1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16

Таким образом, определенный этап в становлении социологии журналистики как самостоятельной, специальной теоретической дисциплины среднего уровня обозначился. Возникало оптимистическое ощущение, что социологии журналистики уже не нужно «доказывать свое право на существование в системе общественных наук и университетского учебного плана»[46]. Акцентировалась и необходимость сохранения, дальнейшего обогащения гуманистической ипостаси журналистской профессии: «Пришла пора и в исследованиях СМИ, и в организации редакционного производства, и в планировании массово-информационной стратегии на национальном уровне утвердить приоритет антропологических в своей основе концепций»[47].

Вместе с тем не переставали звучать ноты озабоченности по поводу возможной утраты журналистикой ее интеллектуальной составляющей. Вызывали тревогу правовой нигилизм журналистов, а также их профессиональная самодостаточность, выразившаяся, в частности, в недоверии к теоретическим построениям, страдающим, с точки зрения практиков, абстрактностью и умозрительностью.

В конце десятилетия усилилась обеспокоенность научного сообщества положением прессы, радио и телевидения в условиях перехода к рыночным отношениям. Отечественная журналистика столкнулась с последствиями конкуренции, призванной, как предполагалось, выявить лучшее в творческом потенциале плюралистических СМИ, и монополизации, обеспечивающей выживание и успех сильнейшего. Эту ситуацию наши зарубежные коллеги назвали союзом Просперо и Калибана – положительного и отрицательного героев известной шекспировской драмы. Стала явной финансовая и политическая зависимость СМИ.

Иллюзии по поводу рыночных механизмов как единственного способа регулирования деятельности СМИ коренились в двух старых и широко распространенных мифах. Они общеизвестны и не раз подвергались критике со стороны противников и сторонников капиталистической экономики: «1) капитализм определяется свободным потоком факторов производства; 2) он определяется невмешательством политической машины в дела рынка»[48]. Если дело обстоит именно так, то почему в нашей стране государственные дотации все еще служат важным источником финансирования ряда изданий, прежде всего региональных, а вмешательство государства в сферу телевизионного бизнеса приобрело очевидный характер? Подтверждаются ли таким образом выводы о том, что капитализму свойственны частично свободный поток капитала и выборочное вмешательство политической машины в дела рынка?

Скорее всего, в практике отечественной журналистики реализовалась другая научная гипотеза, согласно которой неразвитость новых рыночных структур при одновременно резком ослаблении государственных механизмов может повлечь за собой тяжелые последствия. Будущее наших СМИ во многом зависит от того, смогут ли они избежать «шараханья» из одной крайности в другую, от чего предостерегали исследователи, знакомые с процессом расширения рынка и свертывания государственного регулирования в различных регионах мира[49].

Опыт изучения российских СМИ заставил петербургских авторов констатировать, что складывается феномен «асоциальной журналистики», которая серьезно больна и находится на краю катастрофы[50]. Но критическая направленность размышлений ученых о бедах отечественной прессы не приобрела самодовлеющего характера. В сложном общественном контексте конца 1990-х годов удалось не только сохранить научную идентичность социологии журналистики, но и развить ее конструктивные, прогностические направления. Аналитический срез состояния социолого-журналистской мысли на переломе десятилетий представлен в книге «Журналистика и социология. Россия, 90-е годы»[51]. Она вобрала в себя наиболее интересные материалы, ранее опубликованные на страницах петербургских социожурналистских сборников.

Теория журналистики испытала на себе влияние не только внутриполитических, но и внешнеполитических процессов, протекавших в мире в конце XX столетия. Последнее десятилетие века стало свидетелем того, что наметились некие точки соприкосновения в развитии социологии журналистики в нашей стране и за рубежом, прежде всего на Западе. Конечно, абсолютизировать этот процесс было бы неверно (исторически и методологически). Вместе с тем существенное расширение международного научного сотрудничества, несомненно, привело к сближению различных исследовательских школ и направлений, в том числе в области социологии журналистики.

Одно из проявлений этой тенденции – организация кросс-культурных социологических исследований с привлечением специалистов из разных стран. Расширили наши знания о профессиональных ориентациях журналиста, его отношении к проблеме общечеловеческих ценностей те исследования, которые были выполнены в рамках российско-американских проектов, организованных факультетом журналистики МГУ совместно с партнерами из США[52]. Анализ полученных материалов позволил увидеть новые грани личности журналиста в его включенности в сложный контекст современных социальных отношений.

Петербургские ученые вместе с коллегами из стран Балтийского региона провели многофакторный количественный и качественный анализ газетного дискурса в пространственно-временной динамике. Результаты проекта дали возможность проследить, как общие закономерности функционирования прессы преломляются в конкретно-исторических условиях, в контексте взаимосвязи глобальных и национальных социально-политических процессов[53].

Следует отметить, что в наше время социология во всех ее многочисленных аспектах оказала немалое влияние на оформление науки о журналистике в тех зарубежных странах, которые до недавнего времени объединялись названием «третий мир». Примечательно, что ряд студентов, магистрантов и аспирантов из различных государств Азии, Африки и Латинской Америки, обучаясь на факультетах журналистики российских вузов, специализируются в области социологии журналистики. Одни обращаются к социологическим аспектам деятельности массмедиа своих стран и регионов, другие под тем же углом зрения изучают российские СМИ (в том числе в рамках международных научных программ). Оба эти направления способствуют обогащению социологии журналистики и содействуют углублению взаимопонимания представителей международного научного сообщества.

Эти и многие другие примеры пока не означают появления единого социожурналистского «мэйнстрима» в глобальных масштабах. Видимо, национальные исследовательские «ниши» сохранятся и в обозримом будущем. Несмотря на все нарастающую социокультурную унификацию мира и наличие в деятельности массмедиа тех образцов и моделей, которые приобрели интернациональный характер.

* * *

В заключение несколько общих замечаний.

Мы не ставили перед собой задачу детально анализировать достоинства или недостатки тех или иных концептуальных построений, выявлять сильные или слабые стороны того или иного журналистского инструментария: деятельность авторов, чьи труды упомянуты нами, получила освещение в отечественной и зарубежной научной литературе. Более существенным представлялось продемонстрировать динамику взаимосвязи социологии и журналистики. Одно из важных проявлений этой динамики – формирование социологии журналистики как самостоятельной научной дисциплины.

Слова о том, что «в социологии еще не создано модели столь безупречного строения и столь глубокого охвата, которая могла бы послужить основой для всеобъемлющей науки об обществе. Социология еще не достигла этой стадии развития»[54], можно в полной мере отнести и к социологии журналистики. На отечественном уровне ее современная эволюция вызвала к жизни несколько тенденций. Одна из них связана с более четким обозначением предметной области и выявлением системообразующего ядра этой социально-гуманитарной науки.

Происходит уточнение внутренней логики данной дисциплины, ведется углубленная разработка ее понятийно-терминологического аппарата, определяются основные компоненты теоретико-методологической базы. Это тем более важно, если принять во внимание, что сегодня преподавание социологии журналистики стало неотъемлемым компонентом вузовской подготовки работников СМИ. Концептуальная состоятельность, обоснованность и практическая значимость тех или иных научных положений имеют принципиальное значение для учебного процесса, предполагающего трансформацию «знания для себя» в «знание для других».

В свете тенденции к дальнейшему самоопределению социологии журналистики немаловажен и тот факт, что сейчас в российском научно-педагогическом сообществе ощущается стремление переосмыслить существующие парадигмы теории журналистики, что вызвано объективными обстоятельствами. Меняются условия функционирования СМИ, их структура и типология, содержательное наполнение журналистской профессии. В области теоретической это находит преломление в попытках создания интегративной модели взаимодействия российской журналистики, PR и рекламы в условиях «диктатуры» маркетинговых коммуникаций. Как отмечает московский исследователь В.М. Горохов, эта модель несет в себе как позитивные, так и негативные социальные характеристики. Она расширяет возможности информационного рынка, облегчает доступ к нему и создает равенство возможностей для участников информационно-коммуникационных процессов. Но, по словам того же автора, здесь «заложены и некие асоциальные эффекты, которые связаны с тем, что информационный прессинг, достигающий запредельных уровней, при определенных условиях может привести к всеобщему информационному тоталитаризму»[55].

Стремление к построению некой общей схемы, отражающей особенности протекания информационных и коммуникационных процессов в современном мире, проявляется в социологии массовой коммуникации. На первый план выдвигаются уже не журналистика, даже не СМИ, а средства массовой коммуникации – СМК. Например, доктор социологических наук Л.Н. Федотова пишет: «Для журналистов, социологов прессы, профессионалов, работающих в паблик рилейшнз (ПР), и производителей рекламы СМК являются плацдармом, где осуществляются как долгосрочные, так и краткосрочные цели их организаций; средством реализации не только профессиональных прав, но и обязанностей перед обществом; системой, откуда черпается информация для эффективного функционирования собственной структуры»[56].

У данного подхода есть серьезные оппоненты. По их мнению, вся журналистика не умещается в границах и понятиях коммуникации. С их точки зрения, горизонты восприятия журналистики как особого вида духовно-практической деятельности не расширяются (как это может показаться на первый взгляд), а значительно сужаются, если ее рассматривать исключительно как средство массовой коммуникации. Возникает справедливое, на наш взгляд, опасение, что под сомнение ставится одна из основополагающих черт социологического ракурса исследования журналистики. В определенной степени размывается определение, которое обозначало социологию как «науку, изучающую поведение людей, живущих в среде себе подобных»[57].

Модель социального взаимодействия, подчиняющегося принципам отношений вожака и стада, растворяет индивидуальность в обезличенной, но тем или иным образом структурированной массе. Подобная логика вряд ли отвечает задачам демократических преобразований и даже вступает в противоречие с теориями информационного общества, предусматривающего не только рост информационной обеспеченности подавляющего большинства, но и расширение возможностей индивидуального потребления и производства информации. К тому же возникает опасность «выведения» активной, творческой личности за пределы концептуальных основ журналистики. В свою очередь, деперсонифицированная массовая информация часто остается... без масс. Этот феномен получил освещение в зарубежной научной литературе[58].

Поэтому, во-первых, не утрачивает своей актуальности социологическое изучение журналистики на макроуровне общественных процессов. Как считает петербургский профессор В.А. Сидоров, «понимание смысла социальной действительности, частью которых являются и СМИ, возможно лишь с учетом социально-экономических и политических особенностей конкретного этапа исторического развития общества и соответствующего ему характера социокультурного взаимодействия различных социальных групп, власти и общества, личности и государства»[59]. Во-вторых, особенности социологии журналистики более полно проявляются на мезо- и микроуровнях. Именно здесь раскрывается динамика перехода от восприятия общества как метасистемы к осмыслению средств массовой информации в качестве сложной общественной структуры и, наконец, к рассмотрению деятельности конкретных СМИ, отдельных редакций и самих журналистов.

Другая тенденция обусловлена сложностью и многосоставностъю «отличительного ядра» социологии журналистики, ее синтетичностью, междисциплинарностью, сочетающей в себе «методологию, методы и частные положения социологии, социальной психологии, культурологии, общей теории журналистики»[60]. В определенной степени она носит центробежный характер и связана с общей направленностью развития науки как особой формы отражения действительности. Когда появляются новые отрасли той или иной научной дисциплины, создается впечатление, что она начинает дробиться или, наоборот, втягивать в свою орбиту «посторонние предметы». Так происходит и с социологией журналистики, выявление предметной специфики которой не противоречит расширению ее исследовательского поля. Органично вписываются в ее контекст тендерный анализ, вполне соответствует ее внутренней организации изучение этнокультурных и других «частных» проблем[61]. Закономерно, что в стремлении к высоким обобщениям социология журналистики обращается к достижениям философской мысли. Да и можно ли, например, рассуждать о журналистике как средстве общественного познания, не опираясь на опыт гносеологии?[62]

Подводя итоги, следует заметить, что обсуждение проблем социального функционирования журналистики на рубеже XX и XXI столетий шло в атмосфере открытости, научной принципиальности. Полемика – даже самая острая – отличалась корректностью и уважением к мнению оппонента. Еще раз была подтверждена перспективность и плодотворность того диалогического общения, без которого невозможно поступательное развитие науки, журналистики, да и общества в целом.

в начало

ГЛАВА 2.

СОЦИОЛОГИЯ ЖУРНАЛИСТИКИ В СИСТЕМЕ ТЕОРИИ ЖУРНАЛИСТИКИ

В восприятии студента журналистской специализации все учебные дисциплины делятся на несколько семейств – по принципу близости к практической работе. Во всяком случае, к этому делению подталкивают названия дисциплин. Скажем, «Технические средства СМИ» – это непосредственно пригодится в редакции; «Основы творческой деятельности журналиста» – пожалуй, скорее, профессиональная мастерская, чем дань университетскому академизму; «Социология журналистики» – один из многочисленных предметов «для общего развития»... Встречаются и сложные комбинации оценок, например: «Скучно, но полезно»; «Не нужно, но интересно» и т.п.

Конечно, итоговое мнение о той или иной дисциплине определяется содержанием курса и мастерством преподавателя – иногда оно полностью переворачивает исходную установку. Но на преодоление неверного стереотипа уходят время и энергия. К тому же методика занятий все еще не настолько совершенна, чтобы в квалификации выпускника даже самая отвлеченная (на взгляд профана) теория переплавлялась в непосредственную производительную силу.

Исследователи личности российского журналиста с беспокойством отмечают низкий КПД профессиональной школы: «В процессе получения высшего журналистского образования индивид изучает курс наук, созданный на основе иных, нежели привычные ему обыденные сферы деятельности. Вместе с тем отсутствие специального методологического тренинга, за исключением курсовых и дипломных работ, приводит к тому, что начинающий журналист получает знания в научной форме, а мыслить продолжает в обыденной»[63]. Если дипломированные специалисты мало что прибавляют к вчерашнему интеллектуальному облику прессы, значит, в ней торжествует косность, бесконечное «повторение пройденного» – хотя бы и в сменяющихся ракурсах и декорациях.

Журналистика и социология

Социология журналистики – в высшей степени «практическая» наука, во всяком случае как элемент подготовки будущего профессионала. Именно так мы и будем ее рассматривать в этом учебнике – ничуть, однако, не умаляя ее теоретический потенциал. Чем глубже и вернее предлагаемое ею знание, тем короче путь к ее использованию в качестве инструмента редакционного труда.

Кстати говоря, в отечественной истории теоретическая социология и пресса «находили» друг друга подчас самым причудливым образом. По свидетельству историка Е.В. Тарле, в дореволюционной России преподавание социологии блокировалось властями. В сановных кругах ее называли «блажьлогией». Поэтому вместо университетских кафедр она обосновалась в популярных журналах и газетах, часто принимая форму публицистики[64]. Первое отечественное учебное заведение для социологов – Русская школа общественных наук – было открыто в 1901 г. в Париже. Программа практических занятий включала в себя 4 важнейшие темы, в число которых входила – «Печать в России, политические направления и группировка»[65].

Мы еще коснемся более детально сходства этих двух видов познания и отражения действительности. Сейчас же отметим, что для общества времена высокомерного третирования социологии как бесполезной профессорской выдумки давно миновали. «Социология является перспективой в такой же мере, в какой она является наукой, – пишут авторы фундаментального труда по этой теме Скотт и Салли МакНолл. – Социологическая перспектива побуждает нас искать те пути, на которых поведение и чувства людей формируются более крупными социальными силами, вне контроля и сознания людей»[66].

Речь о том, что социология в целом имеет не только теоретическое, но и громадное, не подлежащее сомнению прикладное значение. То же самое можно сказать и об относительно частном явлении – социологии журналистики. Однако применительно к ней конструкция «не только, но и...» несет в себе также иное содержание: с одной стороны, это своеобразная ветвь социального познания, с другой – целенаправленное исследование журналистики. В данном разделе учебного курса нас больше занимают связи социологии журналистики с миром теории, тогда как в следующем разделе внимание будет сосредоточено на практической применимости научно-методического инструментария (социожурналистика).

Как и любая ветвь обществоведения, социология журналистики тяготеет к объективному анализу картины мира. Классик русской и мировой социологии Питирим Сорокин настаивал на том, что избранная им наука «должна решительно порвать с дилетантским философствованием, грудой слов покрывающим отсутствие знаний. Она должна отрешиться от всяких предпонятий, отправляться от факта, идти к фактам и кончать фактами»[67]. Развитый интерес к общественному содержанию и развитию событий, их целостное видение и отображение, безусловная верность реальным фактам, иммунитет к соблазну «предпонятий» – все это теория и практика прессы перенимают у науки об обществе. Причем сочетание названных качеств вовсе не предполагает квазинаучного засушивания текстов. Наоборот, взаимопроникновение такой социологии и такой журналистики способно создать базу для живого, яркого по форме, увлекательного диалога с читателем. Ничто здесь не противоречит творческой самобытности корреспондента.

Вместе с тем надо подчеркнуть, что под симбиозом двух видов Деятельности имеется в виду именно их взаимообогащение, а не поглощение одного другим. В литературе же чаще принято рассматривать их сосуществование, чем соединение. При этом социология, по недоброй традиции, подается как «материнская» область, из которой пресса черпает достоверное знание (о мире, статусе и функциях самих средств информации, о методах познания и отражения действительности). Социология – заведомо «высокое», а пресса – «низкое», обыденное явление, которое может быть лишь слегка облагорожено привлечением интеллектуального капитала и методических приемов, накопленных в исследовательских лабораториях.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16