1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9

По утвержденному плану Сидней станет городом небоскребов. Но его не ждет судьба нью-йоркского Манхэттена. Австралийским архитекторам удалось избежать повторения американского опыта. В центре расположены не только банки, акционерные общества, универмаги, но и жилые высотные дома. По вечерам Сидней не выглядит больше мертвым городом, где увидишь лишь охранников да мигалки дежурных полицейских машин.

Небоскребы далеко не единственное мерило австралийских успехов. Главное, на мой взгляд, в другом – на заводах и фабриках Сиднея, как и других городов, в глаза бросаются рациональность, продуманность производственных процессов, высокая организация труда, прекрасно отлаженная система подбора руководящих кадров, сбыта готовой продукции и поставок сырья. Ну и, конечно, здесь нет практики задержек заработной платы, неуплаты налогов и всего того, что свойственно нашей промышленности в современной России.

Как, к примеру, откажешь в умении вести дело Дону Маквильяму управляющему крупнейшей фирмой столовых вин? Он пригласил меня к себе в контору для беседы небескорыстно. Корреспондент наверняка напишет, а это бесплатная реклама. Кто знает, авось пробьюсь на российский рынок. Пробился-таки, правда, не сразу, а через два десятка лет. Дон в то время был сравнительно молод. Но отец доверил ему судьбу пяти заводов и многочисленных виноградников. За бокалом шампанского он рассказывает о себе. Нет, ему не преподнесли нынешний пост на блюдечке с золотой каемочкой. К заветному креслу пришлось идти 20 лет. После окончания университета Дон проработал 11 лет на заводах отца. Сначала мойщиком бутылок, потом на конвейере, в цехах и лабораториях. Приходил раньше и уходил позже всех. Остальные 9 лет постигал секреты производства на аналогичных предприятиях Америки и Франции. Отец отказался бы сделать меня управляющим, говорит Дон, если бы не понял, что я заслужил это место. Я слушал его и думал о глупости нашей пропаганды, десятилетиями изображавшей "буржуев" как толстых бездельников, которым по наследству достается абсолютно все и без всякого труда. Быть может, Дон исключение из правил? Нет, судьба винного магната типична для наследников хозяев заводов, компаний, акционерных обществ и фирм.

Другой пример – Питер Норт, возглавляет автомобильную компанию "Лейлэнд Острелиа". Внешне он словно ходячая реклама своей фирмы, немного консервативной и, конечно, надежной. Молодой мужчина в тщательно отутюженном, устаревшего покроя костюме. Среднего роста, брюнет, рот с решительно сжатыми губами. Они не любят размыкаться, как будто их владелец опасается, что может вылететь больше положенного слов. Австралийцы помнят: в семидесятых лопнули две отечественные автомобильные фирмы. Питеру Норту было поручено поправить дела в этой отрасли промышленности. Нелегкая это задача. У Норта были могущественные конкуренты – американские, японские, немецкие. Альтернатива представлялась простой: либо восстанавливай и расширяй производство, либо убирайся с автомобильного рынка. Среднего не дано.

Как и Дон Маквильям, Норт, сын фабриканта, прошел большую производственную школу. За несколько месяцев в руководящем кресле он полностью заменил высших чиновников фирмы. Остальным напомнил, что высокие посты не даются навечно. Доверие и большую заработную плату надо оплачивать выдумкой, инициативой, упорством в достижении поставленной цели.

– Пусть они немного пораскинут мозгами, пусть не поспят по ночам, делится мыслями Норт. – Каждый и на любом посту должен думать о судьбе фирмы, если мы не хотим быть выброшенными за борт. К примеру, я собираюсь посадить парней, что монтируют стекла, в автомобиль и пропустить через мойку. Пусть поймут, что чувствует человек в проливной дождь, когда вода проникает в машину. – И доверительно склонившись ко мне: – Я заставлю работать у конвейера так, как будто они собирают автомобиль для себя. Иначе нас раздавят, сотрут в порошок. Хочешь выжить, будь сильнее, опытнее других.

Жестокая конкуренция. Она проявляется буквально во всем, и, прежде всего в отборе кадров. Люди моего поколения хорошо помнят критерии, которыми руководствовались в нашей стране кадровики при приеме на работу. Их меньше всего заботило, что представляют собой деловые качества человека. Главным являлось другое – национальность, есть ли родственники за границей, с какого времени они находятся там, где проживают, были ли вы сами за рубежом, где, когда, с какой целью, находились ли вы или ваши родные на оккупированной немцами территории, были ли в плену или интернированы. Не один Сталин, вся советская система страдала паранойей. Не помню, чтобы "чистые" журналисты-международники бежали за границу. Вместо них изменяли Родине те, кто работал под крышей корреспондентов, люди вне подозрений дети номенклатурных работников и сотрудники КГБ. Им было что продать ЦРУ за зарубежные блага жизни.

В Австралии набор кадров выглядел иначе. Возьмем, к примеру, анкету, что передали мне в Сиднее в ходе интервью. И она впечатляла привыкших к советским стандартам не хуже биографий Дона Маквильяма и Питера Норта. Приведу краткое содержание документа на восьми листах.

"Секретно.

Анкета для служащих.

Форма – 1 "Б".

Не может быть использована за пределами нашей компании".

Я беру ее с ощущением опасности. Секретный документ. Кто знает, в чем могут обвинить советского журналиста, обнаружив у него такую анкету. Страх перед "провокациями вражеских спецслужб" нам внушали с пеленок.

– Почему вы решили передать анкету мне, журналисту? – спрашиваю у собеседника.

– Мы опасаемся конкурентов только внутри страны. Насколько я знаю, в Австралии пока нет филиалов советских фирм, – улыбается он.

В гостинице я подробно ознакомился с содержанием любопытного документа. На первой странице шли вопросы под рубрикой "Семья". Поинтересовавшись вашей женой, детьми, авторы анкеты переходили к основному. Они хотели знать многое: владеете ли домом, выплатили ли ссуду за дом полностью или частично, имеете ли машину, какой марки, год ее выпуска, район местожительства в Сиднее, величина квартирной платы, если не имеете собственного дома.

Далее перечислялись вопросы, напоминавшие историю болезни: "Когда последний раз проходили медицинский осмотр? Перечислите хронические заболевания, операции и несчастные случаи с вами за последние пять лет. Страдаете ли головными болями? Подвержены ли аллергии? Болят ли у вас периодически глаза? Сколько сигарет выкуриваете за день? Как часто употребляете спиртное, сколько выпиваете за день?"

Потом следовали вопросы об образовании и опыте работы. Вопросы детальные. Компания хочет знать из этой области все. И только в заключение составители анкеты определяют ваше политическое лицо: "В какой партии состоите? Назовите политические организации, клубы, членом которых являетесь. Ваша профсоюзная деятельность? Ходите ли в церковь, как часто?"

Я не нашел в анкете вопросов о родственниках за границей, о социальном происхождении, еврей вы или нет, были ли вы или ваши близкие под судом и следствием, за что вас исключили из партии. Компания хотела убедиться, насколько вы надежный, подготовленный и физически здоровый работник без "вредных привычек", работник, способный внести свою достойную лепту в борьбу за выживание и прибыль.

Секреты австралийских экономических успехов. Их в промышленности хватает. А как в сельском хозяйстве? Меня этот вопрос интересовал особенно. Не секрет, что со времен принудительной коллективизации, принесшей народу миллионы невинных жертв и уничтожение движущей силы экономики зажиточного крестьянства, советская власть была хронически озабочена необходимостью вывода сельского хозяйства и его неотъемлемой отрасли – животноводства из перманентного кризиса. Та же власть и ее сегодняшние наследники "демократы" закупали и закупают продовольствие за рубежом. И это в России, что до революции с успехом кормила свой народ собственной сельхозпродукцией и даже экспортировала ее за границу!

Поиски палочки-выручалочки, с помощью которой нам обещали догнать США по производству зерна, мяса и молока, велись в самых разных направлениях. При Сталине ликвидировали на корню крестьян-единоличников, оставив им лишь приусадебные участки, насильственно приковали беспаспортного колхозника к деревне, лишив его фактически права на денежную оплату так называемых трудодней. При Хрущеве распахали целину и начали сеять кукурузу даже на севере. При Брежневе родились бесчисленные и столь же неудачные продовольственные программы. При Горбачеве разрушили все, доведя "нехватку продовольствия" чуть ли не до полного его отсутствия. И при всех правителях вкладывали в землю миллиарды, а они бесследно исчезали, как вода в песке жарких пустынь.

Вот почему мне, журналисту, был и сейчас не безразличен опыт Австралии. Естественно, и его не нарисуешь исключительно розовыми красками. Трудности существуют везде. Как справляются с ними на пятом континенте? Сегодня у меня особенно ярко запечатлелась в памяти поездка на животноводческую ферму "Розелекта".

Только что были пригороды Сиднея, сейчас опять знакомый "Хьюм-хайвей" – основная транспортная магистраль страны. Машина несется, словно птица в свободном полете. Никаких помех, автострада – сорок метров безукоризненного бетонного полотна: три ряда в одну, три в обратную сторону. Здесь нет причин постоянно сбрасывать газ. Возможно, поэтому тридцатая миля, оговоренная в моем маршрутном листе, появляется так быстро. Нога на тормоз, машина послушно сбавляет скорость и плавно вычерчивает виток по съезду на сельскую дорогу. Тот же бетон, как на главной автостраде, только лента поуже и протяженность иная – не тысячи километров через всю Австралию, а короткий отрезок в десяток миль.

Последние метры – и машина замирает у белого одноэтажного здания. В нем разместилась дирекция "Розелекты", австралийского чуда, или, проще, процветающей сельскохозяйственной фермы. Внутри дощатые перегородки, старенькие письменные столы, какие-то диаграммы на стенах и, как у нас, раздражающе громкие звуки радио. В окнах типичный австралийский пейзаж, его не спутаешь с нашим. Насколько хватает глаз – мягкие очертания невысоких холмов, чьи склоны разгорожены на загоны, и среди травы одинокие белоствольные эвкалипты.

У меня есть время рассмотреть все это. Питер Мэн, управляющей фермой, не может оторваться от срочных дел, и поэтому приезжего журналиста помещают в приемной, куда не доносятся звуки радио. Подойдя к окну, я рассматриваю черепичные крыши поселка, стадо коров и отару бурых овец. Тишина, покой, будто время остановилось.

И вдруг в гостиную не входит – врывается Питер Мэн. Большой, стремительный, он обрушивает на меня град вопросов:

– Вы действительно из России недавно? Холодно там? Ведь у вас сейчас должна быть настоящая снежная зима!

Отдаем дань австралийской вежливости, беседуем коротко о климате, холодной Сибири, а потом хозяин дарит мне три из своих восьми высокооплачиваемых рабочих часов. Видимо, сделать это попросили по телефону сотрудники министерства иностранных дел из Канберры. Именно они организовали этот визит. Питер рассказывает об истории его старейшей в Австралии фермы, превратившейся со временем в акционерную компанию "Розелекта". Создана 200 лет назад, когда на корабле с английскими поселенцами прибыл ее основатель Джон Макартур.

– Джону было легко, – замечает Питер. – Приехал, получил бесплатно две тысячи гектаров земли. Разводи овец, продавай шерсть. Старая добрая Англия целиком скупала австралийский настриг. Джону до конца жизни улыбалось мягкое теплое шерстяное счастье. Сейчас нам намного труднее, – признается Питер. – Причин несколько. Это широкое внедрение синтетики и, как результат, резкое снижение на международном рынке спроса и цен на шерсть. Затем вступление Англии в Общий рынок и связанная с ним отмена преимуществ для экспорта продукции австралийского сельского хозяйства и животноводства на Британские острова.

Я смотрю на этого приятного в общении толстяка и думаю: нет, не преувеличивает Питер Мэн. И все же он и в его лице 26 акционеров "Розелекты" выстояли, несмотря на трудности жизни. И даже смогли приумножить наследство Джона Макартура. Рецепт выживания простой – максимум изворотливости, инициативы, отсутствие боязни эксперимента и отхода от практики, проверенной годами. У создателя фермы было 2 тысячи гектаров земли, у ее нынешних владельцев – целых 6 тысяч. И не в одном районе, а в трех, удаленных друг от друга на сотни миль.

– Почему такая разбросанность, почему не концентрация собственности в географическом смысле слова? Разве не удобнее, когда все рядом?

Питер снисходительно улыбается. Вот, мол, сразу видно – журналист, не деловой человек, раз задает подобные вопросы.

– Засуха, – объясняет он. – Что вы будете делать со скотом, если на 6 тысячах гектаров сгорит трава? Пустите его под нож или разоритесь на закупке кормов? А так гарантия от сюрпризов природы: в одном месте горит трава, в другом засухой и не пахнет. Скот погружают на мощные специальные тягачи с платформами, и через сутки он уже пасется на зеленых лугах. Эдакие стада-кочевники, где нет пастухов, собак и дорожной пыли. Их заменили грузовые машины. И они быстро перебрасывают по автострадам куда-нибудь в тропики или в горы четыре тысячи коров "Розелекты".

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9