» возмущались многие, но никто не откликнулся на него с такой страстью, как Короленко, который, по его собственному признанию, «поклялся на свой счет чем-то вроде аннибаловой клятвы» и теперь не мог ничем другим заниматься и ни о чем другом думать. Он объехал, обошел всю глухую часть Вятской губернии, опросил местных жителей. «Я посетил село Мултан, – писал он. – Я был на мрачной тропе, где нашли обезглавленный труп нищего Матюшина... Я еще весь охвачен впечатлениями ужасной таинственной неразъяснимой драмы, и мне хочется крикнуть: нет, этого не было! Судьи осудили невиновных!» Вмешательство Короленко не ограничилось выступлением в «Русских ведомостях». Писатель принимает решение побывать на вторичном разбирательстве дела.

Владимир Короленко на процессе мултанских вотяков

29-го сентября 1895-го года в Елабуге подсудимые вновь предстали перед судом. И вновь присяжным были предложены те же слухи и тот же односторонне обвинительный материал. Стенографистов на этот процесс не пускали, но Короленко и журналисты А.Н. Баранов и В.И. Сухоедов записали все, что говорилось на нем, почти дословно. «Мы трое писали три дня, не переставая. У меня отекли пальцы, и сделался пузырь от карандаша, – зато всякий вопрос и всякий ответ занесены»[25]. Изданную ими брошюру «Дело мултанских вотяков» читала вся Россия. В упорной борьбе дважды невинно осужденные были оправданы.

Обложка книги Вл. Короленко, посвященной расследованию Дела мултанских вотяков

Репутация Короленко была столь безупречна, что в кругах русской радикальной интеллигенции между Февралем и Октябрем 1917-го его называли вероятным президентом будущей свободной России[26]. До конца своих дней этот человек не оставлял надежду воздействовать на ход событий. В 1920-м году он обращается с письмами к Луначарскому, упрекая новую власть в своекорыстии и самоуправстве. Поводом для этого обращения была деятельность ЧК, которая вызывала принципиальное осуждение Короленко. «Большевик, – пишет он наркому просвещения, – это наглый “начальник”, повелевающий, обыскивающий, реквизирующий, часто грабящий и расстреливающий без суда и формальностей»[27].

Слова «нравственного гения» на этот раз услышаны не были. Шесть писем Короленко к наркому просвещения, опубликованные в парижском журнале «Современные записки», уже ничего не могли изменить. В декабре 1921-го года Короленко умер. Он был последним из великих русских писателей, которые так и не стали советскими. Последним же великим журналистом стал его современник Влас Дорошевич.

Влас Михайлович Дорошевич.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6